Василий Головачёв - Застава
Вода в озере на глубине пяти-шести метров вовсе не была такой прозрачной, какой казалась с берега. Пришлось воспользоваться особыми поляроидными очками, улучшающими обзор в мутных средах.
Солома плыл первым, за ним, выстроившись ромбом, устремились Лом, Корень и Док.
Вода в мае здесь была ещё холодной, озеро прогревалось только к середине июня, однако особый двойной слой гидрокостюмов держал тепло человеческого тела не хуже пуховика, и плыть было комфортно.
Плыли ровно двадцать минут, остановились на глубине девяти метров, хотя корпус яхты не увидели. Теперь надо было ждать, когда неподалёку проплывёт катер Кости, который должен был сориентировать их точно, а заодно и отвлечь пассажиров яхты. По данным спутниковых наблюдателей, народу на судне было немного: шесть матросов, рулевой, капитан, сам Дворковиц и четверо его бодигардов.
Ждать пришлось недолго.
Вскоре послышалось татакание лодочного движка, далеко разносившееся в воде, затем катер подплыл ближе, и Солома услышал гундосый голос Кости; лейтенант опустил в воду антенну ультразвукового передатчика, использующего язык дельфинов:
— Командир, всё тихо, яхта стоит там же, где и стояла, никакого движения не отмечаю, действую по плану.
Голос умолк. Мотор катера заработал сильнее, стал удаляться.
Солома сориентировался, поднял над головой руку и ткнул кулаком вперёд.
Костя лишь один раз посмотрел на яхту в бинокль, когда катер вышел из укрытия и направился к середине плёса, раздвигая носом водяные усы. После этого Фёдоров должен был делать вид, что яхта его не интересует.
Наступил вечер, температура воздуха снизилась, но было тепло и даже жарко по местным понятиям — около двадцати градусов. В глади озера отражались облака, полоса леса на берегу, издалека прилетали звуки музыки, скорее всего с борта яхты, кричали чайки, стучал мотор, и это были единственные шумы, доносившиеся в кокпит рулевого.
Катер заметили.
Яхта «Труффальдино» была далеко не морского пользования, но всё же она была достаточно крупной: от носа до кормы — двадцать пять метров, две палубы, верхний спардек с рубкой управления футуристического вида — похожей на клюв экзотической птицы, два ряда иллюминаторов по бортам.
Люди в синих с белым робах — матросы — появились на второй палубе, переходящей в кокпит такого же футуристического вида, что и рубка.
— Двое, — заметил Тимур, сидящий за козырьком катера и небрежно держащий штурвал.
— Вижу, — отозвался Костя.
Катер продолжал шлёпать по воде в том же направлении, намереваясь пройти совсем близко от яхты.
На палубе появились ещё двое пассажиров, но уже в чёрном. Это были телохранители Дворковица.
Тимур взялся за бинокль.
— Вроде как люди с виду…
— Они и есть люди, — буркнул лейтенант. — Ксеноты умеют выбирать себе слуг, тем более что злобно-лживых тварей, подонков и нравственных уродов среди людей хватает. Им всё равно, кому служить. Опусти бинокль, начинаем работать.
Тимур спрятал бинокль.
Катер подошёл на расстояние около полусотни метров к яхте, снизил скорость.
— Давай!
Тимур скрылся в люке, ведущем под кокпит.
Мотор катера внезапно затрещал (трещал, конечно, не мотор, трещотка была приготовлена заранее) и задымил.
Костя сбросил скорость до нуля, выключил мотор.
Катер по инерции прошёл ещё метров двадцать и остановился, покачиваясь на им же поднятых волнах.
Из трюма высунулся Тимур, проорал: горим! — снова скрылся под кокпитом.
Костя бросился за ним, боковым зрением отмечая, что зрителей на борту яхты стало больше.
Несколько минут шла «борьба с огнём» (имитация удалась, дыму вырвалось из люка много), потом на палубу вылез Костя, весь грязный, в рваной тельняшке, вытер руки ветошью.
— Эй, что там у вас? — прокричали ему.
Он выругался, провёл ветошью по лицу, прокричал в ответ:
— Движку п…дец! Накрылся медным тазом, старый. Не поможете?
— Чем?
— На буксир возьмите, до деревни какой-нибудь отбуксируйте.
— Сами добирайтесь, — мрачно посоветовал один из парней в чёрном. — Мобила есть? Звони, вызывай спасателей.
— Да кто ж сюда сейчас поплывёт? Вечер на носу. А вам всего-то полчаса потратить. У нас и вёсел-то нету.
— Руками гребите, — пошутил сосед телохранителя, такой же здоровяк.
Костя сплюнул.
— Спасибо за добрые слова, урод, да только засунул бы ты свои советы себе в жопу!
— Чё ты сказал?!
— Чё слышал.
Из люка показалась голова Тимура.
— Ну, чего они?
— С-суки! — громко, так, чтобы его услышали на яхте, сказал Костя, махнув рукой. — Олигархи грёбаные! Давай ремонтироваться.
Он был уверен, что стрелять телохранители Дворковица не рискнут, зато грубые обидные слова наверняка должны заставить их запсиховать и устроить показательную порку матросам катера. Подобные им типы были уверены, что именно они являются повелителями жизни.
Команда Дворковица отреагировала на его эскападу, как он и рассчитывал.
Матросы шустро спустили на воду лёгкий ялик, в него спрыгнули два телохранителя в чёрном и матрос.
Ялик оказался миниатюрным катерком, снабжённым водомётным движителем. Загудело, зашипело, и он заскользил по водной глади к катеру триэновцев.
— Приготовься, — сказал Костя, глянув на часы. — Наши должны уже быть здесь.
Ялик лихо развернулся, окатив волной корму катера…
Дно яхты повисло над головой тушей сдохшего кита.
— Я поднимусь на борт, — сказал Солома в микрофон ультразвуковой рации, — открою донный створ для аквалангистов. Как только он начнёт открываться, вы врываетесь в трюм.
Бойцы показали большие пальцы, подтверждая приказ.
Виктор поднырнул под киль, плавно поднялся к урезу воды, высунул световодный перископ.
Горизонт был узок, но всё же передаваемое изображение давало представление о снимаемом пейзаже: с борта яхты никто в воду не смотрел.
Стали слышны голоса, доносившиеся с другого борта. Разобрать, что говорят, было невозможно, однако Соломин понял, что матросы обсуждают ситуацию с приблизившимся катером Кости и Тимура. Освободившись от акваланга, ласт и дополнительного оборудования, Виктор подвесил сетку с ними к килю на липучке, надел на ладони ещё две липучки, способные удержать человека массой больше ста двадцати килограммов на отвесной стене, и ловко взобрался по борту до первой палубы, минуя иллюминаторы.
Борта первой палубы оказались забранными решётками и листами прозрачного стекла, поэтому пришлось карабкаться выше, до второй палубы.
К счастью, пассажиры и матросы яхты всё ещё были увлечены разыгранным Костей спектаклем и на противоположный борт не смотрели. Расчёт Соломина, учитывающий такие человеческие качества, как любопытство и расслабленность в моменты, когда ситуация кажется абсолютно контролируемой, оправдался.
Борт второй палубы был не выше метра, Солома, в чёрном «трико» «Амфоры» похожий на киношного ниндзя, перемахнул через борт и прижался к стенке каюты слева, прислушиваясь к непрекращавшемуся шуму. Из оружия у него был пистолет «Мурена», готовый к применению и в воде, и на суше, а также морской кинжал «Скат» с выгравированным на рукояти дракончиком (это был символ «Ксенфорса»), но применять их не хотелось, можно было сорвать операцию.
Капитан метнулся к корме, где яхта имела один из лестничных коробов, соединявших палубы.
Гидрокостюм на нём, даже лишённый спецремней со спецаппаратурой и спецприспособлениями, в которые входили фонарь, органайзер, компас, ласты, акустическая рация, «карандаш» подсветки, гранаты, липучки, дымовая шашка, крюки с леской, обоймы с химикатами, весил около четырнадцати килограммов, в общем-то многовато для использования на суше, но благодаря особым вставкам под мышками, локтями и коленями передвигаться не мешал.
На корме никого не было.
Солома ссыпался по ступенькам лестницы вниз, на первую палубу, хотел было проверить — в каюте ли господин Дворковиц, но передумал. Разработанные оперативные планы никогда не бывают идеальными, но и менять их по ходу операции рекомендовалось лишь в крайних случаях, когда на кону стояла цена успеха. То есть когда насущным становился вопрос: идти дальше и умереть или отступить.
Дверца в кормовое помещение, из которого начинался спуск в трюм, была приоткрыта. Но раздумывать о причине этого было некогда, в коридоре со стороны бака яхты послышались голоса, и Солома нырнул в проём двери, одним движением закрывая её за собой.
Это было машинное отделение яхты, умещавшее дизели, дающие яхте ход, а также подогревающие воду бойлеры, баки для пресной воды и трубопроводы. Двигатели были заглушены, но у двух цилиндров, занимающих почти весь отсек, обвешанных лесенками и штангами с аппаратурой, возился матрос, поглядывающий на стойку с приборами перед ним. Он стоял вполоборота к Соломе и мог заметить его в любой момент. Пришлось прыгать с лестничной площадки к ограждению двигателей и бить оглянувшегося матроса рукоятью пистолета по голове.
