Илья Новак - Высокая магия
– К лестнице давай! Свод…
Свод обвалился.
* * *Я еще успел заметить прозрачный купол, возникший над поднявшим руки аскетским шаманом. Обломки свода обтекали его, но силы Красной Шапки были не бесконечны – купол быстро съеживался. Каменные глыбы заскакали по полу, одна из них ударила в алтарь и перевернула его на нас с Сэмкой.
Много вина. Выше и выше
1
Который час? Я сел. Хотел потрогать подбородок, но вместо этого с размаху заехал себе чем-то твердым в скулу. Рука отозвалась болью, я с удивлением глянул на нее и вспомнил, что к чему. Пропитанная составом тролля-лекаря материя превратилась в гипс, из-под края его торчали согнутые пальцы. Вообще-то я на удивление легко отделался, после такого ранения можно и без руки остаться. Вот шея болит сильно. Другой рукой я помассировал ее, повернул голову из стороны в сторону – в шее хрустнуло.
Заодно уж и рассмотрел, где нахожусь. Небольшое помещение с низким потолком и устланным грязными влажными тряпками полом.
Хорошо, хоть не связан… Я медленно встал и шагнул к решетке в одной из стен. Прутья толстые и частые, сквозь них виднеется стена коридора. Из стены торчит горящий факел. Подергал решетку, увидел с наружной стороны засов, до которого не мог дотянуться, попятился и присел на корточки. Так, с этим ясно. То есть ясно, что я в камере, но вот где находится камера? И сколько сейчас времени? Там, в подземельях, я как-то сбился со счета… И Сэмка Маркелыч, где он?
Опять шагнув к решетке, я выкрикнул:
– Эй, есть кто?
Тишина. Даже эха не было – мой голос словно утонул в камне, стих, как только я закрыл рот.
– Пить хочу! – громко произнес я. – И жрать тащите!
Никого и ничего. Я принялся загибать пальцы. Ван Бер Дерен… Пен Галат… барон Буэн Ретиро… печально знаменитый аскетский шаман Красная Шапка по прозвищу Уничтожитель Племен… Все они пытаются завладеть этим таинственным заклинанием? Очень уж много народу замешано, да не простого народу… Ну хорошо, большинство – местные, из Кадиллиц, а вот шаман? Он приперся в такую даль тоже ради макгаффина? Удивительно! По сравнению с Красной Шапкой даже гоблин-пират Дерен был мелкой сошкой. Как аскет узнал про макгаффин в своих горах?
Я обдумал это. Мариха, постельничная Протектора, тоже ведь аскетка. Может быть, это она рассказала…
А еще эльфы в черном. Этот, с седой косой, – кого-то он мне напоминал. Но я ни разу не смог толком разглядеть его. Эльфы тут вообще при чем? В смысле, они самостоятельная сила или действуют по чьему-то заданию? Уж очень они хорошо тренированные бойцы, ребят Сэмки Маркелыча покрошили так быстро, почти походя… Странно, до сих пор я видел только одного эльфа, который по-настоящему хорошо умел драться – Лоскутера.
Да, и Сэмка! Где он? И вообще, он еще жив?
Я повернулся и сел, привалившись спиной к решетке. Надо посетить Патину и попытаться найти какие-нибудь сведения там. На общественные пятна иногда просачиваются самые неожиданные слухи. Я закрыл глаза и прикоснулся скрюченным пальцем к родимому пятну. И тут же услышал шаги.
Возле решетки стоял старый сгорбленный гном. В одной руке он держал лампу с тускло горевшим фитилем, в другой была связка ключей на широком кольце. Гном повесил ключи на свой пояс и, подслеповато щурясь, заглянул в камеру. Оружия у него не было.
– Папаша! – Вскочив, я шагнул к решетке. – Где это мы?
Вблизи он казался еще более старым. Лицо все в черных крапинках, вместо обычной гномьей бороды – редкая седая щетина. Голова тюремщика чуть тряслась. Он равнодушно оглядел меня слезящимися глазами и медленно повернулся.
– Где мы находимся? – громко повторил я. Гном затопал прочь по коридору.
– Крыжовник!
Он сделал еще пару шагов, остановился, постоял спиной ко мне и вернулся обратно.
– Кры-жов-ник… – со значением повторил я.
Тюремщик наклонился – я почти слышал, как скрипит древний хребет, – поставил лампу на пол, выпрямился и взглянул на меня.
Я произнес, причем ухитрился сделать это одновременно и просительно и требовательно:
– Открой!
Голова затряслась сильнее, он повернулся, будто высматривая, нет ли кого-нибудь в коридоре, и снял с пояса ключи. Заскрежетал замок, висящий на засове.
– Молодец, папаша, – пробормотал я, выходя в коридор. Тот изгибался в обе стороны, слева было темно, из-за другого поворота лился тусклый свет факела. Рядом виднелась решетка еще одной камеры. Гном задвинул засов, поднял лампу и встал передо мной.
– Тебя как звать? – спросил я. – Давно я здесь? Где мы?
Он приоткрыл слюнявый рот и пятерней свободной руки ткнул себя в губы:
– Ым-м…
– Ты… немой, что ли?
– Ыму.
– Ну, извини тогда. Крыжовник, а? Выведи меня отсюда.
Гном направился прочь по коридору, шаркая ногами. Я пошел следом. За поворотом обнаружилось еще несколько решеток, из-за одной вдруг донеслось:
– Эй, братуха…
– Стоять! – Положив ладонь на плечо тюремщика, я повернулся.
Из глубины камеры появился Сэмка Маркелыч. Куртку свою он снял и обмотал вокруг поясницы. В свете факела лицо Маркелыча казалось мертвенно-бледным. Рукава закатаны, порванная на плече рубаха расстегнута до пупа, обнажив исцарапанную грудь и волосатый живот.
– Здесь хоть не так жарко, а? – спросил я у него.
– Этот хмырь тебя выпустил?
– Открой, – сказал я тюремщику. Гном повернулся и взглянул на Сэмку:
– М-м…
Он покачал головой и шагнул дальше по коридору, но я удержал его за плечо и развернул к себе.
– В чем дело? Говорю тебе – открой!
– Ым-м… м-м… – Он показал на меня и кивнул, потом ткнул пальцем в Сэмку и вновь покачал головой.
– Ты только мне согласен помочь, а другим – нет?
Он опять кивнул и собрался уйти, но я схватил его за шею, наклонился и сдернул ключи с ремня.
– Так, папаша, не будем спорить. Выпуская его, ты мне и помогаешь, понял?
Он не сопротивлялся, но и помогать не хотел. Я сам открыл решетку, Сэмка шагнул наружу и принялся разглядывать коридор.
– Где это мы?
– Я думал, ты знаешь. Этот старик немой, не может сказать. Везет мне последнее время на молчаливых гномов. Тебе место незнакомо, как я понимаю?
– Все оружие забрали! – Сэмка хлопнул себя по бедрам. – Даже стилет, который я в сапоге держал. Не, Джанки, незнакомо. Но, чую, над нами еще много этажей. Давит сверху, э? Надо выбираться.
– Выведешь нас отсюда? – спросил я гнома.
Он разыграл целое представление. Двигая двумя пальцами, стал показывать, как мы идем, потом топнул ногой по полу, поднял руку вверх, что-то промычал и затряс головой пуще прежнего.
– Чего он? – спросил Маркелыч.
Наблюдая за гномом, я пояснил:
– Он вроде… Ну типа из этого места он нас выведет, но из всего здания – нет. Ну да, он же простой тюремщик, понимаешь? Хозяйничает здесь, в камерах, а не снаружи…
– Знать бы, где эти камеры находятся, – проворчал Сэмка.
Я подтолкнул гнома, и он повел нас дальше.
– В городской тюряге бывал пару раз, – сказал Маркелыч. – Не похоже на нее это место. Слышишь гул?
– Ага.
Уже знакомый мне звук, в который вплетался плеск, проникал снизу.
– Эй, папаша! Вот это что шумит?
Старик, не оборачиваясь, сделал волнообразное движение ладонью. Сэмка спросил:
– Но как ты его заставил тебя выпустить?
Мне, пожалуй, нравился Сэмка Маркелыч, но Жаргалай, Голова гномьей разведки, предупреждал насчет разглашения этой тайны, и я ответил:
– Случайно так получилось. Он думал, я без сознания, и открыл решетку.
– Да? – Если Сэмка и не поверил мне, то не стал прямо говорить об этом. – Он, наверное, тыщу лет здесь служит, а так обшибся…
– Видать, мозги от старости разжижились, – предположил я.
– Може и так, Джанки.
Коридор закончился открытой дверью, за которой виднелась комнатка с маленькой гномьей кроватью, печуркой и низким столом. В углу на каменном полу лежала груда грязной посуды, рядом – еще одна дверь. Гном остановился.
– Дальше не пойдешь? – спросил я у него.
– Ы-ым…
Он проковылял к кровати и лег на нее, явно давая понять, что вставать в ближайшее время не собирается.
Маркелыч быстро шагнул вперед и выудил из груды посуды широкий тесак с ржавым лезвием.
– Не-ка, совсем тупой… – проворчал он, трогая лезвие пальцем.
Я тем временем глянул за дверь. Лестница, узкие ступени, капли влаги на каменных стенах, отблеск факельного огня и ток холодного воздуха откуда-то сверху…
– Куда мы все же попали? – продолжал недоумевать Маркелыч, выглядывая из-за моего плеча. – Думал, весь город знаю, а тут…
Я шагнул на лестницу и прислушался. Ничего, только факел потрескивал где-то наверху.