Девичник в космосе (СИ) - Серебрянская Виктория

Жиар снова пробурчал нечто невразумительное, едва держась на ногах. Видимо, удар хоть и пришелся по касательной, все же был слишком силен. Шрам не собирался оставлять Жиара в живых. Видимо, вмешалась сама судьба. Наверное, Жиару еще не пришло время подыхать.

Пару сотен метров до корабля мне показались бесконечными. Все время казалось, что кто-то, не отрываясь, смотрит нам в спину, что вот-вот кто-то вынырнет из-за угла и поинтересуется, а кого это мы здесь тащим? И куда, с какой целью? Умом я понимала, что на пиратской станции даже по жалобе особо никто не будет совать нос в чужие дела. Лишь бы не было прямой угрозы самой станции. Но совесть давила, а разум не мог справиться со страхом. Мне было настолько страшно, что я даже не вспомнила о своих приобретениях. И смогла облегченно вздохнуть лишь тогда, когда мы, наконец, оказались на корабле. А Шрам скомандовал начинать подготовку к отлету.

Еще одно открытые я сделала, лежа в противоперегрузочной капсуле. Когда больше нечем было заниматься, кроме как думать и анализировать. Я не задумывалась о происходящих со мной переменах. Но они были. И осознала я это когда лежала в капсуле, ожидая, когда корабль совершит гиперпрыжок. Как-то незаметно для меня самой, исподволь, постепенно, но корабль Шрама стал для меня домом. Тихой гаванью, в которой я чувствовала себя в безопасности. В первый момент стало жутко от понимания произошедших перемен. Но я не могла вскочить, куда-то убежать или закатить истерику. Корабль только ложился на курс, согласно технике безопасности я обязана была оставаться в капсуле. А когда смогла выбраться из нее, то страх уже почти улегся, и первое, что я спросила у Шрама, было:

— А мои покупки? Мой амплификатор?

Члены команды Шрама, бывшие поблизости и услышавшие мои слова, добродушно рассмеялись. А на меня снова навалилось понимание перемен. Мне был важен качественный амплификатор, и образцы, и моя работа. Но не Жиар. Не его жизнь и судьба. И не моя квартира в Арганадале. И не… Стейн. Но в этот раз мне потребовалось всего мгновение на осмысление и принятие этого открытия. А потом я подняла голову и заглянула в сиреневые глаза мужчины, неожиданно перевернувшего всю мою жизнь:

— Удалось что-то узнать? — голос невольно дрогнул. — И… И как ты думаешь, я могла бы продать свою квартиру? Через посредников?

Какое-то мгновение Шрам непонимающе смотрел на меня. А потом его лицо неуловимо напряглось, сиреневые глаза словно затянуло тучами:

— Что случилось? Что этот ублюдок тебе сделал? Или сказал? Ты же хотела вернуть свою жизнь назад! И вдруг решаешь избавиться от недвижимости. От одной из лучших квартир в Альянсе. Что послужило причиной? Боишься этого урода? Или что-то узнала?

Таких эмоций от Шрама я не ожидала. Изумленно уставилась на него, как будто заново открывая для себя темное, словно вырезанное неумелым скульптором из дерева лицо буканьера, резкие черты которого делали из мужчины опасного хищника, только сейчас замечая красивую, практически идеально-миндалевидную форму его глаз и едва заметную, благородную горбинку чуть крупноватого для такого лица носа, напряженно поджатые губы, которые умели целовать так, что у меня просто дух захватывало.

— Ничего такого, — отозвалась тихо, закончив осмотр и глядя прямо в сиреневые глаза. — Мы с Жиаром вообще не общались. Я не из-за него приняла такое решение.

— А из-за кого? Или чего? — Шрам не собирался отступать.

И я тихо призналась:

— Не хочу возвращаться в Арганадал. Осознала, что работу над исследованиями я могу продолжать из любого уголка Вселенной, для этого не обязательно жить в столице Альянса.

Я не смогла сказать, что со службы меня могут уволить лишь посмертно. Если погибну в реальности или по документам. А Шрам все понял по-своему. Обнял меня и прижал к себе. Шумно выдохнул куда-то в волосы на макушке:

— Квартира в столице Альянса стоит бешеных денег. И купить ее не так просто, как кажется. Продав эту, другое жилье в Арганадале ты вряд ли уже приобретешь. Может, лучше пусть пока постоит законсервированной? Продать успеешь всегда.

Мне была противна сама мысль владеть чем-то, где ступала нога Стейна, на что он мог законно или незаконно претендовать. Но после пережитого сил спорить не было. Тем более что если не вдаваться в подробности, то я вряд ли смогу аргументировать свое горячее желание исчезнуть с радаров Альянса. Я прижалась сильнее к крепкой груди Шрама и едва слышно вздохнула:

— Ладно. Пусть будет пока так.

Мы оба осознавали, что эта вылазка на Кшерос бесповоротно что-то изменила в нас. Чем руководствовался Шрам, откладывая беседу по душам, я не знаю. Я же трусливо не хотела рассказывать о себе правду, боялась, что после этого буканьер отвернется от меня и я останусь без его поддержки, а я сейчас, как никогда, нуждалась в нем, в его силе и уверенности. Однажды ощутив, как хорошо, когда о тебе кто-то заботится, я малодушно не желала расставаться с ощущением защищенности. Забавно, раньше, до поступления в академию, я грезила о подвигах, ощущала себя сильной, думала, что всего смогу добиться сама. А теперь не желала расставаться с безопасностью и относительным комфортом, которым меня окружил космический пират. Модификант, который считался в Альянсе вне закона. Но мне было хорошо, уютно и надежно в его руках.

— Оля, — тихо шепнул мне в волосы Шрам, все так же прижимая к себе, — ты устала и перенервничала. Тебе нужно отдохнуть. Иди в каюту, прими душ и поспи. Мне же нужно еще решить кое-какие вопросы.

Я не стала ни спорить, ни предлагать свою помощь. Чувствуя полнейшую моральную и физическую опустошенность, кивнула, нехотя вывернулась из таких надежных рук и поплелась в нашу каюту. В этот миг я не думала ни о судьбе Жиара, ни о своих покупках. А добравшись до каюты, сбросила с себя грязные вещи и отправила их в чистку. Сама же активировала волновой душ. А после, отчистив от приключений на Кшеросе все, что только было можно, отправилась спать. Надеюсь, когда я проснусь, то все плохое уже будет далеко позади кормы нашего корабля.

Я уснула сразу же, едва голова коснулась подушки. Слишком уж вымотало меня все, что пришлось пережить. Сколько удалось проспать — не знаю. Но разбудили меня ласки Шрама.

Раньше я никогда не ложилась спать обнаженной. Поначалу были пижамки из шортиков и футболок. Позднее, когда в моей жизни появился Стейн, пижамки уступили место кружевным провокационным ночным сорочкам. Но на пиратском корабле ничего подобного не было. Да и неинтересно это было Шраму. Если первое время я ложилась спать в большой по размеру мужской футболке, то позднее, свыкнувшись с буканьером и его привычками, отказалась и от нее. Шрам любил будить меня по утрам, играя с моими сосками. Вот и сейчас разлепив сонные глаза, я увидела, как буканьер ласково обводит языком коричневый ореол, а потом дразнит его кончиком отвердевшую вершинку груди, посылая по всему моему телу горячие импульсы зарождающегося возбуждения. Заметив, что я проснулась, он чуть виновато улыбнулся мне:

— Прости, что разбудил. Не смог удержаться!

Вместо ответа, я повернулась на спину и легла так, чтобы Шраму было удобно. В сиреневых глазах от моих действий загорелись предвкушающие огоньки.

Шрам всегда был напорист и даже капельку агрессивен в любовных играх. Он властно брал то, что считал своим, завоевывал, подчинял. После консервативного Стейна мне было непривычно и даже иногда некомфортно. Но постепенно я втянулась и даже нашла для себя некоторую прелесть в подобных играх. И вот сейчас что-то изменилось. В жестах, которыми Шрам ласкал мою грудь, сжимал и массировал мягкую плоть, была лишь бесконечная, тягучая нежность. И никакого завоевания. Мне даже стало как-то некомфортно. Но вот буканьер с привычной жадностью втянул в рот сосок, и я непроизвольно застонала от удовольствия, позабыв о странных мыслях, не вовремя посетивших мою голову.

Впрочем, мысли вернулись назад, когда Шрам, наигравшись с моей грудью, принялся прокладывать дорожку из поцелуев вниз. В этом не было ничего удивительного, оральные ласки для нас не были под запретом. Более того, они доставляли нам обоим огромное удовольствие. Вот только до сегодняшнего дня Шрам всегда много и жадно меня целовал. Почти трахал языком в рот, как бы грубо это ни звучало. А сегодня после моего пробуждения ни одного поцелуя. Это пугало.