Татьяна Енина - Ничто Приближается
За стеклянными дверями одной из палат во что-то играли два мальчика-подростка, один с забинтованной ногой, другой и вовсе без бинтов. Когда Маша проходила мимо, они дружно повернули головы в ее сторону, проводили взглядами. Из дверей одноместного бокса вышла молодая мамаша с годовалым ребенком на плечах, крохотная ручка ребенка была перевязана таким слоем бинтов, что казалась в три раза толще, чем была на самом деле. Мамаша вовсе не обратила на Машу внимания, разве что скользнула взглядом — ее больше интересовали стенды, демонстрирующие различные страшные ожоги.
Реанимационных палат на этаже было всего две. Одна пустовала. Из дверей другой доносилось тихое бормотание телевизора.
Маша на цыпочках подошла к приоткрытой двери, заглянула.
На кровати лежал с головы до ног перебинтованный ребенок, лежал без движения, очень тихо, прибор, висящий на стене, чуть слева от его головы, размеренно отсчитывал сердечный ритм.
Пи… пи… пи… как-то очень медленно…
Возле кровати сидела женщина, подперев ладонями подбородок, смотрела в пол.
Маше очень не хотелось приставать к ней с вопросами, но не уходить же теперь, когда она уже у цели. Ждать, чтобы эта женщина покинула свой пост было, судя по всему, бесполезно.
— Здравствуйте…
Женщина подняла голову, посмотрела на Машу, но, как будто и сквозь нее.
— Как он?.. Как ваш сын? Он поправится?
Женщина просто покачала головой.
— Он не поправится… Уходите…
Ее голос был похож на шелест ветра в камышах, он был пустой и легкий.
— Я не могу уйти. Я должна помочь ему. Я могу это сделать.
Ее слова как будто немного оживили женщину, в ее глазах появилось что-то… оставалось выяснить, хорошее или плохое…
— Кто вы такая?
— Я — ангел, — произнесла Маша, — Вы ведь верите в Бога? Вы молились, просили его совершить чудо?
Глаза женщины широко раскрылись, она открыла рот, чтобы закричать, может быть закричать что-то страшное, но не закричала… Почему? Может быть и правда где-то в глубине ее умирающей души оставалась иррациональная первобытная вера… Может быть, даже настолько сильная, чтобы и в самом деле явить чудо?
— Вы можете закричать, созвать сюда весь персонал, — говорила Маша, стараясь, чтобы ее голос не задрожал, не выдал ее. Она так старалась быть уверенной и бесстрастной. Каким еще должен быть ангел?
— И тогда ваш ребенок умрет.
Женщина зарыдала, глухо и страшно — без слез.
— Зачем… зачем вы… — прорычала она сквозь зубы, — Убирайтесь! Убирайтесь, немедленно! Вы… вы…
И прежде чем Маша успела остановить ее, женщина нажала кнопку на надкроватной панелью. Где-то вдалеке зазвенел звонок.
Маша запаниковала.
Она кинулась к двери, потом кинулась к мальчику, но мать перегородила ей дорогу, и во всю силу своего безумия закричала:
— Не прикасайся к моему ребенку, тварь! Не смей к нему прикасаться!
На мгновение глаза этой женщины встретились с машиными и та поняла, что несчастная сошла с ума. По-настоящему… Что сейчас ее устами кричит нечто совсем непричастное ни к ней, ни к умирающему мальчику, что она уже идет по бесконечной холодной и унылой дороге, с которой ей не сойти…
Маша с силой оттолкнула от себя женщину, но та была слишком сильной, она ни за что не пропустила бы ее к своему ребенку, легла бы костьми, перегрызла бы ей горло, но не пустила бы… Маша отступила и разрыдалась от обиды, жалости и бессилия.
— Что здесь происходит? — заорала прибежавшая медсестра, — Кто тебе разрешил войти? Из какой ты палаты?
Она грубо тряхнула Машу за плечо.
— Кто ты такая?!
В палату вошли еще какие-то люди в белых халатах, среди них было двое мужчин — один худосочный длинноносый очкарик, другой здоровый и крепкий на вид, возможно, по-настоящему опасный.
— Да она не наша! — воскликнула одна из вошедших медсестер, — Как она вообще сюда попала?!
— А вот сейчас мы отведем ее куда следует, — сладострастно проговорил очкарик, — И разберемся…
Почему этот очкарик вдруг сделался Маше так омерзителен?
— Ты меня отведешь, слизняк? — с презрением прорычала она сквозь зубы, — Ну попробуй, смотри стеклышки не потеряй, санитар гребаный!
Никогда еще Маша не была так зла. Никогда в жизни!
Она легко освободилась из цепких лапок медсестер, развернулась и ударила очкарика пяткой точно в переносицу. Жаль, что ботинки сняла.
Очкарик охнул и повалился на своего крепкого приятеля.
Пользуясь возникшим замешательством, Маша выскочила в коридор и что было духу помчалась в сторону лестницы, она вся кипела от ярости и разочарования.
— Идиоты, паршивые мерзкие идиоты! — бормотала она, скатываясь по ступенькам, схватила из-под лестницы свои вещи и как была босиком выскочила на улицу. Она бежала к своей машине что было духу, не чувствуя холода, луж, неровностей выщербленного асфальта. Она прыгнула в машину и сорвалась с места, так и поехала босиком, уже на выезде из города остановилась, чтобы снять мокрые носки и обуться.
Она хотела поплакать, но почему-то не получилось.
Прошла ночь, наступило утро, недалеко от Воронцовского парка был убит еще один оэрлог, а она так и не почувствовала облегчения. Неудачи случаются и их следует принимать, с ними нужно уметь мириться, что толку кричать в небеса бесконечное: «Ну почему?!»
Потому. Потому что ты не совсем ангел и далеко не всемогуща.
Впредь нужно быть умнее и осторожнее… И думать, прежде чем… Черт! Вартан нашелся бы, что сказать ей, как утешить.
Возможно, он сказал бы ей, что они не боги, не смотря на то, что инопланетяне… Кажется, она сама говорила ему об этом?
Маше очень не хватало Вартана. С Вартаном было нестрашно, он мог найти выход из любой ситуации, он всегда знал, что и как делать… Не столь уж многому он успел обучить ее до отъезда… Не столь уж многому…
Придется учиться самой.
13469 год по межгалактическому летоисчислению.
ЭГАЭЛ
Вселенная была огромна и пуста, она подавляла своим величием, своей тишиной и холодом. Тишина и холод, и слабый шелест звезд вливались в искореженный корпус космического корабля, который трясся по ее просторам все более медленно и тяжело.
У Эгаэл почти не оставалось энергии, чтобы двигать корабль вперед, и она уже почти отчаялась, все чаще вспоминая своих мудрых сородичей.
Ей осталось недолго.
Она умрет как только энергия иссякнет совсем, и ее существо обратится в горстку атомов, которые разлетятся по этой холодной и мрачной вселенной… Грустно.
Она сидела перед монитором, смотрела как навстречу ей летят звезды, летят — и пролетают мимо. Эгаэл понадеялась на то, что заложенный в компьютере курс приведет ее куда-нибудь… Авантюра чистой воды! Только сейчас она поняла это с убийственной ясностью, но сейчас уже было поздно.
Мертвый космонавт был мертв уже так давно, что и планеты, на которую он летел могло теперь не существовать. Может быть, то место, где она была когда-то давно уже позади.
Эгаэл настолько уверилась в этом, что не поверила, когда центр связи корабля вдруг ожил и вопросил хрипло и зло:
— Кого там черт несет? Чего надо?
Эгаэл обнаружила вдруг, что ее корабль уже не просто падает в бесконечную тьму, а вышел на орбиту какой-то планеты, и она молчала и хлопала глазами, пытаясь сообразить что ответить, когда центр связи ожил снова и разразился бранью.
— Мне нужна посадка, — наконец выговорила Эгаэл, — Срочно.
— Вы что там, терпите бедствие?
— Да, что-то вроде того.
— У вас исправны системы посадки?
— Не знаю.
Центр связи некоторое время хрипел, скрипел, потом провещал:
— Координаты переданы вашему компьютеру, молитесь, чтобы он их понял.
Эгаэл не знала, что такое молиться, но она собрала последние силы и отдала их машине, после чего как-то утеряла связь с реальностью.
…Раньше с ней никогда такого не было. Она падала. Камнем летела вниз сквозь тьму, и в этой тьме не было ничего — ни атмосферы, ни температуры. Эгаэл не знала какую форму приняло ее тело, потому что не могла видеть его — ее глаза, если у нее были глаза, видели только темноту. А потом она вдруг подумала, что может быть и не падает, а просто висит в этой странной темноте. Просто висит и ничего не происходит.
«Я умерла? — спросила она у себя, — И что же теперь вечно будет так?»
Она испугалась этой мысли, а потом испугалась того, что эта мысль вообще пришла ей в голову. Для кого угодно из жителей ее планеты такая смерть была бы благом, не это ли то, к чему все они всегда стремились?! К вечному и бесконечному покою, к возможности спокойно размышлять… Но она не хочет этого! С ней что-то случилось, пока она летела на этом дряхлом космическом корабле сквозь исполненный тьмы космос или это всегда жило в ней? Жило с самого появления на свет и только ждало… Ждало, пока с неба не упадет горящий метеорит, не упадет прямо перед ее носом, в ее болото…
