Уильям Дитц - Там, где умирают корабли
Дорн вспомнил, как умер Холуорти.
— Да, знаю. Сандро кивнул.
— Ну вот, как ни странно, та зараза, что убила жен Ла-Со, абсолютно безвредна для нас, людей. Ну поболит голова, ну выступит сыпь, и все! С горя он, если сказать по-нашему, запил и пьянствовал тридцать дней. Очнулся в бараках временного содержания. Остальное ты знаешь…
Дорн знал остальное и поэтому поспешил поднять короб. Тот оказался тяжелее, чем он думал.
— Давно здесь Ла-Со? Сандро скосил глаза на солнце.
— Два года? Три? Время здесь ничего не значит, во всяком случае для меня. Хотя некоторые ни о чем другом и думать не могут.
Дорн кивнул и вновь посмотрел на дрова.
— У меня нет своего металла, и Ла-Со не дал мне ничего… Мне нечем вам заплатить.
Сандро махнул рукой:
— Он, старый пес, знает, что я ничего с него не возьму. Я должен ему гораздо больше, чем могу отдать. Просто скажи ему, что Сандро отдал лучшее, что у него есть.
Дорн поблагодарил и пошел назад, размышляя о том, чем Ла-Со мог заслужить такую безграничную благодарность.
Полный короб оказался тяжелым. Дорн поставил его на плечо, и идти стало сразу же легче, особенно когда он спускался с холма, однако подъем к дому Ла-Со Дорн преодолел с трудом.
Войдя, Дорн увидел на дощатом столе тарелку с едой. Ла-Со сидел спиной к двери и смотрел в угол. Он то ли пел, то ли говорил что-то речитативом на своем родном языке. Еда была горячей, значит, он видел, как Дорн подходит. Но разговаривать с ним траанец явно не желал.
Дорн уселся за стол, размышляя о причине такого странного поведения. Может быть, как говорил Сандро, на траанца снова напала печаль? А может, все дело в том, что у них иные представления об этике? Вдруг он, Дорн, его чем-то обидел? Однако обо всем этом приходилось только гадать.
Юноша съел кашу, вымыл тарелку и еще раз взглянул на спину Ла-Со. Тот продолжал петь. Недоуменно пожав плечами, Дорн вышел на улицу. Зазвучала сирена, и люди поспешили к берегу. Не зная, что делать, Дорн присоединился к ним.
Мужчины, женщины и дети высыпали из хижин, лачуг и палаток. Все шли только в одну сторону, и Дорн, который до последнего времени не переставал удивляться оптимизму и юмору обитателей лагеря, сейчас был поражен их почти зловещим молчанием.
Все дороги сходились в одном месте, служившем чем-то вроде плаца для общего сбора. Восьмифутовый забор, увенчанный стальной обоюдоострой режущей лентой, отделял трущобы жилой зоны от площадок утилизации. Дорн заметил большие плакаты, извещавшие, что «Все вторичное сырье принадлежит «Шарма Индастриз». Похитители караются по всей строгости закона!» — и подумал: откуда же тогда в лагере все эти куски проволоки, болты, гайки и другие изделия из металла, служащие здесь валютой? Значит, их все-таки воруют? Но как? И как выносят за проходную? Это все надо было знать, чтобы выжить.
Какое-то время люди просто бесцельно бродили по площадке. Потом, как будто повинуясь какой-то неслышной команде, они разделились на три группы. Две группы состояли почти исключительно из мужчин, а третья включала в себя женщин, стариков и детей. Дорн осознал вдруг, что остался один, испугался и примкнул к первой группе.
Сирена, которая до этого вопила не переставая, вдруг смолкла. Со сторожевой вышки прозвучал человеческий голос, усиленный динамиком:
— Так, ребята, порядок вы знаете. Сперва идут резчики, потом грузчики, потом просеиватели!
Очевидно, каждому из этих названий соответствовала какая-то рабочая специальность. Дорн заметил, что все пришли сюда по собственной воле, по крайней мере так это выглядело. Значит, их работа оплачивалась, но как и в каком размере, это ему тоже еще предстояло выяснить.
За этими размышлениями Дорн не заметил, как группа, к которой он примкнул, перестроилась в колонну по одному и двинулась к проходной, где стояли два охранника. Дорн едва не отстал. Из-за спин людей, стоящих перед ним, он видел всю процедуру входного контроля. Каждый показывал свои руки охране, и некоторых при этом не допускали к работе. Дорн так и не понял, в чем тут причина, пока не подошла его очередь. Охранники уже устали и старались не тратить сил на лишние слова:
— Стоять!
Дорн повиновался.
— Руки!
Дорн вытянул перед собой руки. Охранник взглянул, нахмурился и покачал головой:
— Нет, новичок, ты еще не можешь работать резчиком, побудь пока в грузчиках!
Дорн повернулся, протолкался через очередь и подошел к группе грузчиков. Один из них, мужчина средних лет, чья голова была сплошь покрыта шрамами, кивнул ему.
Дорн выдавил из себя улыбку и спросил:
— Ладно, сдаюсь! А что делают резчики? И чем охраннику не понравились мои руки?
— Резчики срезают обшивку с кораблей и разделывают их на части. Грузчики выносят обломки на берег, а просеиватели роются в песке, отыскивая всякую металлическую мелочь.
— Ну а руки здесь при чем?
— Резчиками становятся не сразу, здесь нужен опыт. Оттого им и платят больше, если это можно назвать платой. Но при этом работа вредная. Как правило, человек становится калекой, а многим приходится ампутировать руки.
От услышанного Дорну стало не по себе. Он больше не задавал вопросов и молча двигался вместе с грузчиками к арке, рядом с проходной. Наконец настала его очередь, и он шагнул под арку. Импульс сильного света на мгновение ослепил его. Дорн сразу догадался, что это — сканирование кода и делается оно для учета времени, отработанного каждым рабочим в течение месяца, а также для ежедневного контроля, чтобы никто не смог остаться на площадке после окончания смены.
Резчикам нужно было время, чтобы собрать инструменты и добраться до кораблей через волны прибоя. Поэтому грузчиков отвели метров на сто дальше по берегу, туда, где предыдущая смена оставила кипу листов высокопробной стали.
На первый взгляд работа казалась простой. Каждому грузчику дали веревку длиной футов в шесть и велели тем, у кого нет постоянного напарника, подыскать себе второго. Дорн, теребя веревку в руках, осматривался по сторонам. Кто-то тронул его за рукав:
— Напарника ищешь, сынок? Возьми меня!
Дорн повернулся и оказался лицом к лицу с коренастой чернокожей женщиной, которая была лет на десять старше его. Под кожей у нее перекатывались мускулы, которым позавидовал бы и мужчина.
— Ну так что? Думаешь, я слаба для тебя? Дорн поспешно замотал головой:
— Нет, мадам!
Женщина удовлетворенно кивнула:
— То-то же! Иначе получил бы ты хорошего пинка под зад. Ладно, давай мне другой конец веревки!
Дорн повиновался. Женщина привела его к кипе стальных листов, кое-как набросанных друг на друга, и обратилась к двум дочерна загорелым близнецам. Оба были очень худые и очень жилистые.
— Эй, вы, ищете вторую пару? — спросила она. — Мы с новичком с вами сработаемся!
Близнецы одновременно посмотрели на них, одновременно кивнули и одновременно взялись за первый лист. Дорн заметил, как ловко они подвели веревку под кусок обшивки, и постарался повторить их точные и экономные движения.
Когда обе веревки были заведены под лист, один из близнецов скомандовал: «Раз, два, три!» — и они единым рывком подняли груз и потащили его вверх по склону, держа на высоте примерно полфута над землей. Лист был тяжелым, а песок очень затруднял ходьбу.
Когда они преодолели подъем, идти стало несколько легче. Вслед за другой такой же бригадой они внесли платину на участок погрузки. А дальше было совсем легко: опустить свою ношу, вытащить из-под нее веревки и идти назад. Сверху опустились тросы с крюками, и два стропальщика, мальчишки не старше десяти лет, побежали к листу, завели крюки и сразу же отскочили. Где-то футах в ста от земли крановщица прищурилась от дыма собственной сигареты, выключила муфту сцепления и перевела рычаг в положение «вира».
Пятисотфунтовый стальной лист поднялся в воздух, поплыл к цепному транспортеру и с грохотом опустился на него. Взвилась пыль, пронзительно заскрипели валки, и сталь, покачиваясь и подпрыгивая, поплыла куда-то по транспортеру. Дорн невольно подумал, каково же приходится обитателям хижин, которые стояли буквально в полуметре от транспортера.
Близнецы ушли вперед, а Дорн шагал рядом со своей напарницей. Она была, судя по всему, человеком простым и непосредственным.
— Меня зовут Яна. А тебя как?
— Дорн! Рад познакомиться, Яна. Ты давно здесь?
— Семь лет! Семь долгих, ужасных лет! Но зато я знаю немного о том, как здесь выжить. Хочешь, я и тебя научу?
Дорн энергично качнул головой:
— Конечно!
— Но тебе придется за это платить!
За все нужно платить. Дорну следовало бы уже это запомнить. Он поник духом и тихо сказал:
— Извини, мне нечем заплатить тебе за твои знания.
— Да есть, есть! — хихикнула Яна. — У всех есть! Я хочу, чтобы ты платил мне тем же, что получишь сам, то есть знаниями.
