Леонид Смирнов - Офицерский мятеж
— Подпустить как можно ближе — и расстрелять из всех стволов. Ёшкин кот… Сейчас такую тактику считают самоубийством.
— Это всегда было рискованно. Но, как известно, кто не рискует, тот не пьет шампанское… — Сухов глотнул коньяку, как простой воды. — А вот еще замечательный пункт. «Двадцать седьмой. Во время бою надлежит тщаться взойтить выше неприятеля… Когда флот к неприятелю в бой приближается, тогда аншеф командующему надлежит по крайней возможности тщатися так взойти, дабы неприятель у него всегда под ветром был. Однакож все с добрым порядком, дабы не отнял один у другова ветру и не помешал бы один другому по неприятелю стрелять, но держаться во ордер баталии и чинить промысл над неприятелем, под лишением живота». Ну как тебе, Семен Петрович? Неужто не греет душу?
— Коньяк ее греет, Петр Иванович… Я не очень понимаю твои исторические восторги, но согласен: предки наши были не дураки и дрались за Россию до последнего.
— А я о чем? О том, что память их посрамить никак не возможно.
Ночью Сухова разбудил топот над головой. В каюте было темно. На верхней палубе кто-то снова и снова громко стучал. Военмор прислушался и понял, что стук раздается с потолка его собственной каюты.
— Свет! — приказал Петр.
Зажегся ночник. Никого не видать.
— Полный свет!
В каюте засияли все четыре светильника. Потолок был пуст. И чист — ни единого следочка. А топот не прекращался.
«Я свихнулся?» — спросил себя командир фрегата.
Ответа не было.
Сухов поднялся с койки и быстро, но без лишней спешки оделся. На потолке топотали.
— Дежурный офицер! — позвал Петр.
Корабельный «Каштан» соединил его с командной рубкой. Посреди каюты возникло объемное изображение. Дежурный офицер в легком скафандре сидел в кресле перед командным пультом.
— Дежурный офицер старший лейтенант Иванов-Третий. За время моего дежурства происшествий…
— Отставить. Вот что, Коля. Послушай, пожалуйста, что у меня творится.
— Слушаю, Петр Иванович, — произнес штурман.
Топот, как назло, стих. Полминуты дежурный офицер вслушивался в тишину, нарушаемую лишь дыханием командира.
— Ничего не слышу, Петр Иванович.
— Стихло. Но надо бы проверить.
— Я пришлю дежурного механика.
В дверь каюты постучали.
— Разрешите войти, Петр Иванович? — раздался негромкий голос Спивакова.
— Входите, Аристарх Львович.
Адъютанта подняло с постели шестое чувство. Каким образом кондуктор чуял, что у командира возникла надобность в нем, оставалось загадкой и для Сухова, и для всего экипажа.
— Подожди, Коля, с механиком. Сейчас мой адъютант тут пошукает.
— Что случилось, Петр Иванович? — спросил кондуктор Спиваков.
Неведомый топотун снова забегал по потолку.
— Ага, — только и сказал адъютант.
И подпрыгнул. Махнул руками, пытаясь сгрести топотуна. Не вышло. Но теперь топотало уже не на потолке, а рядом с дверью.
— Компактный… — протянул Аристарх Львович. — И быстрый.
— Кто это может быть?
— А хрен его знает. В Галактике много чего водится.
— Дежурный офицер, — произнес Сухов.
— Здесь, Петр Иванович. — В каюте снова возник сидящий за пультом старлей Иванов-Третий.
— Коля, распорядись, чтобы сюда принесли инфракрасные очки или прицел.
— Слушаюсь.
Через минуту в дверь каюты постучали.
— Господин капитан третьего ранга. Тепловизор.
— Просунь в щель. Только очень осторожно.
Спиваков приоткрыл дверь. Матрос подал очки… Но топотун оказался проворней. Он выскочил в коридор, мазнув матроса по волосам.
В коридорах и на палубах фрегата была устроена настоящая барская охота на крупного зверя, организованная по всем правилам — с загонщиками и стрелками. В ней участвовал суточный наряд, усиленный изнывающими от безделья механиками машинного отделения и техниками БЧ-шесть.
Десятки матросов и сержантов были вооружены губными гармошками, трещотками и алюминиевыми кастрюлями и мисками, которые взяли на камбузе. По команде загонщики двинулись по коридорам «Котлина», изо всех сил колотя по посуде, вопя и производя всевозможный шум. Они гнали сбежавшего из командирской каюты топотуна на засаду, устроенную перед реакторным отсеком.
Разумеется, загонщики тотчас перебудили спящих подвахтенных. Из кают и кубриков полился отборный флотский мат. Впрочем, несколько любопытных матросов, сержантов и мичманов поспешно оделись, чтобы присоединиться к охоте. Раз уж сон слетел, почему бы не поучаствовать в празднике?
Стрелки были вооружены тепловизирами и инфракрасными очками — в расчете на то, что невидимая «дичь» не может мгновенно изменять температуру своего тела и нескольких секунд хватит, чтобы ее засечь и поймать. Они с нетерпением ждали, когда появится зловредное существо. Наготове была ловчая сеть и два полицейских станнера, не пойми для чего попавших на фрегат.
Однако топотун каким-то чудом сумел остаться невидимым для засады, прорвался сквозь ряды загонщиков и ушел на верхнюю палубу. Тогда облаву было решено повторить, и вот уже нарушителя спокойствия гнали по верхней палубе к командной рубке.
Петр Сухов сидел в каюте и следил по корабельной связи, как идет охота. При этом он поглядывал на пустую выдвижную полку и пытался вспомнить, чего именно там не хватает.
— Эврика! — наконец вскричал он. — Кактус сбежал!
— Какой еще кактус? — удивился находящийся с ним на связи кондуктор Спиваков.
— Красный такой, марсианский…
— Так ведь это не кактус вовсе, а зверь такой чудной! — воскликнул Аристарх Львович. — Марсианский ежик называется. Я думал: вы в курсе… Он на полгода впадает в спячку, а когда проснется, удержу не знает — носится, ищет корм, подругу и место, подходящее для устройства гнезда.
— Вот те раз… А почему он невидим?
— Лучшая маскировка — моментальная мимикрия.
Триста лет назад, когда земляне решили заселить «красную планету», у генетиков появилось много работы. Они создали десятки новых биологических видов, которые были максимально приспособлены к суровому климату Марса, но потом марсианские «уродцы» начали победоносное шествие по другим населенным планетам.
Охота закончилась неудачей. Топотун снова прорвался сквозь цепь загонщиков и словно испарился. Потные загонщики уселись на пол, кто где был, и потребовали от начальства двойную порцию компота из сухофруктов. Корабельному коку ничего не оставалось, как вскрыть неприкосновенный запас изюма, урюка и чернослива и поставить кипятиться воду.
Сухов и Спиваков отправились самолично осматривать фрегат. А что им еще оставалось? Терпеть на корабле присутствие неустановленного нарушителя означало провоцировать ЧП и подвергнуть сомнению самое главное, незыблемое правило флотской службы — власть командира на вверенном ему корабле абсолютна. Как говорится: на корабле без приказа капитана и муха не пукнет. А тут, понимаешь, партизанит целый кактус, то бишь ежик…
Командир фрегата и его адъютант продвигались по коридорам и палубам «Котлина» неспешно, внимательно смотрели по сторонам, стараясь не упустить ничего важного. Нарушителя обнаружить не удавалось, зато Петр Сухов в ходе инспекции обнаружил схрон с низкокачественными порнофильмами и большую кофеварку, которую корабельные умельцы переделали в самогонный аппарат. Капитан третьего ранга поставил сам себе на вид.
— Это лишняя лампа. Вчера ее тут не было, — вдруг объявил Спиваков.
— Вы уверены?
— У меня глаз — ватерпас.
Подозвали матроса с инфракрасными очками. На его взгляд, подозрительная лампа ничем не отличалась от своих соседок.
— Как это понимать? — осведомился у адъютанта командир фрегата.
— Значит, ежик меняет не только форму и цвет, но и температуру тела.
Суточный наряд приволок высокопрочную сеть для ловли экзотической рыбы и зазевавшихся диверсантов. Сняв обувь, матросы под командой Спивакова беззвучно подкрадывались к невидимому ёжику, но он хорошо видел, еще лучше различал запахи, а уж слышал и вовсе великолепно.
Одна была у ёжика проблема — топотал он громко, когда шел на прорыв. Поэтому кондуктор приказал матросам надеть боевые костюмы, вооружиться баллонами с усыпляющим газом и навострить уши. Заодно пришлось задраить все каюты, кубрики и рубки — морока еще та. Зато дело сразу пошло на лад.
В конце концов красного марсианского ежика все же поймали на подступах к камбузу и посадили в пустующий террариум. Ежик, при всей своей непохожести на земной прототип, за милую душу хлебал молоко и грыз сушеную рыбу. Ведь насекомых на «Котлине» не было. В террариуме он тосковал и просился на волю. Ежика было жалко, но выпускать его в корабельные коридоры было нельзя.
