Андрей Буянов - Бродяга
А все чувство ответственности, вбитое в меня вначале в детском саду, потом в школе… в институте, конечно, ни о чем подобном речи не шло, но там оно уже начинало саморазвитие, потому как вуз я все-таки закончить умудрился, пусть и не с красным дипломом, но и не с «зеленым». Учился-то я на бюджете, а это, в то время когда в армии хронический недобор, превращает каждую сессию в борьбу за выживание. А регулярные сообщения в прессе об очередном возвращении на родину очередного призывника в цинковом гробу со следами огромного количества пыток на теле, переломанными костями и диагнозом, что, мол, умер он в теплой казарме от насморка, чуть ли не венерического, и все это в мирное время, очень, я скажу, стимулируют к проявлению усердия в учебе.
К ручному управлению я привык еще во флотском госпитале, плюс практика доставки груза в системе Фолка (там тоже преимущественно на ручном ходил). И сейчас просто наслаждался полетом, хорошо проделанной работой, параллельно думая о своем, заодно переругиваясь с искином по поводу эффективности и энергоэкономичности выполняемых маневров.
Как обычно, когда занят каким-либо делом, время пролетело незаметно. На экране замигал значок, что погрузка, а вернее приваривание очередного остова к крепежу, закончена, все киберы находятся внутри корабля и можно смело начинать предпрыжковый разгон. Все, больше мне за управлением на сегодня делать нечего, — ручной вход в гиперпрыжок это смело, но глупо.
Что такое разгон перед прыжком — это фактически накопление кинетической энергии. Не буду вдаваться в подробности, но контур джампового двигателя, высвобождая ее, и перемещает корабль в пространстве. Тут важна точная настройка по хреновой туче параметров, от скорости и массы до возмущения гравитационного поля и плотности космической пыли. А то поведет контур, высвободится энергия в какое-нибудь «левое» русло, и все, привет предкам! Именно поэтому внутрисистемные прыжки такие сложные, и исполняются исключительно по маякам, расстояния слишком маленькие, очень маленькие допустимые диапазоны и слишком большие погрешности получаются соответственно. И вероятность удачного прыжка не один к миллиону, как принято в норме при межсистемном передвижении, а один к трем, например, или вообще девять к десяти. Собственно, на такие разгоны да на последующее энергообеспечение и тратится львиная доля всего затрачиваемого топлива.
Корабль лег на новый курс и начал уверенно набирать ход под бдительным контролем искусственного интеллекта, несколько тысяч раз в секунду сканирующим обстановку и вносящим корректировки в параметры разгона. Где-то часа через три мы совершим прыжок, и можно будет спокойно идти спать, потому как масса «Макава» с приваренными к нему остовами чуть ли не в три раза увеличилась, и длится он будет не меньше стандартных суток. Можно будет и отдохнуть, и текущую проверку бортовых систем провести, а то что-то мне последнее время сбои в системе топливной рециркуляции не нравятся. Оно, конечно же, не критично, но все же обратка есть обратка — на расход влияет достаточно сильно.
Перед глазами появилась ярко-красная табличка, сопровождаемая сигналом тревоги, — корабль подвергся ракетной атаке.
Как?!! Я моментом подключился к управлению, задвинув искин на его законное второе место. Какого хрена!!! Корабль преследовал с десяток ракет, стареньких, конечно, но это ничего не меняло. Мне одинаково неприятно погибать что от взрыва новой, что старой боеголовки. И ведь время, суки, подобрали, когда особо никуда не свернешь, если в прыжок войти хочешь.
От «Макава» отделились несколько десятков противоракет и, разобрав цели, устремились прочь от кормы. Ну что же, две трети навесных контейнеров с противоракетами опустели. Я почесал внезапно засвербевший затылок и с силой ударил об подлокотник ложемента.
Какого хрена!!! Откуда эти ракеты взялись?! И вообще, почему ракеты?! Во фронтире ими почти не пользуются, это же дорого!!! Старые запасы, с войны оставшиеся, уже как лет двадцать назад закончились. На «Макаве» противоракеты эти, наверное, с того времени и стоят, бездействуя. Тут все поголовно на энергетическом вооружении сидят, а те, у кого ракеты все же есть, как правило, с кем-то из Содружества сотрудничают плотно. И им я нафиг не сдался, ни живой, ни мертвый, никакой, не того полета птаха.
Тут на внутреннем экране всплыли два корабля, идущие параллельными курсами, медленно, но неотвратимо сокращающих расстояние. Корабли надо сказать, совсем не стандартной конструкции, нигде в каталогах не зарегистрированной. Ничего не напоминает? Каждый длиной в сто двенадцать метров, формой похожие на клык какого-нибудь хищника, заостренный и загнутый к носу. И мне на этом изображении было очень четко видно, как на каждом из загонщиков засверкали вспышки энергетических выстрелов.
Энергетические орудия это, конечно же, лучше, чем ракеты, но тоже радости от них, в мою сторону направленных, не много.
А ракеты между делом никуда не делись, всего две из них, но прорвались и рванули в задней полусфере. Хвала всему — не ядерные оказались. Но задний щит, хоть на время, но смело начисто. Если бы не старые корабельные останки, на стрелу приваренные и на себя весь удар принявшие, имел бы сейчас полный трюм поражающих элементов. Хотя это сомнительно, даже мой старенький грузовик бронирован достаточно, чтобы кинетические поражения от чего-то не очень большого, даже с большой скоростью летящего, без особых проблем выдержать. Тут что-то не то…
Ага, вон, у остова аварского фрегата, который справа прикреплен, капитально надрезало верхнюю часть. Проплавило нафиг наполовину глубины. Вот в чем фишка, — одноразовое залповое лучевое орудие, мощным взрывом перегружаются щиты и луч, на такой сверхмалой дистанции прожигает, правда почти не прицельно, зато почти любую броню… Хе-х, это что же, мне, получается, повезло, что я всяким старьем увешан, как ежик иголками?
Щит на задней полусфере еще не восстановился, а по закрытой корабельными останками стреле грузового трюма уже вовсю забарабанили разряды когерентной плазмы. В вакууме, конечно, звуки не передаются, зато переборки от напряжения трещат, только в путь.
Сканеры обнаружили еще одну цель, идущую пересекающимся курсом. И вот это меня добило окончательно, потому как стало ясно, что за ребята меня преследуют, и от перспективы оказаться в их руках, озноб прошел по всему позвоночнику.
Я сверился с объемной картой, постоянно висевшей на периферии сознания в режиме слияния, оценил проложенный ранее искином курс до Фолка, прикинул расстояние и заложил крутой вираж, при этом, перекинув всю мощь, прямо скажем весьма скромную, искусственного интеллекта «Макава» на расчет гиперперехода, отдав в полное его распоряжение свободные ресурсы своего мозга. Выждал несколько секунд, требуемых для предварительного расчета, и отдал команду к принудительному прыжку.
Да, это очень опасно, и скорость слишком мала, и расчет выполнен без углубленной проработки деталей, да и контур гиперпривода сбоить будет нещадно. Короче, шансов у меня приблизительно пятьдесят на пятьдесят, — либо получится, либо нет. Но это все равно намного лучше, чем попасть в руки кочевникам и пойти на генетический материал, то есть на органы или на материал к размножению, что тоже в их интерпретации с жизнью не совместимо. И в бой с ними не особо вступишь, — не на чем.
Натужно зашумел гиперпривод, по кораблю прошла нездоровая вибрация… Реактор выдал пик нагрузки, в кабине отчетливо запахло озоном, походу, что-то погорело, связь с искином пропала, но это уже не особо важно, потому что корабль уже вошел в прыжок. Хорошо, что разгерметизации не произошло, хоть я и в скафандре (жизнь научила в последнее время), но проблем бы мне это доставило заметно больше. Голову пронзила жуткая боль, аж зубы заскрипели, — эхо некорректной перегрузки от совместной работы с искином, который куда-то пропал, сука.
Прыжок продлился чуть более семи часов, ровно столько, на сколько хватило топлива в баках до маневрового минимума при таком энергетически неэффективном режиме. Такая отсечка на всех кораблях стоит, по понятным причинам. Но мне от этого было не легче, точнее информация о том, что у меня еще есть топливо для маневра, не особо радовала на фоне того, что один искин у меня сошел с ума, а второй разметало в клочья попадание в грузовую камеру. Даже обидно как-то, только один пробой брони случился, и тот в грузовом трюме умудрился угодить именно в ту камеру, где родной макавовский искин хранился. И дело не в управлении, сманеврировать я и сам легко смогу, чай, это моя прямая обязанность, а в том, что без искина мне расчет прыжка до Фолка просто не сделать, это при условии, что я где-то топливо достаточного объема раздобуду.
А завершился переход, судя по времени и общим показаниям приборов, в смежной системе красного карлика. Причем от системы Фолка она отстояла еще дальше, чем 22–24-ЗС, и собственного имени не имела, а номер в каталоге был 22–24–6СХ, который ни о чем, кроме как о ее просто смехотворных по космическим меркам размерах, не говорил, и теперь «Макав» дрейфовал от точки перехода к ее центру с остаточной скоростью, гасить ее я не стал, топливо экономя, тем более я и так двигался в нужном направлении.
