Аллан Коул - Флот обреченных
Но особенно гордился Чаппель парой своих голографий. Одна изображала личную космическую яхту императора «Нормандия» в момент посадки на «его», Чаппеля, посадочную площадку. А вторая была объемным портретом его величества — с автографом властителя. Чаппель бесконечно гордился тем, что благополучно посадил яхту своего кумира и повелителя. Надо ли говорить, что «автограф» императора на портрете был воспроизведен копировальной машиной — и раздача тысяч таких портретов входила в программу очередной парадно-показательной поездки его величества.
Однако Чаппель свято верил в то, что его заслуги замечены и ему воздано по способностям — ибо факт был налицо: его внезапно повысили и перевели в главный космопорт Прайм-Уорлда.
С первого же дня на новом месте работы он занялся привычным «самообразованием», которому предавался на прежней службе, а именно: стал повсюду совать нос. Возможно, новое руководство неправильно истолковало его страстный интерес к познанию всех закоулков секретного объекта. Или же его любопытство и впрямь производило впечатление опасной мании или усердия не по уму. Так или иначе, ему в мягкой форме предложили уйти в длительный отпуск — «ваше место, разумеется, остается за вами»… Словом, намекнули, что он работает слишком интенсивно — и, возможно, ему было бы неплохо проконсультироваться у хорошего специалиста-психолога.
Чаппель с трудом справился с желанием заехать в физиономию начальнику, который сделал это вкрадчивое предложение. Впрочем, не исключено, что шеф прав — касательно чрезмерной преданности делу. А вот насчет того, что Чаппелю следует полечить мозги, — тут они махнули. Ладно, он согласен на отпуск.
Как раз в это время агенты Сулламоры вышли на Чаппеля, обнаружив в его биографии некоторые интригующие моменты.
Отлично отдохнувший Чаппель готовился вернуться на работу, когда ему домой по факсу пришло сообщение, что его отправляют в бессрочный неоплачиваемый отпуск. Этакая иезуитская форма увольнения. У Чаппеля хватило духу видеодировать в управление космопорта и осведомиться о резонах подобного решения.
— Разглашение причины в вашем случае запрещено.
Хорошенькое дельце! Запрещено. Кем и почему? Кто подложил ему свинью? И кто облечен правом выгнать его в шею — напустив тумана на причину? Какое беззаконие! Никто не смеет! Никто… разве что сам… Тут Чаппель невольно поднял глаза на улыбающийся со стены портрет императора.
Но почему?
Да ведь вряд ли у императора на тысяче планет найдется подданный более преданный, чем Чаппель! Разве не он, черт возьми, спас «Нормандию», обреченную разбиться при посадке!
Чаппель несколько часов неподвижно просидел в своей крохотной квартирке — таращась на портрет его величества. Он даже не покосился на скудную трапезу, появившуюся в окошке кухонного распределителя, — дневной рацион военного времени. В его жизни произошло что-то непонятное, неправильное.
Чаппель решил посетить библиотеку. Быть может, стоит побольше узнать о своем кумире — вечном императоре.
За время его отсутствия в его квартирке кто-то побывал.
Он заметил это не сразу. Лишь через несколько часов после возвращения. Император на портрете, который прежде так улыбчиво глядел на Чаппеля, теперь взирал на него с улыбкой саркастической, жестокой. И огонек в его глазах был не доброй искоркой великого кормчего, а сатанинским блеском бессердечного шутника, вздумавшего разыграть дурную шутку с самым лояльным из своих подданных. Да, именно так. Очевидно, он глубоко заблуждался насчет императора. Все прочитанное о многовековой жизни этого человека рисовало его отнюдь не добреньким вселенским отцом народов.
Чаппель ощущал, что и теперь его знание о вечном императоре далеко не полное. Хотелось понять его до самого донышка.
Позже ему опять показалось, что в его отсутствие квартиру кто-то снова навестил — и внес изменения в портрет императора. Теперь это было лицо самого Сатаны, опаленное сардонической ухмылкой.
Каким же дураком он был! Он принес бы большую пользу империи, если бы позволил «Нормандии» разбиться в тот приснопамятный день!
В ту же ночь Чаппель впервые услышал голоса.
Глава 38
Килгуру предстояла рутинная встреча — третья задень. От него требовалось одно: проникнуть в однокомнатную квартирку своего агента и спокойно дождаться его прихода. Когда тот вернется домой и оправится от сюрприза, Килгур извинится перед этим человеком, которого он будет называть одним из лучших агентов таанской контрразведки (он всех так называет в лицо), за то, что он некоторое время не контактировал с ним. Дескать, его перебрасывали на важную оперативную работу — и вообще, время трудное, работы много, но теперь он, старший офицер спецслужбы Фохш, вновь намеревается активизировать работу одного из лучших своих агентов.
Все остается по-прежнему. Агент должен и впредь доносить о любых антитаанских настроениях на заводе, где он работает, и — что особенно важно — докладывать, как эти настроения сказываются на производительности труда. Эта информация в рамках военного времени не менее важна, чем дальнейшее производство империума-Х, который используется в качестве щита против АМ-2.
Есть, однако, приятная новость: Килгур рад сообщить, что руководство уполномочило его повысить небольшое вознаграждение, которое выплачивалось агенту. А когда война закончится победой над империей, труды столь преданных граждан будут отмечены соответствующими медалями и орденами, ибо, не участвуя в боевых действиях, они тем не менее боролись на невидимом фронте и всемерно обеспечивали приближение радостного дня победы.
И так далее и тому подобное.
Разумеется, не имело смысла открывать глаза бедолаге агенту, для кого он собирает информацию на самом деле. Побережем его сердечко. Если парень желает быть стукачом на своих коллег и служить верой и правдой таанской спецслужбе — бога ради, Килгур ничего против не имеет, только поддержит.
Итак, Алекс поднялся по пожарной лестнице, ловко снял скользящую раму окна с запора, приподнял ее и проник внутрь квартиры. Было бы здорово, кабы у этого агентика в заначке нашлась бутылочка чего-нибудь крепкого. «Руководители шпионской сети тоже люди, — думал Килгур, — им тоже хочется порой промочить глотку».
Он быстро отыскал полупустую бутыль с чем-то вроде соевого вина. Брезгливо поморщился, но сделал несколько больших глотков, расхаживая по квартире, заглядывая во все углы и руками в перчатках машинально переставляя предметы и возвращая их на место, заглядывая в ящики, вороша бумаги.
Отвинтив крышку настольной лампы, Килгур печально поцокал языком. Потом привинтил крышку и поспешно направился к окну, предварительно позаботившись, чтобы все предметы в квартире остались на тех же местах, где он их застал.
Килгур выскользнул из окна, поставил на место раму и спустился по пожарной лестнице. Быстро удаляясь прочь по улице, он обмозговывал ситуацию.
Любопытненько, любопытненько. Опасности ну просто со всех сторон. Тут все кишит разведчиками, служба на службе и службой погоняет. Никаких условий для работы.
Это просто безобразие, что у его агента под крышкой настольной лампы имеется «жучок». Какая пакость! Какой непорядок!
Пропал агент. Вот незадача.
Направляясь на квартиру следующего агента, Килгур постепенно успокаивался. Дела не так уж плохи. До сих пор он навербовал три десятка агентов. Пятеро погорели, трое испугались и дезертировали, а двоих перевербовали. Зато остальные работали как пчелки, опять впряглись в работу, собирали информацию, а уж для разведки какой из воюющих сторон — это не их собачье дело.
Стэн краем глаза полюбовался своим отражением в настенном зеркале. Похоже, он выглядел весьма представительно в вечернем костюме, даром что цвет костюма ему самому казался немного крикливым. Но известно, что бандиты большой руки во все времена тонким вкусом в одежде не отличались. Он тщательно выровнял узел галстука, глотнул бренди и откинулся на спинку кресла, ожидая реакции Коннла. Теперь его слово.
Судя по всему, это будет честная сделка. Склад Коннла забит до отказа растаможенным запасом пищевой добавки с высоким содержанием протеина, которую таанская армия использует для обогащения рациона питания космических десантов. Стэн эти запасы пищевой добавки желает купить на корню.
Словом, честная сделка — только на черном рынке.
А уж откуда у Коннла такая прорва этой пищевой добавки — не его, Стэна, дело.
Стэн предложил Коннлу цену значительно выше той, что предлагали оптовики черного рынка. А что до простых таанцев — так на этот товар да за такую цену не нашлось бы ни одного желающего.
Расплачиваться Стэн намеревался имперскими кредитками, которых инфляция не коснулась.
