Филип Дик - Стигматы Палмера Элдрича (сборник)
– Сэр, — фыркнул железка, — портативный телевизор — это не то устройство, при помощи которого смерть…
– Ты хочешь сам заняться поисками убийцы своего господина, — спросил Фут, — или все же предоставишь это мне?
– Разумеется, мистер Фут, это ваша работа.
– Спасибо, — ехидно поблагодарил детектив. И задумался над тем, как ему удастся открыть этот предмет, маскирующийся, как хамелеон, под портативный телевизор. Потому что если он не ошибся в своих подозрениях, то предмет этот раскрыть будет очень нелегко, потому что он специально был конструирован таким образом, чтобы не допустить посторонних в свое нутро.
Интуиция подсказывала ему, что пройдет еще немало времени, прежде чем удастся заглянуть внутрь «телевизионного приемника», невзирая на применение разнообразных механизмов, имеющихся в его мастерских. У него в руках машина–убийца. Но чем она может ему помочь?
Глава 21
Нить. След начинался у деформированной алюминиевой рамы окна, там, где было оплавлено стекло; железки Фута тщательно изучили раму, сфотографировали и изучили поврежденный участок, высчитали, насколько просел металл, подсчитали давление в килограммах, которое могло бы вызвать такую деформацию.
Железки Фута собирали информацию, как и положено таким добросовестным и высокоэффективным машинам. Но сам Фут испытывал глубокое безразличие к происходящему, ему было скучно, он наблюдал как бы со стороны.
– Пятно крови, мистер Фут, — доложил один из железок.
– Хорошо, — безразличным тоном отозвался он.
Железка Линдблома, который открыл датчик, находившийся за стенным шкафом в толще стены, сообщил:
– Датчик, реагирующий на сигналы мозга, указывает на наличие…
– Человека, — подхватил Фут, — который прошел мимо; датчик записал альфа–волну его мозга.
– Звуковой датчик содержит… — начал железка.
– Человек говорил, — продолжил за него Фут. — Он пришел сюда, чтобы убить спящую жертву, и все же он говорил достаточно громко, чтобы голос его можно было записать на кассету.
– И не только громко, — сказал железка, — но и отчетливо. Если хотите, мы перемотаем кассету, и услышите все с самого начала.
Фут пробормотал:
– Нет, спасибо. Я подожду. Потом.
Один из его собственных железок восторженно воскликнул своим пронзительным металлическим голосом:
– Три человеческих волоса, причем волосы эти не принадлежат убитому!
– Работай дальше, — сказал Фут.
Появятся и новые улики, сказал он себе, которые позволят найти убийцу. У нас есть запись волны его мозга, его отчетливый голос, мы знаем его вес, у нас есть капля крови, хотя весьма странно, что он без всяких видимых причин пролил каплю крови в центре комнаты, причем одну только каплю.
Через десять минут был найден обрывок костюмной ткани. А затем на низком журнальном столике были обнаружены отпечатки, не принадлежавшие убитому.
– Можете остановиться, — сказал Фут своим железкам.
– Но, сэр, — возразил один из них, — мы ведь еще можем найти…
– Вы уже нашли все, на что способна стандартная модель «Айзенверк Гештальт–махер 2004»: запись голоса, отпечатки пальцев, волосы, капля крови, обрывок ткани, указание на вес тела и альфа–волна головного мозга.
Этого вполне достаточно, и на этом этот список исчерпывается. На основании этих данных любой правильно запрограммированный компьютер дал бы следующий ответ: у нас есть семь факторов для опознания. Собственно говоря, шесть из них были лишними. Хватило бы записи волны головного мозга или отпечатков пальцев.
Именно поэтому эта западногерманская машина, изготовленная еще во время войны, вызывала у него раздражение: она уж слишком тщательно делала свою работу. Можно было бы отказаться от девяноста процентов ее механизмов, и тогда портативный телевизор весил бы как раз столько, сколько нужно. Однако, машина явилась плодом педантичного немецкого характера — страсти доводить все до совершенства.
Теперь, когда у него есть целый ряд улик, возникает вопрос: каким именно компьютером, содержащим данные о населении, следует воспользоваться? Он мог выбрать один из трех, и каждый из них обладал огромным банком данных, тех самых, которые, по странному совпадению, были найдены его железками в этих двух комнатах на протяжении последнего часа.
Он мог бы отправиться в Москву. Компьютер ВВ–7, вероятно, нашел бы ему досье, соответствчющее семи обнаруженным им уликам. Или прибегнуть к помощи компьютера 104–11–3 в Ист–Парке. Или обратиться к Мегалингву 6–У в Агентстве йенсенистов в Нью–Йорке; он мог бы воспользоваться им, хотя банк его данных небольшой и весьма специфический и содержит досье исключительно на йенсенистов как усопших, так и здравствующих поныне. Потому что интуиция подсказывала ему, что машина оставила улики на йенсениста, а не на одного из миллионов подземных жителей, досье на которых никто никогда не заводил.
Уэбстер Фут сразу же нашел веский аргумент против использования Мегалингва 6–У. Его клиент, Стэнтон Броз, сразу же узнает обо всем, не покидая свое женевское логово.
Но учет интересов всех сторон заставляет действовать так, чтобы Броз не получил информацию.
И поэтому нужно выбрать московский компьютер ВВ–7, потому что именно к нему доступ Броза наиболее ограничен.
Направившись к аэромобилю в сопровождении двух железок, тащивших тяжелые ящики, он подумал: «любопытно, какое досье выдаст компьютер, приведя таким образом в движение механизм правосудия в его карательной ипостаси? На кого из йенсенистов указывала машина–убийца?». Он осторожно поставил псевдотелевизор на заднее сиденье, еще раз подумав об его огромном весе, который, собственно, все и выдал: эта машина может замаскироваться под любой предмет среднего веса, но не может не повиноваться закону земного тяготения.
Он уже догадался, чье досье ему предстоит увидеть. И ему было интересно проверить свою интуицию.
***
Через три часа, которые он безмятежно продремал, пока аэромобиль вел пилот, Уэбстер Фут прибыл в Москву.
Под аэромобилем он увидел напоминающие разбросанные детские игрушки павильоны Айзенблада; Фут всегда с интересом рассматривал эту огромную фабрику лжи. И поэтому приник к иллюминатору, отметив, что со времени его последнего визита в Москву павильонов стало еще больше, появилось несколько новых сооружений, сложенных из остатков разрушенных зданий построили их железки, и работа в них, вероятно, уже идет полным ходом.
Снимают фальшивые эпизоды о разрушении городов. Он вспомнил, что на очереди фильм о Сан–Франциско — а это означает, что будут строить мосты через «залив», насыпать «горы», одним словом, работа найдется для всех макетчиков.
А там, где некогда стоял Кремль, до того как американская ракета «Королева Дило» стерла его с лица земли, виднелась вилла маршала Харенжаного. На всей земле существовало только одно поместье, более обширное, чем владения маршала Харенжаного.
Разумеется, речь идет о женевском поместье Броза. И все же этот огромный парк и огромное здание не могли не впечатлять. И к тому же поместье Харенжаного не было таким мрачным и запущенным, как поместье Броза, при виде которого казалось, что внутри у него бесчисленные черные твари повисли повсюду вверх ногами, обхватив себя потрескавшимися от старости кожаными крыльями. И подобно своим запдемовским коллегам, маршал был солдатом по призванию, а не лодырем–политкомиссаром. Хотя был не прочь повеселиться в компании своих друзей. И девушек. И ни в чем себе не отказывал.
Но так же, как и генерал Холт, он по–прежнему оставался подчиненным Броза, хотя номинально и командовал целой армией железок–ветеранов.
Пока его аэромобиль заходил на посадку, Фут размышлял о том, как этому восьмидесятидвухлетнему дряхлому, но в то же время необычайно хитрому чудовищу удается сохранять власть. Правда ли, что у него в Женеве есть электронное устройство, что–то вроде предохранителя, которое в случае возникновения кризиса не даст Харенжаному и Холту поставить под ружье всех железок? Или существуют более глубокие и менее явные причины?
Может быть, дело в том, подумал он, что секта христиан называет «сменой апостолов»? Логическое обоснование будет следующим: до Третьей Мировой войны власть в Зап–Деме и в Нар–Паке принадлежала военным; гражданские правительства представляли собой жалкие остатки Лиги наций. И эти, похожие как сиамские близнецы, соперничающие между собой структуры, беспрекословно подчинялись своему «полубогу», хозяину фабрик лжи Готтлибу Фишеру. Они правили при помощи циничной и ловкой манипуляции всеми средствами массовой информации. Но сами военные не знали, как поставить себе на службу средства массовой информации, а вот Фишеру это было прекрасно известно. А когда началась война, две соперничающие системы заключили между собой сделку. Фишера к этому времени давно уже не было в живых, но у него остался один ученик. Стэнтон Броз.
