Василий Бережной - В звездные миры
— Вот я выключаю фонарь. Шары гаснут. Включаю — светятся.
— Световой эффект Ольги, — пошутил Милько. — Что же он означает?
— А то, что одно из чудес Луны мы уже расшифровали, — ответил Иван Макарович. — Выходит, что эти шары не аккумулируют свет, а только передают его. Хотя некоторые из них сделаны, наверное, из минерала, обладающего и собственным свечением. Ведь в предыдущую нашу «квартиру» свет каким-то образом проникал? Не обязательно через вход. Тут, очевидно, какая-то сложная система.
— Где же тогда источник света?
— Кто его знает, это мы еще исследуем… Может быть, селенитские строители пробили осветительные колодцы с другого полушария? Вот и получается, что Солнце все время питает всю осветительную сеть.
— Если это так, Иван Макарович, то и нам есть что позаимствовать у селенитов.
— А вы как же думали?
Через несколько часов работы кислородной аппаратуры, Иван Макарович спросил:
— Ну, что показывает барометр, Ольга?
— А я и забыла о нем! — девушка вскочила. — Работает! «Ясно» показывает наш барометр. Дождя можно не бояться.
— Тогда снимем свои чехлы.
Без скафандров сразу стало гораздо удобнее. Первым делом смогли подкрепиться, затем Ольга принялась за лечение.
Иван Макарович держался, как легендарный философ. Его спокойное лицо словно говорило: «Мне известно то, о чем многие и не догадываются… Не глазами, а умом надо проникать в сущность вещей». Он ободрял не только Загорского и Милько, но и Ольгу, считавшую теперь себя единственным источником оптимизма: ведь она одна осталась невредима. Должно быть, под влиянием Олиной психотерапии и выдержки Плугаря, взял себя в руки и Загорский.
— В старое время, — сказал Милько, — церковники провозгласили бы о нас так: «Свет померк для них, ибо они переступили черту дозволенного». А разве есть предел пытливости человеческого ума? Ведь правда, Иван Макарович, что и теперь, в эпоху ядерной энергии — мы даже представить себе не можем, что создаст человечество в далеком будущем?
…Проходили долгие томительные часы.
Беззвучно работала кислородная аппаратура, разъединяя крепко спаянные элементы и наполняя помещение животворным газом. Его с жадностью вбирали в себя легкие посланцев человечества, но не только это поддерживало в них огонь жизни. Мысли, сознание, воля, — то есть все, что отличает человека от животного, — играло не меньшую роль, чем кислород.
Иван Макарович и Загорский сидели на своих матрацах. Ольга все ходила и ходила по залу; а рядом, в каменных плитках, сложенных штабелями вдоль стен, дремала селенитская мудрость. Разговаривали преимущественно на философские темы пока Ольга, поглядев на часы, не приказала принимать снотворное.
— Пациенты должны слушаться врача, — с напускной строгостью говорила она, поправляя постели.
Когда «пациенты» засыпали, Ольга оставалась наедине со своими мыслями. Верила ли она, что отец, Николай и Михаил поправятся? Да, верила. Действие вредных лучей, по ее мнению, должно быть непродолжительным. Клетки зрительных центров, вероятно, только угнетены. Препарат синтевитамин — чудесная, необычайно эффективная мера. Ну, а регенерация восстановительная способность организма… Ольга не сомневалась, что все это даст хорошие результаты. Они будут, будут видеть!
Время шло. Луна, как зачарованная, обходила Землю, не сводя с нее глаз; и как ни медленно она вращалась, но к мраку, скрывавшему известное людям полушарие, уже приближался солнечный свет.
Вскоре он блеснет на высоких вершинах гор, обступивших поверженную ракету, потечет вниз, и золотой серп будет расти и расти!
Трехсотпятидесятичасовая лунная ночь близилась к концу.
…Уже больше недели — если исходить из расчета земных суток — Ольга лечила отца, Михаила и Николая.
Наконец — наступил желанный миг!
— Оля! Оля! — Милько тронул сонную девушку за плечо. Она спала на боку, словно к чему-то прислушиваясь.
— Оля! — прошептал снова Михаил. Девушка открыла глаза и, увидя его возбужденное, радостное лицо, поняла все. Она молча повернула Михаила спиной к горящему фонарю, чтобы не было резкого раздражения, и указала на спящего отца, потом на Загорского.
— Видишь?
— Вижу. — шепотом ответил Михаил.
Ольга показала ему каменную плитку.
— Вижу, Оленька, все, все вижу!
Михаил порывисто подхватил ее на руки, закружил по залу.
— Тише! — погрозила ему пальцем Ольга. — Пусть они спят…
Они отошли к стапелям с плитками, зашептались.
— Понимаешь, Оля, проснулся я, — темно, но чувствую… что вижу… Нащупал фонарь…
Они говорили так, словно не виделись целые годы. Совместно пережитое несчастье как-то еще более сблизило их, и если бы Михаил поцеловал Ольгу, это ее не удивило бы Но юноша не решился. Только смотрел на нее восторженно, шепотом рассказывал, как почувствовал, что вернулось зрение.
Загорский и Плугарь прозрели позднее. Когда глаза профессора стали видеть, куда и делалось его философское спокойствие Ольга и Михаил улыбались, глядя, как Иван Макарович подносил к лицу руки, шевелил пальцами, не сводя с них глаз. Он не суетился, не восклицал, а только глядел на свои руки. На ресницах профессора блеснули слезы.
— Ну, что ж, товарищи! — взволнованно произнес он, пряча руки за спину. — Теперь будем осторожнее. Матушка-природа шутить не любит…
Помощь Земли Плугарь рассчитывал получить с наступлением на Луне дня. По его подсчетам до прибытия второй ракеты оставались считанные дни: один или два…
— А как же они нас найдут? — спросила Ольга.
— Найдут! — сказал Иван Макарович, рассматривая каменную плитку. — Местоположение нашей ракеты известно. Следы поведут прибывших до вездехода, а оттуда уже…
— …Также по следам, — перебил Загорский.
— А разве мы не выйдем навстречу?
— Почему же не выйдем? — Иван Макарович рассматривал все новые и новые плитки. — Заготовим запас кислорода, будем наведываться к выходу. А поднимется Солнце — переберемся в ракету, там все-таки удобнее, не правда ли?
— Конечно, — обрадовалась Ольга. — А пока что, папа, позвольте нам с Михаилом немного погулять в этом селенитском Вавилоне… Не бойтесь, далеко заходить не будем. Вы с Николаем тут коренные жители, а нам…
Ивану Макаровичу не хотелось отпускать Ольгу в путешествие по этому лабиринту. Профессор будто предчувствовал опасность.
— А может, не надо, Оля? — говорил он. — Скоро мы наполним весь город атмосферой — вот. тогда ходи, изучай!
Но Ольга настаивала, доказывала, что она не «тепличная». К тому же здесь нельзя заблудиться: пыль сохраняет следы, а свет заливает все ходы!
И профессор, в конце концов, согласился. Посоветовал только взять на всякий случай запасные баллоны кислорода.
— Далеко не ходите. Вас, Михаил, назначаю старшим.
— Есть, Иван Макарович.
И они ушли.
Профессор вместе с Николаем закрыл дверной проем, проверил работу аппаратуры и снова принялся рассматривать «библиотеку». Но какое-то неясное тревожное ощущение не покидало его.
Не прошло и получаса, как Милько вернулся. Николай и профессор поспешно надели скафандры и выкачали воздух. В наушниках раздались полные отчаяния слова юноши:
— Ольга исчезла, Иван Макарович! Просто словно сквозь землю провалилась. Следы обрываются на ровном месте… а ее нигде нет… Отошла в сторону от меня метров на двадцать и вот…
— Ведите меня туда!
Шли быстро и молча. Никуда не спускались, находились на этом же ярусе. За углом туннеля в стене — проем.
— Она свернула сюда — вот ее следы…
Следы Ольги вели через груду камней в какое-то тесное помещение, похожее на каземат. Осветительного шара там не было, пришлось освещать путь фонарем. Следы были лишь до середины пола, выложенного массивными четырехгранными плитами. На одной из плит пыль была совершенно стерта, — словно Ольга сидела там. И больше нигде ничего, никаких примет.
— Оля!
— Оля!
Девушка не откликалась. Лучи фонарей ощупывали немые стены…
— Очевидно, она шла вот так… — Милько перепрыгнул через кучу камней и побежал по следу. И тогда произошло неожиданное: как только Михаил ступил на ту плиту, с которой стерта была пыль — мгновенно исчез. Его поглотил каменный люк!
Профессор вскрикнул от ужаса. Пока он добрался до злополучной плиты, она уже уравновесилась и плотно закрывала отверстие. Опустившись подле нее на колени, нажал на край плиты. Камень подался, открылось темное отверстие. Направил туда свет фонаря — сколько достигал взор — зиял бездонный круглый колодец! Показалось, что ветер подул из его глубины.
— Михаил! Ольга! Оля! Михаил! — в отчаянии кричал профессор, но ответа не было.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Иван Макарович вышел из страшного «каземата» и побежал в нижний ярус. Забыв об осторожности, он мчался огромными прыжками, то перескакивал через груды камней на пологих спусках, то преодолевая крутые ступени. Выбирал дорогу так, чтобы спуститься вглубь, поблизости от колодца, в который упали Ольга и Михаил. «Ведь он не бесконечный, — тревожно билась мысль. — Может быть… может быть, они еще живы…»
