Иван Андрощук - Побеждающий разум
Когда Роороо и Гуагеу несли жару и смерть,
Когда погребальные костры освещали тенгам дорогу в страну предков,
О, А-ка-ей-но-бо-об!
Ты свершил чудо – и вода вернулась в реку,
Ты постелил тонкие шкуры и накормил тенгов
Пищей, которой питаются боги,
Ты вложил в руки тенгов чаши из тонкого камня,
Прозрачного, как вода, и лёгкого, как воздух
И напоил тенгов
Напитком, который пьют боги.
О, А-ка-ей-но-бо-об!
Уже Роороо спрятал свой огненный лик за Вечерние горы, уже богиня ночи рассыпала по небу ожерелья звёзд, а в селении тенгов всё продолжается радостный танец, всё льётся Благодарственная песнь и весело стучит тумбатумба – маленькое чёрное сердце племени.
Теперь Боб уже видит их: высокие, тощие, в длинных серых балахонах. Они привязывают Боба к тяжёлому грубо отёсанному столу, вынимают жалобно поющую двуручную пилу и начинают пилить. Боб извивается, кричит и просыпается от крика. Но боль не проходит – пила, ставшая невидимой, продолжает ржавыми зубами рвать живот. Боб Кайенский нащупывает создатель, воображение послушно рисует целые горы мяса, птицы, рыбы, фруктов, сыров, целые бочки вин…
Изо дня в день небо приносит тенгам обильные дары. С каждым днём в селение всё уверенней возвращается жизнь. Тела и лица тенгов стали полными и гладкими. Охотники уже принесли из утренних гор добытого шорумба. Влюблённые возобновили свидания. Молодой охотник Оту сложил у камы Мау свадебный дар, и дар был принят. На берегах воскресшей реки робко зазеленела трава. Каждый вечер племя собирается на площади, чтобы исполнить Танец Благодарности. С каждым вечером длиннее становится Благодарственная Песнь, ибо дары, которые Великий Аииенобоб приносит тенгам, всё умножаются и умножаются.
Веки тяжелы, словно створки тюремных ворот. Огромные шмели жужжат в голове, вползают в уши, виски распухли – это лазят под ножей чудовищные насекомые. Во рту – раскалённый песок, тысячезубый хищник яростно рвёт внутренности.
Боб закрывает глаза и видит растерянное лицо инспектора Вотрубоне. «Боб, я отпущу тебя, только вернись», – лепечет инспектор. Боб хочет сказать – да, он вернётся, он согласен сидеть любой срок, но вдруг чувствует, что никогда не скажет этого.
И отчетливо произносит: «… …» Потому что сказать инспектору эти слова он мечтал всю жизнь, ещё с той далекой поры, когда толстощёкий сержант Вотрубоне впервые надрал ему уши, ему, тогда ещё Робертино, семилетнему похитителю велосипедов. Быть может, именно в том, чтобы сказать Джеронимо Вотрубоне эти слова, и состоял смысл жизни человека по имени Боб Кайенский, человека, у которого никогда не было своих саней, своего велосипеда, своего автомобиля, своей тарелки.
Боб раздвигает веки и смотрит на небо, в котором уже горят тысячи ярких звёзд. Боб нащупывает рукой аппарат и нажимает клавишу. Щёлк, щели – в небе одна за одной вспыхивают новые и новые звёзды. Нет ничего проще, чем зажигать звёзды.В тот день бог Роороо не встал над Утренними горами – в небе с ночи клубились низкие тяжелые тучи. Ленивый ветер медленно гнал их с севера на юг. Голодный шорубма вылез из пещеры и жадно вбирал трепещущими ноздрями влажный воздух; ощутив близость живительной влаги, лес распрямлял сухие, но ещё не мертвые руки ветвей; вся измождённая, потрескавшаяся под губительными лучами земля неудержимо тянулась к обещающему дождь небу. И только тенгов не радовала долгожданная свежесть. С утра никто не принимался за работу, не ушёл охотиться; никто не смеялся, не напевал, громко не разговаривал, все были тихими и печальными. Даже дети не затевали игр, только с пугливым любопытством заглядывали в лица взрослым: что происходит? Старый колдун Наранганаранга, угрюмо сгорбившись, сидел посреди площади. Лицо его было серее пыли, в глазах стояла глубокая скорбь. Порой к нему подходил кто-то из соплеменников и таким же скорбным взглядом спрашивал – колдун тяжело вздыхал и отрицательно качал головой.
Звёзд уже столько, что на планетке светло, как в солнечный день.
В их ярком свете угасающий взгляд Боба различает перед глазами чёрную пружинку. Ромашка. Её убил космический холод.
– Это ты… сестрёнка… – беззвучно шевелит губами и тяжёлой, непослушной рукой тянется погладить трупик цветка. – Потерпи…
– Я… сейчас приду к тебе… – медленно поворачивается на спину, отводит руку и нащупывает клавишу создателя.
– Создатель… Отправляйся к своим… к создавшим тебя… – Боб нажимает на клавишу. Рука тотчас теряет опору.
Некоторое время Боб лежит неподвижно, собираясь с силами, затем поднимает обе руки к горлу, нащупывает застёжку и сверху донизу распахивает скафандр.«Бум», люди поднимают головы и прислушиваются: «Бум», – через траурный интервал. Люди бросают всё и бегут на площадь. На головы им сплошной стеной обрушивается ливень, но они не замечают этого. «Бум», – глухо сквозь плотную водяную стену, – «бум…»
Траурная дробь умолкает: всё племя уже на площади. По лицам бегут струи дождя. Наранганаранга поднимает сведённое судорогой лицо и вопит отчаянным, срывающимся в рыдания голосом:
– Умер!!! Великий Акиенобоб умер!!!
И площадь тотчас взрывается лавиной рыданий. Тысячи воплей пронзают ливень: женщины бьются в беспамятстве, рвут на себе волосы и одежды; мужчины, сидя на корточках, плачут навзрыд, до судорог; орут и захлёбываются слезами дети…Прошло сто тысяч лет.
Тенгер, столица Батунгии, посвящал в Акиенобоги Драгга, который выдержал нелегкий экзамен на право быть Богом.
Церемония проходила в Храме Великого Акиенобоба, и проводил её Бог Акиеногзаар, Верховный Жрец Храма. Торжественными рядами стояли служители, облачённые в золотые тоги; волновала душу величественная духовная музыка; солнце и звёзды сияли в дымных сводах купола. Драгг в огненно-жёлтой тоге, опустившись на колено и склонив голову, стоял перед Престолом.
Когда обряд был закончен, к посвящённому подошёл Акиеногзаар. Верховный Жрец поднял Драгга и сказал:
– Теперь ты – Бог. Имя тебе отныне – Акиенодрагг. Возрадуйся же в сердце своём, брат мой, и сохрани в нём слова, завещанные нам Великим Акиенобобом:
Ты призван вершить Добро и Справедливость. Тебе дана власть любить и не прощать. Ты будешь исцелять страждущих и одарять убогих, создавать миры и возвращать жизнь, – и не будет ничего невозможного для тебя. Ты – Бог для тех, кто верует в тебя и нуждается в тебе, и пребудешь Богом для них во веки веков. Но помни: никто, никогда не сможет быть Богом ни для родины своей, ни для дома своего, ни для себя самого.
