Ира Андронати - Малой кровью
— Наоборот. Я думаю, ты сразу догадался, а молотишь языком только для того, чтобы про тебя хорошо подумали. Потому что она тебе сразу понравилась. Ведь так?
— Зачем я буду отрицать очевидное? — Раджаб воздел руки. — Сестра — красавица, а кроме того, она абсолютно бесстрашная. Я бы взял ее на Марс даже вместо тебя.
— Нет, ты бы так не поступил. Во-первых, я главный, во-вторых, ты брал мои деньги, а в-третьих, Марс — это была моя идея.
— Моя.
— Не спорь. Моя. Я все помню.
— Я тоже все помню.
— Ты помнишь неправильно. А я — правильно. Это я сказал: а не слетать ли нам на этот Марс? А ты сказал: отчего бы и не слетать? А потом уже стал придумывать как. Но первым точно сказал я.
Раджаб потер лоб.
— Даже если он врет, — повернулся он к Юльке, — то ему все равно хочется верить. Это называется харизмой. Поэтому он командир, а я, который все сделал и вручную отполировал, только бортинженер и называю его чифом. И вот смотри: он приезжает в полтретьего ночи, когда все порядочные ниггеры уже натанцевались и спят, привозит незнакомую белую сестру и молчит, а я должен сам догадаться, что сестру надо куда-то отвезти, представляешь? И мой бедный больной перегруженный мозг…
— Не отвезти, — сказал Омар. Голос у него стал чуть другой, и Юлька вдруг поняла, что треп окончен. — Я просто подумал, а не найдется ли у тебя чего-нибудь ненужного на заднем дворе?
Вольный город Хайя, планета Тирон.
Год 468-й династии Сайя, 2-й день лета
«Еще пара ребят», обещанные Давидом Юрьевичем, оказались на поверку двумя местными весьма обрусевшими девушками и шестидесятилетним (а на первый невооруженный взгляд гораздо более почтенным) мужиком запоминающейся внешности: с крупной классически-редькообразной лысой головой (хвостиком кверху), поросячьим пятачком вместо носа и маленькими круглыми черными глазками, посаженными неправдоподобно близко. Рот его совершенно скрывали роскошные седые усы, и только когда он зевал, становились видны безупречно ровные белые зубы. Девушек звали Маша и Тамара, а мужика — Сентери, что постепенно и естественно сократилось до Сани и Саши; родом он был финн из Петрозаводска. Как выяснилось вскоре, Саша оказался среди тех считанных по пальцам землян, кто, быв похищенным, перед окончательной выбраковкой сбежал из концентратора — и после этого не погиб и не попался, а сумел адаптироваться, затеряться и выжить; на Тирон он перебрался, сменив перед этим пять пли шесть планет, рассчитывал было осесть здесь и встретить старость патриархом большого семейства, но угодил как раз в водоворот, потерял все, что имел, — и основательно разъярился.
Как и подобает горячему финскому парню, внешне он этого никак не проявлял, но Серегин понимал, что остудить его может только решительная победа над обидчиками — или смерть.
Маша и Тамара были сестрами и сиротами. Саша — по-видимому, совершенно платонически — патронировал им. При этом он как-то без слов, но доходчиво дал понять, что никаких оскорбительных поползновений по отношению к девочками ни со стороны врагов, ни со стороны соратников не допустит. Девушки своей круглоголовостью и большеглазостью напоминали отчасти индианок, отчасти совушек, по-русски говорили бегло, уверенно, но, естественно, с густым чапским акцентом.
Сидели в квартирке, которую сестры снимали под ателье. Они были белошвейками — и белошвейками, похоже, отличными. И что же вас понесло в шпионки, подумал Серегин, гася в себе тревогу и страх за этих девчушек. Он прекрасно помнил, как поступают со шпионами чапы…
Фогман, как ни странно, нервничал, когда объяснял, что он будет главным и что слушаться его следует беспрекословно. Он, конечно, старался не показывать виду, но… Здесь что-то скрывалось, и Серегин сделал себе в памяти зарубочку — никогда этой нервности из виду не упускать. Хотя он служил прежде не в агентурной, а в простой пешей разведке, тем не менее знал и с чужих слов, и из личного опыта: у командира не должно быть никаких комплексов и никаких непрокачанных рефлексий, все это рано или поздно приводит к повышенной смертности среди подчиненных. Он решил когда-нибудь потрепаться с Фогманом на эту тему, а пока — пока просто слушал и мотал на ус.
В Хайе можно было без труда купить револьвер или пистолет: один, два или небольшую партию; достать современную винтовку; не сразу, с трудом и за солидные деньги добыть ручные гранаты и взрывчатку. Вероятно, за еще большее время и большие деньги торговцы могли бы доставить все прочее: пулемет, гранатомет, пушку. Но это не решало главной задачи: выход на крупных поставщиков, имеющих доступ к внепланетным рынкам, по-прежнему остался бы закрыт. Хайские торговцы не упустят личной выгоды и возможности расширить дело…
Конечно, можно кого-то из них просто и грубо взять за жабры. Однако тут легко напороться на такой же грубый ответ, погибнуть самим ни за грош и еще больше осложнить задачу тем, кто придет после.
— У нас есть катер, — подумал вслух Серегин; Фогман кивнул. — Может быть, как-то использовать его?..
— Грузоподъемность маленькая, — сказал Фогман, — для перевозок он почти непригоден. Я уже думал об этом: зафрахтоваться…
— Это все понятно. Но торговцам нужно возить не только железяки сюда, но и деньги отсюда. Не через банк же они платежи переводят…
— Да! — воскликнула Маша. — Одна наша знакомая когда-то возила деньги через таможню. В своих вещах. Ома работала официанткой в ресторане какого-то лайнера. Потом ее уволили, и возить деньги она перестала. Естественно.
— Хм… — Саша почесал подбородок. — Вот и зацепка. Ты нам эту подругу найти сможешь?
— Наверное, — сказала Маша.
— Ну, тогда мы, наверное, сможем и с торговцем познакомиться, — сказал Фогман.
— Если они оба живы, — добавил Серегин. — И если это был торговец оружием.
Про себя он подумал: сегодня же найти Кгенгху. Она должна многое знать…
Санкт-Петербург. 28. 07. 2015, день
— День добрый! Что у нас интересного?
Продавец, как обычно утративший в Кешином присутствии дар речи, улыбаясь и часто кивая, выставил на прилавок картонную коробку.
— Только что принесли? — угадала Вита.
Продавец закивал еще чаще.
— Ну-с, про что сегодня будем рассказывать…
На дне коробки были разложены веер, шелковые белые перчатки, перламутровый бинокль, букетик искусственных цветов и шкатулочка. Внутри обнаружился женский профиль, вырезанный из черной бумаги.
— Какая коллекция! Но ведь это же от разных людей, правда? Вы сами подобрали?
Продавец расцвел в улыбке.
Вита приготовилась рассказывать про то, как боролись с жарой в отсутствие вентиляторов и кондиционеров, про то, как дамы посещали театры и болтали на языке вееров, про то, как появилось слово «белоручка»…
Но обнаружила, что Кешка ее не слышит. Он неотрывно глядел куда-то под потолок.
Там на стене висел криво старенький, тусклый и изрядно поцарапанный пионерский горн. Кеша постоял, покачиваясь на носках, то выпуская, то втягивая когти, затем издал боевой клич «Мое!!!» и метнулся по стене вверх.
Это была судьба.
Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон,
Год 468-й династии Сайя, 14-й день лета
Двое выскочили на него из тумана, мгновенно офонарели, простые крестьянские парни без малейшей военной подготовки, Денис срезал их обоих негромкой очередью — походя, как отмахиваются от жирных мух, — и с досадой пошел дальше; с досадой потому, что идти было много труднее, чем стрелять…
Когда-то в другой жизни уже было что-то подобное: на Тянь-Шане между двумя перевалами Денис в двух местах сломал голеностоп. Ничего не оставалось, как из подручных средств сварганить себе гипсовую повязку — на бинт пошла тельняшка, а вместо гипса был использован клюквенный кисель. И все: по утрам он вставал, и начинал идти, и шел весь день, что-то оря — вроде. бы как Высоцкого, он никогда не знал, что помнит его столько. Так он прошел три перевала и спустился к Ак-Су, там уже ходили машины…
Здесь было примерно то же самое, только орать нельзя. И он точно знал, что никуда никогда не придет.
Обрамленные лиловыми кругами, перед глазами мотались замшелые камни. Щелкнуло, от дерева отлетели щепы, Денис огрызнулся, где-то закричали. Потом снова стали мотаться камни — медленно и неровно, в такт шагам.
На последнем привале он сжег карту и все бумажки, которые нашлись в рюкзаке и карманах. Остался только медальон. Уничтожать медальон было не положено, да и не требовалось. Все равно в Легионе он числился дезертиром.
На осклизлом мху ноги не удержались, покатились, подлетели, но боли от падения Денис не почувствовал, наоборот: теперь появилось оправдание перед собой, чтобы несколько секунд не делать ничего. Он катился вниз, это была какая-то очередная расщелина, валуны, кусты и вялые деревца, об одно его ударило, закрутило, перевернуло на живот. На животе он проехал еще сколько-то камней и остановился.
