Андрей Ливадный - Ковчег
— Ты бредишь, сэр Рогман! — запальчиво произнес Бриан, с досадой сплюнув изжеванную травинку. — Болезнь повредила твой рассудок! Если следовать твоей логике, то я должен возлюбить зверозубых подонков, которые крадут наш скот и воруют детей за околицей сел?!
Несколько секунд в воздухе витала напряженная тишина.
Рогман в какой уже раз вдруг ощутил приступ внутренней слабости, беспомощности, будто был дряхлым, древним старцем, да еще вдобавок ко всему и слепым. Он брел в своих мыслях на ощупь, следуя извилистому пути скорее интуитивно, ловя очертания незримых стен болезненными, стертыми в кровь кончиками пальцев. Это не являлось полностью осознанным процессом, часто слова рвались с губ помимо воли, и только позже его настигал ИХ СМЫСЛ…
— А что ты будешь делать, когда падет последний из них? — глухо спросил Рогман, исподлобья посмотрев на разъяренного воина.
— Не в этой жизни, юноша… — нервно хохотнул Бриан. — Их слишком много!
— Я прошу тебя только представить. Бриан нахмурился.
— Не знаю! — наконец с раздражением ответил он. — Наверное, найдутся другие ублюдки, которые придут на смену зверозубым. Свято место пусто не бывает…
— Ты судишь их по законам своей морали и своей логики. В этом твоя ошибка. Они слишком непохожи на нас. Они ДРУГИЕ, понимаешь? И с их точки зрения ублюдок — это ты.
Рогману казалось, что он разговаривает не с Брианом, а сам с собой. И убеждал он больше себя, чем сбитого с толку, раздраженного воина. В его голове вопросов теснилось больше, чем имелось ответов на них.
— Слишком много крови… Крови из-за непонимания друг друга. Да никто и не пытается что-то понять, и человек, и дрон, и дикие обитатели подземелий — каждый живет от сих до сих… — Он выразительным, рубящим жестом обозначил некие границы незримого отрезка. — От рождения до смерти и не задумывается о смысле происходящего вокруг.
— Ты, что ли, задумался? — мрачно осведомился Бриан.
— Да… — с внезапной твердостью в голосе ответил Рогман. — Потому что мне больше незачем бороться, в твоем понимании этого слова. Мои враги мертвы. Моя мечта сбылась. И жить мне осталось не больше года, я слышал, как говорила с тобой на эту тему Мать Цветов.
При этих словах Бриан побледнел.
— Не беспокойся… я уже пережил это… внутри себя. — Рогман чувствовал, что душа собеседника рвется ему помочь, ободрить, утешить, но Бриан откровенно растерялся, не зная, что сказать. — Когда отпадают сиюминутные проблемы, когда лежишь и понимаешь, на что истратил свою жизнь, становится обидно… Почему я сразу не ушел за Перевал Тьмы? Зачем бродил по Сумеречной Зоне, лелея свою ненависть к тем, кто не мог относиться ко мне иначе, ведь с точки зрения ИХ законов и взглядов я действительно являлся выродком.
— Но… — попытался вставить слово Бриан, только Рогман не захотел слушать его возражений.
— Прости… Выслушай меня, пожалуйста, а потом поступишь так, как подскажет тебе сердце. Попробуй на секунду влезть в мою шкуру, отрешись от своей ненависти, взгляни на дронов без пелены вражды… Скажи, только беспристрастно, — кто они?!
Странник нахмурился.
— Думать о ВРАГАХ без ненависти? Достойное испытание для Бешеного Пса!..
И все же что-то он смог. Конечно, отрешиться полностью не получилось, но он увидел их, сгорбленных зеленокожих воинов, бредущих по обледенелым горным тропам в сторону зияющего зева пещеры, вход в которую затягивала бурая слизистая пленка. Холодное голубое солнце над головой. Голод. Вечная борьба за крохи… Ненависть… Горячие, согретые желтым солнцем равнины людей сладким, желанным до дрожи ломтем лежат внизу. Магнит, обрамленный веселой зеленью лесов. Гулкий пульс крови в висках, бурчание голодного желудка, мысли, редкие, как одинокие деревья в бескрайней степи, все низведено до уровня инстинкта… Убить, чтобы поесть. Поесть, чтобы ощутить тепло в брюхе. Продолжить свой род.
— Страшно… — скрипнув зубами, вдруг произнес Бриан.
Рогман молчал. Он уже испытал нечто подобное. Ему тоже стало страшно, когда он понял, что ему хочется взвыть над телом Эргавса. Все зло Сумеречной Зоны, вся ненависть к своим хозяевам бледнела, блекла перед тем, что он ощутил в те страшные мгновения. Неужели ему необходимо было пройти жуткими путями своей ненависти, чтобы вдруг ощутить это: ледяной, умирающий Мир вокруг, который медленно, но совершенно неумолимо покидает жизнь…
— Если закрыть глаза и поверить, что твои и мои предки были Богами, которые создали этот Мир, то значит, в нем изначально было место и для зверозубых, и для дронов, и для Эргавса с остальными сенталами… Мы что-то потеряли, Бриан… — Рогман ощущал, что находится в забытье, полусне… — Мы были их Богами. Почему теперь они бродят всякий сам по себе, притесняют нас и медленно умирают вместе с Миром? И что такое этот Мир?!
Бриан хотел бы ответить, да не мог. Он лишь чувствовал, как от слов Рогмана огромные ледяные мурашки ползут под рубахой, словно вдруг перестало греть ласковое летнее солнце…
Солнце?!
Его прошиб пот.
— Рогман! — Он внезапно повернулся к нему, схватил за плечи вздрогнувшего блайтера и потрясение повторил вслух свою мысль: — Солнце!
— Что — «солнце»?! — не понял Рогман, смущенный его внезапным порывом.
— Над горами дронов светит другое солнце! Оно не наше! Оно голубое и холодное! А если идти в другую сторону, то придешь в страну хамеронов, там солнце красное и такое большое, будто занимает собой полнеба!
Эти слова заставили Рогмана вспомнить. Вспомнить, как едва живой, насмерть замерзший, он дополз до вожделенных вершин Перевала Тьмы. Он увидел бездонное фиолетовое небо и маленький яркий голубой шарик в его зените…
— Бриан… — Голос Рогмана осип от возбуждения. — Три Мира, три солнца… Но где? Где грань между ними?
— Она сломана, — ответил воин. — Нечто подобное я в детстве слышал от сказителей, а потом видел своими глазами. Там была стена, не знаю, из какого материала, но границей нашей земли и владений зверозубых служит бесконечный желоб из непонятного материала, что тянется по земле! Там смешивается свет двух солнц, и природа там не поймешь какая! Что все это значит, сэр Рогман?!
— Я не знаю… Только догадываюсь… Скажи, а Мать Цветов знает старые легенды?
— Про Древних?
— Да… — Рогман вдруг усмехнулся. — У нас их называли Падшими Богами. Прямо в точку, не находишь?
Бриан промолчал, потрясенно уставившись на юношу.
— У тебя такие глаза… словно ты живешь уже не первую жизнь… — вдруг произнес он, смутился, отвел взгляд и встал. — Пойду поищу Мать Цветов, — словно оправдываясь, произнес он. — Думаю, что она помнит легенды о Древних.
Рогман долго смотрел вслед уходящему в глубь сада воину.
Почему-то его не покидало ощущение, что не все еще потеряно для этого Мира. Он не должен умереть окончательно. Где-то должен существовать выход.
В груди блайтера медленно зарождалась новая Мечта, постепенно заполняя собой пустоту в том месте, где раньше обитала его ненависть.
* * *Послушать рассказ целительницы о старине им так и не пришлось.
Рогман все еще сидел на крыльце, в глубокой задумчивости ожидая возвращения Бриана, когда за живой оградой из аккуратно подстриженных кустов раздались встревоженные крики.
Кто-то несся по улице в сторону частокола, истошно крича:
— Зеленые! Зеленые на горизонте!
Рогман не сразу сообразил, в чем дело. Вскинув голову, он прислушивался к удаляющемуся крику, а улица поселка тем временем, словно по волшебству, наполнилась новыми звуками: бряцало оружие, слышались невнятная ругань мужчин, сдавленные вскрики женщин, где-то поблизости вдруг заплакал перепуганный ребенок…
Этот звук заставил Рогмана привстать, выглянув поверх кустов.
Улица пустела. Все, кто мог носить оружие, сломя голову неслись к частоколу, старые да малые прятались по домам, затворяли двери, и лишь любопытные, восторженные бусинки перепуганных детских глаз нет-нет, да и мелькали за полупрозрачными оконными занавесями.
О нем, естественно, напрочь забыли. Да и кто станет вспоминать про полуживого юношу, нашедшего приют в доме сельской знахарки? Бриан тоже при первых звуках тревоги наверняка перемахнул через живую изгородь и вместе с толпой метнулся к стенам.
Рогман секунду постоял, затем тряхнул головой и вышел за живую ограду, воспользовавшись калиткой. По пустой улице еще стелилась пыль, взбаламученная десятками ног. Со стороны частокола, который опоясывал все селение двумя рядами — один высокий, другой пониже, не доносилось ни звука, там повисла гробовая, зловещая тишина…
Ноги еще плохо слушались блайтера, но голова соображала с необычайной ясностью.
Доковыляв до плотно утоптанного периметра, Рогман, цепляясь за перила, поднялся на внутреннюю смотровую площадку, стоя на которой можно было выглянуть поверх заостренных бревен. Здесь уже стояло четверо мужчин с длинными луками на изготовку. На Рогмана обратили внимание, даже посторонились, уступив место у узкой бойницы, пропиленной на стыке двух бревен, благо их на площадке оказалось оборудовано штук десять.
