Айзек Азимов - Лакки Старр и большое солнце Меркурия
– Сенатор Свенсон? Все понятно…
Лакки прекрасно знал о тех усилиях, которые прилагал Совет Науки для борьбы с врагом как в пределах, так и вне Солнечной системы. Знал он и о том, что в последние десятилетия усилия стали приносить плоды. Галактическая цивилизация была уже в том почтенном возрасте, когда люди добрались до самых отдаленных звезд Млечного Пути и заселили все пригодные для жизни планеты. Проблемы, которые вставали перед человечеством, ввиду сложности их, мог решить попытаться, во всяком случае, – лишь Совет Науки. К сожалению, в правительстве Земли кое-кто опасался возрастающего влияния Совета, видя в этом угрозу для себя. Иные же виртуозно использовали эти опасения в интересах собственных амбиций. Сенатор Свенсон не только принадлежал к последней группе, но был ее несомненным лидером. Бесконечные нападки на Совет за его «неприкрытое расточительство» – сделали эту фигуру крайне одиозной…
– Кто возглавляет меркурианскую забаву? – спросил Лакки. – Я знаю его?
– Забава, кстати, называется Световым Проектом. А отвечает за него Скотт Майндс, инженер. Парень неглупый, но не из тех, кто создан руководить. И надо же, именно с того момента, как Свенсон облюбовал в качестве очередной мишени Световой Проект, дела там пошли хуже некуда!
– Я готов этим заняться, дядюшка Гектор.
– Спасибо, Лакки. Понимаешь, я уверен, что все аварии не настолько уж серьезны, но Свенсон постарается с их помощью поставить нас в затруднительное положение. Выясни, что именно он замышляет. И пригляди, кстати, за Уртилом, его эмиссаром, весьма способным и опасным малым…
Вот так преподнес дело Гектор Конвей. Небольшое расследованье, не более того. И Лакки, посадив корабль на северный полюс Меркурия, настроился на пустячок. А спустя два часа в него уже разряжали бластер.
Что-то за всем этим кроется, подумал Лакки, с Майндсом на плечах приближаясь к Куполу. И куда более серьезное, чем можно было предположить.
Доктор Карл Гардома, выйдя из палаты и взглянув исподлобья на Лакки с Бигменом, стал сосредоточенно вытирать руки мохнатым пластосорбовым полотенцем, которое вскоре, скомканное, исчезло в контейнере. Гардома хмурился, и с его смуглого лица не сходило выражение глубокой озабоченности. Казалось, даже черные, коротко стриженные волосы доктора топорщатся как-то встревоженно.
– Ну? – спросил Лакки.
– Я дал ему успокоительное. – Гардома смотрел куда-то мимо Лакки. – Думаю, он будет в порядке, когда проснется. Возможно, даже не вспомнит о случившемся.
– Доктор, такие приступы уже случались с Майндсом или это – первый?
– Ничего подобного до сих пор не наблюдалось, сэр. Во всяком случае, с момента его прибытия на Меркурий. Не знаю, что предшествовало этому, но последние несколько месяцев инженер Майндс находился в состоянии сильнейшего нервного напряжения.
– Отчего?
– Видите ли, он все время чувствовал себя виновным в том, что происходит с Проектом.
– А как по-вашему, такое чувство имело под собой основания?
– Нет. Безусловно, нет! Но это ему не мешало… Вы же успели убедиться, насколько разладился этот человек. Он буквально вбил себе в голову, что в происходящем все винят только его! Световой Проект, которым здесь занимаются, принадлежит к разряду работ чрезвычайно важных. Он поглотил и продолжает поглощать уйму денег и сил. На Майндсе лежит тяжелейший груз ответственности за все оборудование, за работу конструкторов, пятеро из которых, между прочим, старше его минимум на десять лет…
– А как получилось, доктор, что столь важный пост занял такой молодой человек?
Гардома улыбнулся, и обнажившиеся в улыбке белые, безупречной формы зубы несколько смягчили мрачность его облика.
– Субэфирная оптика, мистер Старр, совершенно новое направление в науке. И только молодой человек, только что выпорхнувший из школы, кое-что смыслит в ней.
– Такое впечатление, доктор, будто и вы разбираетесь в этом!
– Отнюдь нет… Просто Майндс немножко рассказывал… Мы ведь прибыли сюда на одном корабле, и уже тогда я был поражен, с какой увлеченностью говорил он о Проекте и возможностях, открываемых его осуществлением. Вам, должно быть, известно о них?
– Ничего, ровным счетом ничего.
– Так вот. Здесь мы имеем дело уже с гиперкосмосом – иными словами, той частью пространства, которая находится по ту сторону космоса в традиционном понимании. Законы, которые здесь незыблемы, в гиперкосмосе – отменяются! Скажем, нельзя двигаться со скоростью, превышающей скорость света, – ну нельзя! И до ближайшей звезды нужно тащиться целых четыре года. В гиперкосмосе же – совсем другое дело! Бери и лети хоть… – доктор осекся, а потом спросил с извиняющейся улыбкой: – Вы ведь знаете об этом?
– Конечно. Как, впрочем, и любой, я знаю, что гиперкосмические полеты сделали обычными путешествия к звездам, – сухо отозвался Лакки. – Но при чем тут Световой Проект?
– А вот при чем… – Доктор Гардома поднял вверх указательный палец и принял таинственный вид. – В вакууме обычного космоса свет распространяется, как известно, по прямой, строго по прямой. Изогнуть эту прямую можно только с помощью колоссальных гравитационных усилий. В гиперкосмосе – по-другому. Вы можете делать со световым лучом все, что заблагорассудится! Как будто имеете дело с нитью самой нежной пряжи! Луч можно сфокусировать, рассеять и чуть ли не завязать бантиком! Так, во всяком случае, утверждают создатели гипероптической теории.
– И Скотт Майндс, если я правильно понимаю, находится здесь именно для того, чтобы проверить эту теорию на предмет стройности?
– Совершенно верно.
– А почему был выбран именно Меркурий?
– Потому что во всей Солнечной системе не найти планетной поверхности с такой огромной концентрацией света, причем на громадной площади. И результаты, которые ожидает инженер Майндс, гораздо проще получить здесь, чем, скажем, на Земле, где, при весьма сомнительном эффекте, все обошлось бы куда дороже.
– Но пока что мы имеем только аварии…
– Которые кто-то подстраивает! – гневно подхватил Гардома. – И с которыми нужно немедленно покончить! Вы понимаете, что для нас всех значит этот Проект? Земля не будет рабыней Солнца! Космические станции станут перехватывать солнечный свет и, пропустив через гиперкосмос, равномерно распределять по всей планете! – Гардома, подхваченный мечтами, уносился все дальше. – Исчезнет зной пустынь и забудется полярная стужа! По нашему усмотрению будет реорганизована смена времен года! Мы будем управлять погодой! Иметь солнечный свет в любом угодном нам месте и ночь той продолжительности, которую захочется мизинцу нашей ноги! Земля превратится в рай с кондиционированным воздухом!
– Но, по-моему, до этого еще далеко?
– Да, вы правы. – Доктор с неохотой вернулся в реальность. – Понадобится много-много времени… Сэр, я, конечно, могу ошибиться, но мне кажется, что вы тот самый Дэвид Старр, которому удалось распутать историю с отравлением пищи на Марсе!
Лакки, для которого такой поворот в разговоре был довольно неожиданным, а также и не очень приятным, нахмурился.
– Почему вы так решили?
– Дело в том, что я все-таки врач. И как врача меня в свое время заинтересовала такая странная эпидемия – ведь это поначалу считалось эпидемией! Потом уже, в слухах, которые, как им положено, ходили и которым я жадно внимал, стало часто встречаться имя одного юного члена Совета, сыгравшего главную роль в разгадке тайны…
– Хорошо. Пусть будет так. – Лакки досадливо поморщился. Это уже второе за день узнавание никак не входило в его планы.
– Ну, а если так, – радостно продолжил Гардома, – если вы тот самый Старр, то, хочу надеяться, недолго нам терпеть! Я имею в виду так называемые аварии, чтоб их…
Лакки, не удостоив доктора ответом, холодно осведомился:
– Могу я узнать, сэр, когда Скотт Майндс будет в состоянии разговаривать со мной?
– Не ранее чем через 12 часов! – испуганно отчеканил Гардома.
– Надеюсь, он будет в здравом уме?
– Вне всяких сомнений!
– Ты уверен, Гардома? – бесцеремонно вмешался чей-то гортанный баритон. – Наверное, оттого, что славный парнишка Майндс всегда в свое уме, да?
Доктор обернулся на голос, и на лице его обозначилась сильнейшая неприязнь.
– Что вы здесь делаете, Уртил?
– Держу открытыми глаза и уши, хотя некоторым это и не нравится! – развязно ответил вошедший.
Лакки и Бигмен с интересом разглядывали незнакомца. Это был среднего роста мужчина, широкоплечий и мускулистый, с небритым самодовольным лицом.
– Меня не интересует, что вы там проделываете со своими ушами! Но извольте заниматься этим вне моего кабинета! – Гардома подыскал, наконец, разящие слова.
– Почему-у? – гримасничая, протянул Уртил. – Вы же доктор! А пациенты имеют право входить сюда! Я заболел, может быть!
