Дэвид Хармон - Смертельные годы
– Она на семь или восемь лет младше меня, а выглядит на десять лет старше.
– Люди обычно стареют с разной скоростью, Джим.
Кирк повернулся к Чехову:
– Но тогда почему не стареет он?
– Я не знаю.
– А я хочу знать! Может быть, это из-за его молодости? Группы крови? Желез? Истории болезни? Наследственности?
– Сестра Чапел, приготовьте мистера Чехова для полного обследования.
Она встала:
– Идемте. Это не больно. Во всяком случае, не очень.
Когда за медсестрой и неохотно следующим за ней Чеховым закрылась дверь, Дженит Уэллейс повернулась к Мак-Кою.
– Несколько лет тому назад на Альдебаране-3 мы с моим мужем использовали вариацию холестеринового блока, чтобы снизить атеросклероз у животных.
– Это помогало?
– Иногда. Но возникали очень сильные побочные эффекты. Нам пришлось прекратить эксперименты.
– Тем не менее, попробуйте, доктор Уэллейс. Попробуйте все, что угодно, но делайте это быстро.
– Да, сэр, – она тоже вышла.
– Мистер Спок, возвращайтесь на мостик, – сказал Кирк. – Я в скором времени присоединюсь к вам. Держите меня в курсе тот, как идет обследование Чехова, Боунс.
Он встретил Дженит Уэллейс, которая поджидала его в коридоре:
– Я думала, вы уже на пути в свою биохимическую лабораторию, доктор.
– Нам по пути, Джим.
Через мгновение он кивнул:
– Да.
Она приспособилась к его медлительной походке:
– Мы знаем, в чем проблема, – сказала она. – Мы знаем, какое воздействие оказывается, и мы знаем, с какой скоростью это происходит. Поэтому, как только мы найдем верную версию исследования хотя бы теоретически, мы найдем ее практическое решение.
Кирк улыбнулся:
– Ты говоришь, как мой первый помощник.
– Нет проблем, Джим… даже наша… которые были бы неразрешимы.
– Я мог бы назвать тебе пять неразрешимых проблем прямо из головы. Например, почему была создана вселенная? Можем ли мы быть уверенными в том, что знаем? Существуют ли всегда правильные или неправильные действия? В чем природа красоты? Каково решение последней теоремы Ферма? Ни одна из них не решается с помощью логики.
– Нет. Сердце не логично. Наше счастье, что его корни не в логике. – Она взяла его под руку. – Когда я вышла замуж за Теодора Уэллейса, я думала, что с тобой все кончено. Я ошиблась.
Кирк бросил на нее быстрый взгляд:
– Когда ты это поняла?
– Сегодня!
– На сколько лет твой муж был старше тебя?
– Какое это имеет значение!
– Отвечай!
– На двадцать шесть, – неохотно ответила она. Затем, словно он требовал объяснения, она добавила: – Он был блестящим человеком, мы были одни на далекой станции, работали вместе. – Она заплакала. – Джим, я не хочу говорить о нем! Я хочу говорить о нас!
– Посмотри на меня, – потребовал Кирк. Он схватил ее за плечи:
– Я сказал – посмотри на меня. Что ты видишь?
– Я вижу капитана Кирка, – сказала она неуверенно, – человека очень честного, порядочного, сильного, красивого.
– И старого! – крикнул он. – Старого и становящегося все старше с каждой минутой.
– Джим, пожалуйста…
– Что ты мне предлагаешь, Джейн? Любовь или прощальный подарок?
– Это очень жестоко, – сказала она.
– Это честно! – его голос был хриплым от горечи. – Подожди еще пару дней, Дженит! К тому времени я буду уже достаточно стар, чтобы ты разлюбила меня!
А в это время молодой Чехов испытывал всю прелесть многостороннего медицинского обследования.
– Дайте нам еще немного крови, Чехов, – бормотал он. Вам не будет больно, Чехов! Снимите рубашку, Чехов! Повернитесь, Чехов! Вдохните, Чехов! Анализ крови! Анализ костного мозга! Анализ кожи! Они взяли у меня столько образцов, что я не уверен в том, что я еще здесь!
– Больной, вы будете жить, – сказал Зулу.
– Да, конечно. Я буду жить, но уже никогда не буду наслаждаться.
Кирк зашел на мостик, и он замолчал. Зулу сказал:
– Поддерживаем стандартную орбиту, капитан.
– Увеличьте орбиту до двадцати тысяч.
Когда Кирк двинулся к своему командирскому креслу, Дорис Аткинс передала ему дощечку.
– Вы не подпишете, сэр? – Он взглянул на нее, нацарапал свое имя и передал ее обратно, когда к нему подошел командор Стокер.
– Я бы хотел поговорить с вами, капитан.
– У меня очень мало времени, командор.
– Хорошо, сэр. Я просто хочу напомнить вам, что мы должны быть в определенный день на Звездной Базе Десять.
– Боюсь, мы опоздаем, командор Стокер. Я не собираюсь покидать этот район до тех пор, пока мы не найдем решения нашей проблемы.
– Капитан, я вижу, как четверо очень ценных и, возможно, незаменимых членов Звездного Флота погибают на моих глазах. Я хочу сделать что-нибудь, чтобы помочь.
– Если вы так этим озабочены, – сказал Кирк, – я пошлю гиперпространственное сообщение на Звездную Базу Десять и объясню ситуацию.
Спок, сидевший у компьютера, покачал головой. Кирк заметил ею жест.
– Вы что, мистер Спок?
– Капитан, вы уже послали такое сообщение сегодня утром.
– О, да, конечно, – он изменил тому. – Секретарь Аткинс.
– Да?
– Где доклад о потреблении топлива?
– Вы только что подписали его, сэр.
– Если бы я подписал его, я бы не спрашивал вас о нем. Дайте его сюда.
Девушка робко передала доску. Там была ею подпись. Он со злостью передал доску назад и откинулся в кресле. И успел увидеть, как Чехов и Зулу переглянулись. Ухура намеренно отвернулась.
Кирк закрыл глаза. Он чувствовал, что ему нужен отдых. Он был беспомощен. Это был факт. Он никогда раньше не бывал таким усталым… и это состояние уже не изменится… усталость, усталость…
Словно издалека, он услышал голос Спока.
– Капитан! Я думаю, что знаю причину! Я решил… – голос замер, и Кирк позволил сознанию опять уплыть, ею стали трясти.
– Капитан! – он с огромным усилием поднялся.
– Ммм? Спок? Извините, я задумался.
– Понятно, сэр.
– Вам есть о чем доложить, мистер Спок?
– Да, сэр. Я думаю, что знаю причину несчастья. Я не уверен, но та нить, которая у меня есть, кажется многообещающей.
Кирк осторожно спросил:
– Что это?
– Комета, – сказал Спок. – Орбита Гамма Гидры Четыре провела ее прямо через хвост кометы. Я обследовал остатки на обычном радиационном фоне и ничего не обнаружил. Но когда я перестроил датчики на гораздо более низкий диапазон, на шкале появилась незамеченная радиация. Ниже нормального радиационного уровня, но она определенно присутствует. И это, несомненно, остаток хвоста кометы.
– Хорошо, мистер Спок. Давайте немедленно сообщим это доктору Мак-Кою.
Когда он поднимался, его правое колено пронзила боль. Он помассировал его и похромал к Ухуре:
– Лейтенант, примите сообщение для командования Звездною флота.
– Да, сэр.
– Из-за близости к ромуланам используйте код Два.
– Но, сэр, ромулане расшифровали второй код. Если вы помните последний бюллетень.
– Тогда используйте код Три.
– Да, сэр, код Три.
– Сообщение. Ключом к проблеме может быть комета, которая проходила мимо Гамма Гидры Четыре. Вышеупомянутая комета находится сейчас… – Он посмотрел на Спока.
– Квадрант четыре четыре восемь, сэр.
– Я предлагаю, чтобы все подразделения перешли по тревоге на полное изучение радиации и способов ее нейтрализации. Комета очень опасна. Кирк, капитан "Энтерпрайза". Пошлите его немедленно, лейтенант Ухура. Идемте, мистер Спок.
Возле лифта он остановился.
– Мистер Зулу, увеличьте орбиту до двадцати тысяч миль.
Пораженный, Зулу сказал:
– Вы имеете в виду еще на двадцать тысяч, капитан?
Кирк с мрачным лицом мгновенно повернулся.
– Мне непонятно, почему каждую из моих команд переспрашивают. Делайте, что вам говорят, мистер Зулу.
Спок спокойно спросил:
– Каково наше теперешнее положение, мистер Зулу?
– Орбита на двадцати тысячах, сэр.
Кирк посмотрел на бесстрастное лицо Спока. Затем произнес:
– Придерживайтесь этого, мистер Зулу.
– Есть, сэр.
Когда за ними закрылась дверь лифта, на мостике воцарилась напряженная тишина.
Но изолятор воспрянул духом.
– Радиация, – проговорил Мак-Кой. – Это так же хорошо, как и любой другой ответ. Но почему мы не знали об этом ранее?
– Я подозреваю, доктор, потому, что мои мыслительные способности не так высоки, как раньше.
Мак-Кой посмотрел на Спока. Затем он передал патрон со своей пленкой Догонит Уэллейс.
– Пожалуйста, посмотрите это, доктор.
– Хорошо, – сказал Кирк, – будьте добры, держите меня в курсе. Я буду на мостике. Вы идете, Спок?
– У меня есть вопрос к доктору, капитан.
Кирк кивнул и вышел. Спок сказал:
– Доктор, температура корабля становится все более непереносимой для меня. Я приспособил отопление в своей каюте на сто двадцать пять градусов. Это, по крайней мере, терпимо, но…
– Похоже, я не буду навещать вас дома, – сказал Мак-Кой.
