Айзек Азимов - Дэвид Старр, космический рейнджер
Он превзошел их ожидания. Ростом с Лоуренса, достигая шести футов, длинноногий и жесткий, с холодными нервами и быстрыми мышцами атлета, с резким, ясным умом первоклассного ученого. И кроме того, в его каштановых чуть волнистых волосах, в ясных, широко расставленных карих глазах, в ямочке на подбородке, которая исчезала, когда он улыбался, – во всем этом было что-то, напоминавшее Барбару.
Он пронесся сквозь годы обучения, оставляя за собой след искр и пепла от прежних рекордов как на игровых полях, так и в аудиториях.
Конвей был обеспокоен.
– Это неестественно, Гас. Он превосходит отца.
А Хенри, который не верил в ненужные речи, попыхивал трубкой и гордо улыбался.
– Мне не хочется этого говорить, – продолжал Конвей, – потому что ты будешь надо мной смеяться, но есть в этом что-то не вполне нормальное. Вспомни, ребенок двое суток находился в космосе, от солнечной радиации его защищал лишь тонкий корпус шлюпки. Он находился всего лишь в семидесяти миллионах миль от Солнца в период максимальной активности.
– По-твоему, что Дэвид должен был сгореть, – сказал Хенри.
– Не знаю, – пробормотал Конвей. – Воздействие радиации на живую ткань, на человеческую живую ткань имеет свои загадки.
– Естественно. Эта не та область, в которой осуществим эксперимент.
Дэвид окончил колледж с высочайшими баллами. На уровне выпускника он умудрился выполнить оригинальную работу по биофизике. Он оказался самым молодым полноправным членом Совета Науки.
Для Конвея во всем этом заключалась и потеря. Четыре года назад его избрали главой Совета Науки. За подобную честь он отдал бы жизнь, но он знал, что если бы Лоуренс Старр жил, избран был бы более достойный.
И он утратил все контакты с Дэвидом, кроме редких и случайных, потому что быть главой Совета Науки означает посвятить себя проблемам всей Галактики. Даже на выпускных экзаменах он видел Дэвида лишь на расстоянии. За последние четыре года он разговаривал с ним едва ли четыре раза.
Поэтому его сердце забилось, когда он услышал, как открывается дверь. Он повернулся и быстро пошел навстречу вошедшим.
– Гас, старина. – Он протянул руку. – Дэвид, мальчик!
Прошел час. Уже была ночь, когда они смогли перестать говорить о себе и обратились к делам вселенной.
Начал Дэвид. Он сказал:
– Я сегодня впервые был свидетелем смерти от отравления, дядя Гектор. Я знал достаточно, чтобы предотвратить панику. Но хотел бы знать больше, чтобы помешать отравлению.
Конвей мрачно кивнул.
– Столько не знает никто. Я полагаю, Гас, это был опять марсианский продукт.
– Невозможно сказать, Гектор. Но в деле фигурируют марсианские сливы.
– Предположим, – сказал Дэвид Старр, – вы расскажете мне все, что мне дозволено знать.
– Все очень просто, – сказал Конвей. – Ужасно просто. За последние четыре месяца примерно двести человек умерли сразу после того, как поели выращенные на Марсе продукты. Яд неизвестен, и симптомы не принадлежат никакой болезни. Быстрый полный паралич нервов, контролирующих работу диафрагмы и мышц груди. Вследствие этого паралич легких и смерть через пять минут.
Дело даже хуже. В нескольких случаях жертвы были захвачены вовремя, мы применяли искусственное дыхание, как ты, и даже искусственные легкие. Все равно смерть через пять минут. Поражено и сердце. Вскрытие не показывает ничего, кроме невероятно быстро развивающегося поражения нервов.
– А отравленная пища? – спросил Дэвид.
– Тупик, – ответил Конвей. – Отравленный кусок или порция полностью усваивается. Другие образцы того же сорта на столе и в кухне абсолютно безвредны. Мы скармливали их животным и даже добровольцам. Исследование содержание желудка мертвых дает неопределенные результаты.
– Откуда же вы тогда знаете, что пища отравлена?
– Потому что смерть во всех случаях после марсианской еды – это не просто совпадение.
Дэвид сказал задумчиво:
– И, по-видимому, болезнь не заразна.
– Нет. Хвала звездам за это. Но даже и так положение тяжелое. Пока мы, как могли, сохраняли все в полной тайне, при содействии Планетарной полиции. Двести смертных случаев за четыре месяца для населения Земли – все еще ничтожное число, но оно может увеличиться. И если люди Земли будут считать, что любой кусок марсианской пищи может оказаться их последним, последствия будут ужасны. Даже если по-прежнему будет умирать в месяц пятьдесят человек из пяти миллиардов жителей Земли, каждый сочтет, что он окажется в числе этих пятидесяти.
– Да, – согласился Дэвид, – а это значит, что рынок марсианской пищи перестанет существовать. Плохо для Марсианских фермерских синдикатов.
– Это что! – Конвей пожал плечами, отбрасывая проблему фермерских синдикатов, как нечто незначительное. – А больше ты ничего не видишь?
– Вижу, что сельское хозяйство Земли не может прокормить пять миллиардов человек.
– Точно. Мы не можем прожить без продуктов с колониальных планет. Через шесть недель на Земле начнут умирать с голода. Но если люди будут бояться марсианской пищи, предотвратить голод не удастся, а я не знаю, сколько мы еще продержимся. Каждая новая смерть – это новый кризис. Разнесут ли об этом последнем теленовости по всему свету? Всплывет ли правда? И к тому же существует еще теория Гаса.
Доктор Хенри откинулся, утрамбовывая табак в трубке.
– Я уверен, Дэвид, что эпидемия пищевых отравлений – не естественный феномен. Он слишком широко распространен. Сегодня в Бенгалии, на следующий день в Нью-Йорке, потом на Занзибаре. За этим чей-то разум.
– Говорю тебе… – начал Конвей.
– Если какая-то группа пытается захватить контроль за Землей, что может быть лучше, чем ударить по нашему слабейшему месту – запасам продовольствия? Земля – наиболее населенная планета Галактики. Это естественно, поскольку она родина человечества. Но именно это делает нас слабыми, поскольку мы не можем прокормить себя. Наша житница в небе: на Марсе, на Ганимеде, на Европе. Если прекратить импорт любым способом – пиратскими нападениями или гораздо более тонко, как сейчас, – мы быстро станем беспомощны. Вот и все.
– Но если это так, не станет ли такая группа связываться с правительством, хотя бы для того, чтобы предъявить ультиматум? – спросил Дэвид.
– Кажется, так, но, может, они ждут своего часа, ждут, чтобы мы созрели. Или они прямо имеют дело с фермерами Марса. Колонисты себе на уме, они не доверяют Земле и в сущности, если поймут, что их благополучие под угрозой, могут присоединиться к преступникам. Может быть, даже, – он яростно запыхтел, – они сами… Но я никого не обвиняю.
– А моя роль? Что, по-вашему, должен делать я? – спросил Дэвид.
– Позволь мне ему объяснить, – сказал Конвей. – Дэвид, мы хотим, чтобы ты отправился в Центральную лабораторию на Луне. Ты будешь членом группы, занимающейся расследованием этой проблемы. В настоящий момент там получают образцы всех продуктов, доставляемых с Марса. Мы обязаны найти там отравленную пищу. Половина всех образцов скармливается крысам. остальные исследуются всеми доступными нам способами.
– Понимаю. И если дядя Гас прав, у вас, вероятно, есть еще одна команда на Марсе?
– Очень опытные люди. Ну а ты готов отправиться на Луну сегодня же?
– Конечно. В таком случае могу ли я уйти, чтобы подготовиться?
– Разумеется.
– Не будет ли возражений против того, чтобы я летел в своем корабле?
– Вовсе нет.
Оставшись одни в пустом кабинете, двое ученых долго молчали, глядя на сказочные огни города.
Наконец Конвей сказал:
– Как он похож на Лоуренса! Но ведь он так молод. Дело опасное.
Хенри ответил:
– Ты на самом деле считаешь, что сработает?
– Несомненно. – Конвей рассмеялся. – Ты слышал его последний вопрос о Марсе. Он не собирается отправляться на Луну. Я хорошо его знаю. И так лучше всего защитить его. Официальные записи утверждают, что он на Луне; Центральной лаборатории приказано доложить о его прибытии. Когда он на самом деле окажется на Марсе, твои заговорщики, если они существуют, не заподозрят, что он член Совета, а он, конечно, сохранит инкогнито, думая, что дурачит нас.
Конвей добавил:
– Он умен. Он может сделать что-нибудь, чего не можем мы. К счастью, он еще молод, и им можно маневрировать. Через несколько лет это будет невозможно. Он будет видеть нас насквозь.
Негромко звякнул коммуникатор Конвея. Тот включил его.
– В чем дело?
– Личное сообщения для вас, сэр.
– Для меня? Передавайте. – Он удивленно посмотрел на Хенри. – Может, заговорщики, о которых ты болтаешь?
– Открой, и увидим, – предложил Хенри.
Конвей открыл конверт. Несколько мгновений смотрел на листок, потом рассмеялся, бросил листок Хенри и откинулся в кресле.
