Филип Дик - Лабиринт смерти (сборник)
— Думаю, — сказал Морго, — когда мы доберемся до Земли, я завел бы собаку.
— Собаку! И это после моего размышления о природе котов — после такого богатства сведений о горячо любимых котах моего прошлого; я до сих пор вспоминаю одного старого котищу по кличке Ашшурбанапал — впрочем, мы звали его Ральф. Ашшурбанапал — это египтянин.
— Да, — подтвердил фроликсанин. — В глубине души ты все еще оплакиваешь Ашшурбанапала. Но когда ты умрешь, как в рассказе Марка Твена…
— Угу, — мрачно согласился Провони. — Все они будут там, стоя рядами по обе стороны дороги и ожидая меня. Ведь животное отказывается входить в рай без своего хозяина. Они ждут год за годом.
— И ты горячо в это веришь.
— Верю в это? Да я знаю, что это истина — Бог жив; те останки, что были обнаружены в дальнем космосе несколько лет назад, не имели к нему отношения. Таким путем невозможно найти Бога — это же средневековые представления. Знаешь, где найти Святого Духа? Ведь он не где–то там в космосе — черт возьми, он же сотворил этот космос. Он здесь. — Провони ткнул себя в грудь. — Я… я имею в виду, что мы… содержим частицу Святого Духа внутри нас. Вот, к примеру, твое решение прийти и оказать нам помощь — ведь ты от этого ничего не получишь, кроме разве что повреждения или даже разрушения, если у военных есть что–то такое, о чем мы не слышали.
— Я кое–что получаю от визита на вашу планету, — возразил Морго. — Я собираюсь подобрать и содержать малые формы жизни: котов, собак, листья, улиток, бурундуков. Знаешь ли ты, понимаешь ли, что на Фроликс–8 все формы жизни, кроме нашей, были стерилизованы, а значит — давным–давно исчезли… хотя я видел записи о них — трехмерные воспроизведения, кажущиеся абсолютно реальными. Переданные прямо к управляющему ганглию наших центральных нервных систем.
Торса Провони охватил страх.
— Тебя раздражает то, — продолжал Морго, — что мы это сделали. Мы сами; мы все росли, делились, росли. Нам понадобилось урбанизировать каждую пядь нашей планеты; животные стали бы умирать от голода, и мы предпочли использовать стерилизующий газ, совершенно безболезненный. Они не смогли бы жить с нами в нашем мире.
— А теперь ваше население поумененшилось, не так ли? — спросил Провони.
Страх затаился у него внутри, как свернувшаяся кольцами змея. Готовая в любой момент развернуться и показать ядовитые клыки.
— При необходимости мы могли использовать другие планеты, — сказал Морго.
«Вроде Земли», — подумал Провони.
— Нет–нет, там уже есть господствующие разумные особи. Гражданским крылом правящих кругов нам запрещено… — Морго замялся.
— Так ты военный! — удивленно сказал Провони.
— Я десантник. Именно поэтому меня и выбрали, чтобы вернуться с тобой к Сол–3. Я известен своей способностью решать конфликтные ситуации, используя как силу, так и разум. Угроза применения силы заставляет прислушаться; а знания — мои знания — указывают направление, следуя которому большая часть общества сможет преуспеть.
— Тебе уже приходилось это делать? — Так оно, очевидно, и было.
— Мне миллион с лишним лет, — ответил Морго. — В сопровождении боевого контингента мне приходилось находить выход в войнах столь масштабных, со столь значительным количеством участников, что тебе этого просто и не представить. Я разрешал политико–экономические проблемы — иногда путем внедрения новой техники или, по крайней мере, предоставления теоретической документации, с помощью которой такие устройства могли быть созданы. А затем я удалялся, и все последующее было уже в их руках.
— А вы вмешиваетесь, только когда зовут? — спросил Провони.
— Да.
— Значит, по существу, вы помогаете только цивилизациям, способным совершать межзвездные полеты. Способным отправить своего посланца туда… где вы его наконец заметите. А какое–нибудь средневековое общество с. большими луками и нелепыми шлемами…
— Наша теория на этот счет, — сказал Морго, — весьма интересна. На стадии больших луков — да и на стадии пушек, самолетов, морских кораблей, бомб — для нас просто нет работы. Мы не хотим этим заниматься, поскольку теория подсказывает нам, что они не смогут уничтожить свою расу или планету. А вот когда уже созданы водородные бомбы и уровень развития техники позволил построить межзвездные…
— Этому я не верю, — решительно заявил Провони.
— Почему? — Фроликсанин обследовал его мозг — проворно, однако и со свойственной ему тактичностью. — А, понятно, — сказал он. — Тебе известно, что водородные бомбы можно создать задолго до того, как наладится межзвездное сообщение. Ты прав. — Он сделал паузу. — Ну ладно. Мы позволяем себе вовлекаться, только когда просьба о помощи приходит с корабля, пригодного для межзвездных перелетов. Потому что цивилизация, находящаяся на этой стадии развития, потенциально опасна для нас. Ведь они нашли нас. И от нас требуется какой–то отклик… как, кстати говоря, и в вашей мировой истории, когда адмирал Перри пробил стену, окружавшую Японию, — и целой стране пришлось модернизироваться в какие–то несколько лет. Помни об этом: ведь мы могли бы просто убивать каждого астронавта в его межзвездном корабле вместо того, чтобы выяснять у него, что мы можем предпринять для стабилизации его культуры. Ты просто не поверил бы, если бы узнал, сколько различных культур охвачено войнами, борьбой за власть и засильем тираний… некоторые из них куда более развиты, чем ваша. Но вы удовлетворили нашему критерию: вы разыскали нас. Поэтому я здесь, Торс Провони.
— Мне совсем не нравится то, что ты говорил об истребленных животных. — Он думал о шести миллиардах Старых Людей. «Не поступят ли и с ними так же? — задумался он. — Не поступят ли они так со всеми нами — Новыми Людьми, Аномалами, Старыми Людьми, Низшими Людьми, — не прикончат ли они нас, чтобы унаследовать нашу планету со всем тем, что было создано руками человека?»
— Торс Провони, — обратился к нему Морго, — позволь, я разъясню тебе два пункта, которые наверняка помогут разрешить твои сомнения. Во–первых, мы уже много столетий знаем о вашей цивилизации. Наши корабли входили в атмосферу Земли и скользили там еще во времена китобойных лодок. Если бы мы захотели, то в любой момент могли бы занять ваше место; тебе не кажется, что куда проще было бы разгромить «тонкую красную линию», алые мундиры, чем противостоять кобальтовым и водородным тактическим ракетам, что нас ожидало бы — собственно, и ожидает — теперь? Я прислушивался. Несколько ваших сторожевых кораблей слоняются где–то неподалеку от того места, где мы начнем подвергаться воздействию гравитационного поля Солнца.
— А во–вторых?
— Мы будем красть.
— Красть! — Провони был ошарашен. — Что красть?
— Ваши бесчисленные игрушки: пылесосы, пишущие машинки, трехмерные видеосистемы, компьютеры — в обмен на то, что разделаемся с тиранией, мы там немножко поболтаемся, получая, если возможно, работающие образцы или их описания: все мыслимые растения, деревья, лодки, рабочие инструменты; вы подскажете нам.
— Но ведь технологически вы далеко впереди нас.
Явно польщенный, Морго пояснил:
— Это неважно. На каждой планете каждая цивилизация разрабатывает уникальные, идиосинкразические инструменты, методы, теории, игрушки, кислотостойкие цистерны, карусели. Позволь мне спросить: предположим, тебя переместили бы назад, в Англию восемнадцатого столетия. И ты мог бы забрать с собой оттуда все, что тебе приглянулось. Разве ты не уволок бы оттуда кучу всякой всячины? Одни картины… впрочем, я вижу, ты понимаешь.
— Причудливые мы существа! — яростно выговорил Провони.
— Да, точно подмечено. Кстати, эта причудливость — один из важнейших полезных элементов Вселенной, Торс Провони. Она представляет собой частный случай принципа единственности, который ваш же мистер Бернхад сформулировал в своей книге «Теория апричинности, определенная относительно двух осей». Единственность единственностью, но есть еще и то, что Бернхад назвал «квазиединственностью», из которой многие…
— Я сделал для Бернхада его теорию, — перебил Провони. — Я был тогда молоденьким, хитрожопистым университетским парнишкой, одним из учеников–ассистентов Бернхада. Мы вместе подготовили все данные, все ссылки, все–все — а потом опубликовали это в «Nature», где над статьей значилась только фамилия Бернхада. В 2103 году мне было восемнадцать. Сейчас мне сто пять. — Он скривился. — Старик, другими словами. Впрочем, я по–прежнему бодр и весел — я могу жить в полную силу. В конце концов, читали же мы о доживших до двух сотен лет, о родившихся еще до 1985 года, когда был выделен вирус старения и антигериатические препараты были замагистрированы сорока процентам населения.
