Кристофер Банч - Флот обреченных
Ладно, сегодня я не стану рассказывать вам, что такое пуля и какие они были. Упомяну только, что хорошая пуля — например, со смещенным центром, способна провертеть в теле дырку не хуже доброго лома. И вообще она в некоторых смыслах лучше современного оружия, работает чище. — По садистской ухмылке Ланцотты Стэн догадался, что значит «чище».
Чем мощнее становилось оружие, тем крепче становилась и броня. И вот появился на свет этот скафандр, который защищал от всего. Лазеры, ядерное поражение, нульбомбы — вам хоть бы хны, надень вы такой костюмчик. Вы становились практически неуязвимы.
До Стэна, кажется, начало доходить, в чем заключается ошибка создателей блестящей громады.
— Лет пятьдесят назад я имел удовольствие испытать достоинства этого скафандра в боевой обстановке. Я и еще две тысячи моих товарищей, — Ланцотта засмеялся.
Аудитория напряглась — никто не мог понять, смеяться ли ему тоже или нет. Похоже, Ланцотта считал, что сказал нечто очень забавное. Но Каррутерс и Халстед стояли с каменными лицами, они явно не считали его слова смешными. Наконец Ланцотта прервал судорожные потуги слушателей, продолжив:
— Мы получили приказ подавить восстание на богом забытой планете Морос. Войска были вооружены по последнему слову, включая и новейшие боевые доспехи.
Стэн внимательно рассматривал чудовище. Этот самый крупный из стоящих здесь защитных скафандров имел ноги, а не гусеницы. Повсюду внутри торчали какие-то радиодетали, провода, кнопки, экраны кругового обзора, виднелись многочисленные кармашки и ящички. Похоже, весил он не меньше тонны и требовал, чтобы внутри сидел целый полк техников, управляющих его механизмами.
— Я по-доброму люблю этот скафандр, но в основном — спереди, — сказал Ланцотта и строго оглянулся на слушателей, готовый сурово пресечь любое извращение его слов. — Он может все. Топливом служит антиматерия-два, двигателями — псевдомускулы. Человек в нем равен тридцати обычным солдатам по силе. Небольшая группа, облаченная в эти доспехи, может пройти сквозь любой заградительный огонь противника. Скафандр защищает практически от всего; внутри него можно жить месяцами без заправки, — Ланцотта восхищенно потряс головой, заходя то с правой, то с левой стороны монстра. — Конечно, никто и не подумал рассказать нам, хотя бы кратко, о жителях Мороса. К чему? Мы такие смелые и свирепые воины, а они даже не достигли среднемирового уровня техники, так что тут задумываться? Вперед!
Когда мы высадились, они убежали в джунгли и спрятались там. Мы двигались вперед, осыпаемые градом копий и стрелок из духовых трубочек, и на своем пути жгли их деревни. И вдруг однажды они устали бегать от нас.
Ланцотта захохотал снова, но Стэн и остальные были увлечены рассказом и не заметили этого.
— Они открыли для себя вот что: да, мы большие, сильные солдаты с огневой мощью танка. Но мы неманевренны и далеко оторвались от базы. И вот они придумали очень простой трюк: нарыли ям и замаскировали их. Ясное дело, многие наши свалились туда и запутались в сетях, которые на нас набрасывали дикари. — Ланцотта больше не смеялся. — Пока мы возились с этими сетями, они подбегали к яме и всаживали длинное копье в отверстие для вывода экскрементов. Они поражали нас, космических рыцарей, прямо в задний проход! Знаете, что случается, когда разрушается канализационная труба? Или когда в выгребную яму бросают пачку дрожжей в зной? Дерьмо идет наверх, вот что происходит! Раны нарывали так, что автоматическая аптечка просто не справлялась. Многие из нас сгнили заживо в вонючих скафандрах.
Ланцотта задумчиво покивал головой.
— Мы тогда потеряли до двух третей личного состава. И еще больше при повторной высадке. В итоге пришлось уничтожить планету — распылить ее и смотреть издали на зарево, которым пылал Морос, ставший зловонной могилой для многих наших товарищей… Уничтожение планет не считается хорошим тоном в дипломатических кругах. Император был очень расстроен.
Закончив рассказ, Ланцотта мрачно усмехнулся.
Стэн маялся в кабинете Ланцотты, не зная, куда деваться.
— Это ужасный грех и мерзость перед глазами Господними, — горячился Смазерс. — Я считаю своей обязанностью доложить об их поведении.
Ланцотта вперился в него злым взглядом, затем посмотрел на двоих новобранцев, стоящих по стойке «смирно». Стэна он как бы вовсе не замечал.
— Колрас, Нарак! Это правда?
— Да, господин сержант.
Ланцотта вздохнул и повернулся к Смазерсу:
— Смазерс, я хочу сказать вам кое-что удивительное. Гвардейцу не должно быть никакого дела до того, чем занимаются люди не при исполнении своих обязанностей до тех пор, пока они не окажутся отсутствующими на утренней поверке.
— Но…
— Но вы — выходец из мира, основанного Плимутом Бретреном. Прекрасно. Его стараниями воспитано немало замечательных людей. Однако все они знают, что их убеждения касаются только их самих и никого больше. И потом, с каких пор вы решили, что можете вмешиваться в дела своего сержанта?
Смазерс уперся взглядом в пол.
— Виноват.
— Ваше извинение принято. Но скажите, вы когда-нибудь ложились в постель с любимым мужчиной?
Смазерс с ужасом посмотрел на него:
— Господи, конечно нет!
— А если вы ничего не знаете об этой стороне человеческой культуры, то не считаете ли, что кое-что упустили? — спросил Ланцотта.
Смазерс молча выпучил глаза.
— В любом случае, — желчно продолжал Ланцотта, — вы слишком сильно заботитесь о том, что вас не касается. И раз уж вы так любите ковыряться в грязи, я думаю, мы нашли примерного добровольца почистить отхожие места. Принимаю вас на эту должность.
— Вы не собираетесь решить это дело как…
— Не собираюсь. А теперь идите!
Смазерс направился к туалету. Ланцотта повернулся к Колрасу и Нараку:
— Хотя гвардия и не вмешивается в то, чем вы занимаетесь друг с другом, мы должны уважать верования остальных солдат. Меня очень огорчает, что вы не заботитесь о выборе уединенного места для своих развлечений, а нарушаете сон и покой товарищей по казарме. Идите и составьте ему компанию.
Двое с пристыженными физиономиями медленно поплелись к унитазам. Только теперь Ланцотта будто бы вспомнил про Стэна:
— Новобранец капрал Стэн!
— Я, сержант.
— Почему вы не разобрались с этим делом сами?
— Я хотел, сержант. Смазерс настоял на том, чтобы обратиться к вам.
— Это его право. Особенно если бестолочь капрал оказался неспособен уладить ерундовое казарменное происшествие.
— Так точно, сержант.
— Во-первых, снимите нашивки.
— Есть, сержант.
— Во-вторых, присоединяйтесь к тем троим у параши.
— Есть, сержант.
— Вы разжалованы в рядовые.
Стэн шел к строю загаженных унитазов и думал, что в следующий раз он оставит каждому его долю неприятностей и лишь слезливому Смазерсу — вдвое больше.
Глава 21
«Слава богу, я пока что не выставил наружу свою мигровскую задницу». Сидя на корточках, Стэн поднял электрод восстановителя защиты, прикоснулся им к последней необработанной железке боевого пояса и наконец, завершив уход за оружием, поднял взгляд. Вверху было нечто!.. А точнее, ноги Томики, стоявшей над ним с вещмешком в руке.
Томика, так считал Стэн и много лет спустя, была самым приятным воспоминанием о гвардейской школе. И потому он старался, просто из кожи вон лез.
— Кто с тобой в паре, Стэн?
— Моя левая рука.
Она швырнула свои вещички на койку рядом и начала взбивать подушку. У Стэна отвалилась челюсть.
— Ты что, Томика? Я просто так вчера сказал, а…
— Там только мои трусики, не дрейфь.
Стэн вдруг подумал, что это не имеет большого значения и вдобавок довольно забавно, но тут же оборвал смех, бросив взгляд на Грегора.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? — сказал тот. — Видишь, как ты был не прав.
— Я всегда не прав, Грегор. Что на этот раз?
— Они творят произвол. Не дают мне звание, которого я заслуживаю. А теперь тебя ломают. Ты хоть это понимаешь?
— Не-а. Насколько я понимаю, я сам вляпался, но пройдет время, и я снова продвинусь.
— Я говорю о том, что творится прямо сейчас! Неужели ты не хочешь справедливости?
Стэн подумал, что Грегор очень уж резок.
— Тормози, парень. Это не сработает, как говаривал один Гусь Репчатый.
— Отец учил меня, что дело, не дающее стимулов к дальнейшему продвижению, — дохлое. Так вот, гвардия и есть натуральная дохлятина. Им нужно просто пушечное мясо. Всех, кого не заворожила идея героя-добровольца, посылают чистить дерьмо. А если они ошиблись в оценке человека, как это произошло с тобой, то спешат утопить его в этом дерьме, лишь только обнаруживают свой промах.
