Вонда Макинтайр - Гнев Кана
– Лейтенант, вы слышали о Риковерианском парадоксе?
– Нет, сэр, не слышала.
– Позвольте предложить вам такую ситуацию. Вы находитесь на корабле обычном океанском судне. Он тонет. Вы оказываетесь в спасательной лодке еще с одним человеком. Спасательная лодка повреждена. Она может выдержать лишь одного, не двух. Как вы убедите вашего напарника оставить вам лодку?
– Я не буду пытаться делать это, – сказала она.
– Как не будете? Почему?
– По одной простой причине, сэр, я превосходно плаваю.
Кто-то из стажеров хихикнул. Звук резко оборвался, когда один из соседей толкнул парня локтем.
– Вода кишит акулами, – чуть грубо настаивал Кирк.
– Акулами, адмирал?
– Терхан, отряд Салаким, – подсказал Спок из глубины класса.
– Верно!.. И они очень, очень голодны.
– Мой ответ все тот же.
– В самом деле? Вы высокообразованный первоклассный офицер Звездного Флота. Предположим, что тот человек совершенно неграмотный, без семьи, большую часть времени проводящий в тюрьме и никогда не занимавшийся делом, которого не выполнил бы самый примитивный робот. Тогда что?
– Я ни за что не буду просить, а тем более пытаться приказать или убедить человека пожертвовать своей жизнью ради меня.
– Но на ваше обучение ушли немалые средства. Не думаете ли вы, что ваш долг перед обществом – пытаться спастись, чтобы выполнить свои обязанности?
Ее брови сошлись у переносицы.
– Вы действительно так думайте, адмирал?
– Это я вас экзаменую, лейтенант, а не вы меня. Я задал вам серьезный вопрос, а ответили вы с ужасающе фальшивой скромностью.
Саавик разгневанно встала.
– Вы спросили, должна ли я беречь себя, чтобы выполнить свои обязанности. Тогда я спрошу вас, что входит в мои обязанности. Если использовать ваш критерий, то моей обязанностью является самосохранение, с тем чтобы я могла выполнять свои обязанности! Замкнутый круг и доводы для самооправдания. Это в высшей степени безнравственно. Справедливое общество, а если я не ошибаюсь, именно таким обществом себя считает Федерация, содержит армию лишь с одной целью: защищать своих граждан. Если мы начнем решать, кто из них достоин защиты, а кто – нет, если мы будем считать, что не можем рисковать собой, мы разрушим сам смысл нашего существования. Мы пере станем служить обществу, став тиранами.
Она чуть подалась вперед, сжимая спинку впередистоящего стула.
– И вы твердо в этом убеждены, не так ли, лейтенант?
Она выпрямилась, ее нежная кожа по цвету стала похожа на кожу вулканийца.
– Это мое мнение по данному вопросу, сэр!
Кирк впервые за все время инструктажа улыбнулся; впервые за долгое время он почувствовал удовлетворение.
– Вы с завидным изяществом отстаивали свои убеждения, лейтенант.
Пожалуй, я никогда раньше не слышал подобной постановки вопроса.
Она вновь нахмурилась, взвешивая двусмысленное высказывание. Затем, очевидно, решила расценить это как комплимент.
– Спасибо, сэр. – Она снова села.
Кирк откинулся на спинку стула и обратился ко всем присутствующим:
– Это была последняя проверка. Если офис так же, как всегда, энергичен, то ваши дипломы будут готовы к завтрашнему дню. Но, пожалуй, будет вполне справедливым сказать, что ни у одного из вас нет причин для беспокойства. Все свободны.
После секундного молчания, они вскочили на ноги, крича и смеясь, гурьбой вывалились за дверь.
– О, боже, – вздохнул Джим Кирк. – Они как прилив.
Все, кроме Саавик. Отчужденно и одиноко она поднялась и медленно вышла.
Спок смотрел как его стажеры покидают класс.
– Ты прав, Спок. Она более вспыльчива, чем вулканийцы, – заметил Кирк.
– У нее есть на то свои причины. При некоторых обстоятельствах она проявила сдержанность, достойную восхищения.
Одной вещи Спок никак не ожидал от лейтенанта Саавик, а именно самообладания, почти такого же, каким обладал он сам. Он считал, что разница между вулканийцами и ромулянами ничтожно мала, когда речь идет об эмоциях. Но у Спока было одно преимущество – он вырос среди вулканийцев.
Он рано научился сдерживать себя. Саавик первые 10 лет своей жизни провела, пытаясь выжить в одном из самых жестоких кругов колонии ромулян.
– Только не говори мне, что ты сердишься на меня за то, что я так сильно уколол ее, – сказал Кирк.
Спок вскинул бровь.
– Ну конечно же ты не сердишься. Что за глупости!
– Вам известно что-нибудь о ее прошлом, адмирал? – Он недоумевал, почему Кирку пришло в голову предложить ей именно эту ситуацию. Вряд ли он мог бы сделать лучший выбор, неважно было ли это случайностью или обдуманным вопросом.
Стало известно, что колония, в которой жила Саавик находится под угрозой гибели: военная служба ромулян, которая, по сути дела, являлась одновременно и правительством, приняла решение покинуть колонию. Они провели эвакуацию и спасли всех.
Всех, кроме стариков, инвалидов и небольшой группы детей-полукровок, само существование которых отвергалось властями. Согласно официальной линии, вулканийцы и ромуляне не могли скрещиваться без медицинского вмешательства. Поэтому незаконнорожденных детей не должно было быть вообще. Это было политическое суждение, которое как и большинство доктрин, не имело ничего общего с реальностью. На самом же деле, разница в развитии ромулян и вулканийцев появилась лишь несколько тысячелетий назад.
Генетические различия были незначительны. Но несколько тысяч лет самостоятельного автономного развития культуры создали между ними пропасть, казавшуюся непреодолимой.
– Она – наполовину ромулянка, наполовину вулканийка. Разве я должен знать еще что-то? – Поинтересовался Кирк.
– Нет, вполне достаточно. Я задал глупый вопрос.
Кирк задел ее, но она быстро взяла себя в руки. Спок не считал нужным рассказывать Кирку вещи, о которых Саавик сама очень редко говорила даже Споку. Если она решила покончить со своим прошлым, то он должен уважать ее желание.
Она отказалась от своего права на антигенный анализ, который установил бы ее родителя из вулканийцев. Это был достойный поступок, но это также означало, что она даже не знает кто из ее родителей был ромулянином, а кто вулканийцем. Ни одна семья вулканийцев не признала ее.
Спок мог лишь восхищаться тем знающим и сдержанным человеком, которым воспитала себя Саавик из того дикого, напуганного малыша, каким она была.
Он пытался угадать, понимает ли она сама, почему так строга к себе перед людьми, которым и дела нет до ее достоинств. Быть может, когда-нибудь докажет все самой себе и освободится от последних цепей, приковывающих ее к прошлому.
– Хм, да-а, – произнес Кирк, отрывая Спока от рассуждений. – Да, я припоминаю, что вулканийцы известны своей любовью к праздности и безделью.
Спок решил сам изменить тему разговора. Он достал пакет, который раздобыл где-то до того как появился в классе.
Немного смутившись протянул его Кирку.
– Что это? – удивился Джим.
– Это – подарок тебе ко дню рождения.
Джим взял пакет, повертел его в руках.
– Но как же ты узнал про мой день рождения?
– Совсем не сложно узнать число.
– Но зачем? Прости, опять дурацкий вопрос. Спасибо, Спок.
– Может ты сперва все-таки развернешь пакет, прежде чем благодарить, может быть, он удивит тебя.
– Да я уверен, что да; но, знаешь, есть такая пословица: «Важно внимание, а не подарок». – Его пальцы скользнули по краю завернутого пакета.
– Я и вправду слышал эту пословицу, и мне всегда хотелось спросить, сказал Спок с искренним любопытством, – если важно внимание, то почему люди всегда беспокоятся о подарках?
Джим рассмеялся.
– На это никто не может дать ответ. Я думаю, что это один из примеров того, как наши мечты расходятся с действительностью.
Пакет был завернут лишь в бумагу, не завязан и не склеен.
Выбрав подарок и проходя с ним мимо небольшого киоска, Спок обратил внимание на пожилую женщину, которая делала поразительные бумажные свертки лишь с помощью бумаги. Очарованный геометрией этого занятия, Спок некоторое время просто наблюдал за ней, а затем попросил ее завернуть подарок для Джима.
От прикосновения пакет развернулся не порвавшись. Увидев его содержимое, Джим тяжело опустился на стул.
– Может быть это – то внимание, которое важно? – спросил Спок.
– Нет, Спок. Боже мой, какая красота!
Он осторожно погладил пальцем кожаный переплет, взял книгу в руки и нежно, медленно, стараясь не повредить корешок, открыл.
– Я только недавно заметил твою любовь к старине.
Споку начало казаться, что он стал понимать эту слабость Джима, довольно странную, с тех пор как впервые заметил ее. Книга, например, соединяла в себе достоинства и недостатки творения чьих-то рук, это было удивительно приятно.
– Спасибо, Спок. Она мне очень нравится. – Он перелистал несколько страниц и прочел первые строки романа: «Это были лучшие времена, это были ужаснейшие времена…»
