Дэвид Файнток - Надежда патриарха
Я скривился, вспоминая кадетские годы. Сначала сержант научил нас, как надевать скафандры. Мы снимали и надевали их несколько дней подряд, валяя дурака, когда он за нами не наблюдал. Потом, в один прекрасный день, когда мы облачились в скафандры, он вдруг отправил нас одного за другим в герметичную газовую камеру. Половина из нас вышли оттуда позеленевшими, остальные, видно, еще до этого научились правильно застегивать скафандры.
Пятерым кадетам, глотнувшим газа, угрожало лишь расстройство желудка на день-другой да чувство голода из-за пропущенного обеда. Жестокий урок – но в не прощающем ничего космосе все закончилось бы куда как печальнее.
– Отведи их в лазарет, Грегори. – Хазен бросил на меня извиняющийся взгляд. – Прошу прощения, господин Генеральный секретарь.
– Сэр, двое из них мертвы. Остальные… врачи ими занимаются, но…
– О господи! – произнес я неестественным голосом. Хазен заморгал глазами:
– Невозможно! Как? Почему…
– Не знаю! – сквозь слезы пробормотал Грегори.
Я с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к дверям.
– Ник, подожди! – воскликнула Арлина.
Я проигнорировал ее слова. Тяжело опираясь на трость, я прошел через все административное здание, выбрался на послеполуденное солнце и поковылял по дорожке, что вела к учебным и спальным корпусам, а заодно и к находившейся посредине территории Академии камере для обучения надеванию скафандров.
Вмешиваясь в это дело, я вторгался в прерогативы Хазена, но мое потрясение было столь сильным, что я не мог сидеть сложа руки. Кадеты не должны погибать во время тренировок со скафандрами! Тем более в Девоне. Фарсайд – другое дело. У безвоздушного пространства свои законы. Если кто-то из наших подопечных расставался с жизнью, – я глубоко вздохнул, – Академии грозил большой скандал. Значит, кто-то проявил непростительную халатность. А начальнику заведения придется сегодня вечером писать письма, которые наполнят горем чьи-то дома.
Я подошел к учебным корпусам. Рядом со мной шли сержанты, присутствовавшие на нашем собрании, начальник Академии, Арлина, полуживой сержант Грегори и гардемарин, вместе с ним ворвавшийся на заседание.
Хазен набросился на Грегори:
– Доложите подробно!
– Слушаюсь, сэр. Я повел кадетов в тренажер для одевания скафандров в 17–00. Позже, чем обычно, но мы стараемся не держать их без нужды на солнце. – Сержант сделал паузу, чтобы перевести дух. – Двадцать один кадет. Роббинс был оставлен в казарме. Я видел, как они помогали друг другу надевать скафандры. Все было как всегда, сэр.
– Продолжайте!
Я открыл было рот, чтобы вмешаться, но прикусил язык. За это отвечал Хазен, а не я.
– Потом я послал их внутрь. Гардемарин Ансельм – вот он, здесь – помогал. Емкость с рвотным газом уже была там – камеру сегодня утром использовал сержант Букер. Первые четыре кадета прошли испытание без всяких происшествий.
«…Да где же, к дьяволу, эта камера для проверки скафандров? И подумать не мог, что она так далеко».
Грегори сбавил шаг, приноравливаясь ко мне.
– Кадет Сантини, когда выходила, согнулась пополам. Я помог ей снять шлем и постарался ее успокоить, но мое внимание привлекли кадеты в камере. – Он внезапно замолчал и отвел глаза, словно глядя на нечто ужасное, видимое им одним.
– Я сказал – докладывайте! – рявкнул Хазен.
– Отставить! – громыхнул я. Будь прокляты все эти условности! Все-таки я – Верховный Главнокомандующий и могу делать все по своему усмотрению. Я повернулся к Грегори:
– Вы в порядке, сержант? – Это он отвечал за безопасность кадетов, и один Господь Бог знал, что творилось у него на душе.
– Сэр… – В его глазах, устремленных на меня, была мольба. – И другим кадетам становилось все хуже. Это не их вина, они слишком молоды и не знали, что, надевая скафандр, надо все проверять и перепроверять. Я старался всех их держать в поле зрения. Сантини сняла шлем, и я думал, что у нее все хорошо. Но… – его передернуло, – когда я снова посмотрел на нее, она билась в конвульсиях. Я ничего не мог поделать. Ниче… – Он замолк на полуслове.
Я неуклюже похлопал его по плечу.
Сержант снова заговорил, на этот раз медленнее:
– В камере Форд лежал лицом вниз. Потом упал Эйкен. До меня вдруг дошло, что творится что-то ужасное, и я приказал Ансельму проветрить камеру. Но он то ли не услышал меня, то ли не понял.
Гардемарин шевельнулся, словно собираясь что-то сказать.
Я поднял руку:
– Минутку, мистер… э-э… Ансельм. Продолжайте, сержант.
– К тому времени, как я подбежал к другому входу в камеру и открыл аварийный кислородный баллон, еще двое кадетов упали. Я приказал Ансельму вытащить их – он был в скафандре, а я нет – и Вернулся к Сантини… Она лежала бездыханной. – Грегори с трудом выговаривал слова. – Когда мы вытащили остальных, еще троим стало плохо. Я позвонил в лазарет и доложил обо всем лейтенанту Ле Боу.
Наконец мы достигли камеры для проверки скафандров – приземистого, стального цвета сооружения без окон, располагавшегося за тренировочным центром. Я вспомнил раздевалку с рядами шкафчиков, через которую следовало пройти кадетам. Затем воздушный тамбур на пути к основной камере и переходной шлюз в конце.
И этих цыплят заперли в такой душегубке!
– И вы бросили кадетов там? – спросил я, сам не особенно в это веря.
– Лейтенант Ле Боу приказал мне немедленно доложить вам. – Сержант и правда мог бросить все и побежать докладывать. На Флоте принято выполнять приказы немедленно.
Мое колено нестерпимо болело. Когда мы приблизились к кадетам, которых выворачивало наизнанку, я про себя грязно выругался. Одни плакали, другие молча распластались на траве. Пятеро ребят лежали неподвижными серыми комками, над ними колдовали три фельдшера с походными сумками. Лейтенант наблюдал за всем этим, сложив руки на груди.
Кадет-капрал, увидев нас, дрожащим голосом воскликнул:
– Смирно!
– Оставайтесь на своих местах, – проскрипел я и бросил взгляд на одного из несчастных:
– О господи! – Изо рта и из глаз у него текла кровь. – Слушайте, вы, хоть кто-нибудь остался жив?
Фельдшер поднял голову, и взгляд его был зловещим. Он покачал головой.
– Как это произошло? – спросил я.
– Не знаю. – Он устало опустился коленями на траву. – Мы опоздали на три минуты. Они умерли. Мы уже ничего не могли поделать.
Я повернулся к М'бово:
– Сержант, проводите кадетов в казармы.
Чем скорее эти ребята покинут место трагедии – тем лучше.
– Разрешите мне с ними пойти, – попросил Грегори. – Это должен сделать я.
– Нет, я хочу, чтобы ты оставался здесь. – Если в гибели кадетов виноват Грегори, то лучше ему держаться подальше от тех, кто остался в живых. – Сержант М'бово, побудьте с ними. Проследите, чтобы в ближайшие три дня их не перегружали работой.
– Слушаюсь, сэр. – Больше ему в ответ на недвусмысленный приказ и сказать было нечего. Хотя я и ходил в гражданском, и не занимал никакого места в военной иерархии, но все ж таки являлся Генеральным секретарем ООН. – Ну, пацаны, марш в казармы. Шире шаг!
Когда они отошли подальше и уже не могли нас слышать, Хазен предложил:
– Надо бы дать им какие-то дополнительные упражнения, чтобы не сидели сложа руки.
Я, в молодые годы, скорее всего, тоже так бы сделал.
– Оставьте их в покое. Им надо пропустить это через себя. – Я повернулся к рыжеволосому гардемарину:
– А теперь хотелось бы услышать вашу версию происшедшего.
Моя жена вздрогнула, но было слишком поздно: я понял, что мои слова прозвучали как обвинение.
Рассказ Ансельма во всех деталях совпал с докладом сержанта.
Арлина пододвинулась поближе и прошептала мне на ухо:
– Ник, позволь Хазену этим заняться. Ты ж ему на пятки наступаешь.
Так и было на самом деле, но меня уже понесло:
– Где баллон с газом?
– Все еще в камере, подсоединен к распылителю.
– Не прикасайтесь к нему! – Я сбавил тон и продолжил нормальным голосом:
– Мистер Хазен, газ необходимо подвергнуть анализу. Пусть три человека отнесут баллон в лабораторию. Пошлите туда Ле Боу. И пускай с ним пойдут три сержанта, которые не имеют отношения к инциденту. Отправьте тела этих несчастных ребят в лазарет, они не должны оставаться здесь. Ну, что стоите и смотрите? Действуйте, да поживее.
– Слушаюсь, сэр, – нетвердым голосом ответил Хазен. Грегори ничего не сказал, но в его глазах застыл немой упрек.
– И проведите вскрытие погибших. Вечером. – Я задумался, что еще нужно сделать. – На территорию Академии никого не впускать. – Если появятся слухи, журналисты возьмут нас в осаду, чтобы нанести Космическому Флоту как можно больший ущерб. Все эти писаки – настоящие вурдалаки. – Грегори, Ансельм, ждите нас в кабинете начальника Академии.
Пока я говорил, Хазен был весь внимание.
