Михаил Ахманов - Вторжение
Они свалились, как стояли — мёртвый страж, не разомкнувший хватки, и залитый кровью чужака Литвин. Олк лежал сверху; благодаря сопротивлению скафандра тело его казалось лёгким, хотя при восьми десятых «же» он весил, должно быть, больше центнера. Упираясь ладонями в скользкую от крови кирасу, Литвин начал приподнимать труп, как вдруг на них, на мёртвого и на живого, что-то обрушилось — гибкое, быстрое, тяжёлое. Когти сомкнулись на ноге Литвина, сминая коленный щиток, жуткая пасть, багрово-красная в пластине визора, нависла над ним, изогнулась длинная драконья шея, лязгнули клыки… Мертвец, однако, защитил его на долю мгновения — вполне достаточно, чтобы стиснуть кулак и выбросить нить. Он не смог как следует размахнуться, однако мономолекулярный хлыст не требовал больших усилий. Нить распорола шкуру твари под самой челюстью, но, вероятно, не дошла до горла — пхот отпрянул с пронзительным визгом, прыгнул в сторону и стал кататься по полу.
Литвин поднялся, потратил секунду, разглядывая зверя, то свивавшегося клубком, то бившего воздух когтистой лапой, и решил, что движения чудища слишком стремительны и приближаться просто так опасно. Он поднял труп, швырнул его пхоту, и когда тот вцепился в олка, придвинулся ближе и снёс хищнику голову. Шея у пхота была длинной, челюсти — как у аллигатора, но мех и яркое свечение в визоре доказывали, что это теплокровная тварь.
Отступив к остывавшему телу первого сражённого врага, Литвин пошарил вокруг и наткнулся на его оружие. Коробка не излучала тепла, и разглядеть её он не мог, только нащупал рукоять и спусковую клавишу с одной стороны и круглое отверстие диаметром в сантиметр — с другой. Ещё имелся рычажок, выдвинутый до упора, — пальцы коснулись гладкой головки и прорези, в которой он, вероятно, перемещался.
«Корабль! Что это?»
«Парализатор. Блокирует сигналы, поступающие от нейронов мозга в центральную нервную систему. Может вызвать обморок или убить».
«На каком расстоянии?»
«До сорока-пятидесяти метров».
«Лучевое оружие эффективнее».
«Разумеется. Но парализатор безопаснее. Кроме симбионтов, нельзя ничего повредить».
«Безопаснее для тебя? — спросил Литвин и, дождавшись подтверждения, поинтересовался: — Я могу им воспользоваться?»
«Нет. Это персональное оружие».
«Настроено на владельца?»
«Да».
«Ну, дьявол с ним! Обойдусь». — Литвин опустил коробку на грудь убитого и с осторожностью двинулся вперёд. Не совсем бесшумно — погнутый край щитка на колене тёрся о шарнир и слегка поскрипывал.
В визоре, медленно приближаясь, подрагивали четыре алые точки — стражи, ещё оставшиеся в живых. Пару секунд он раздумывал, не сесть ли в транспортную кабинку и не убраться ли из трюма, потом решил, что всякая работа должна быть доделана до конца. Точки тем временем выросли в крохотные фигурки и разделились: две шагали ему навстречу, две вообще исчезли — видимо, скрылись за корпусом «Жаворонка».
Звук в огромном трюме разносился далеко — визг умирающего пхота, шум схватки, крики олков… Что могли подумать эти четверо? Что беглец растерзан зверем? Что с ним покончили парализаторы соратников? Что он валяется у транспортного порта с переломленным хребтом? Или они вообще не думали, не изменяли планов и не пытались согласовать их с ситуацией? Теряясь в догадках, Литвин спросил:
«Они знают о гибели первой группы?»
«Вряд ли. Их способности к ментальной связи ограниченны».
«А слух? Они ведь слышали шум драки?»
«Они не размышляют, а действуют. Выполняют приказ».
«Вот как! Значит, они плохие солдаты. Солдат обязан думать».
«Они не солдаты. Стража, охрана, каратели… Не очень умные, но чуткие и бдительные».
Стоило бы расспросить об этом подробнее, но тут новая идея озарила Литвина.
«Этот приказ… Ты можешь его аннулировать? Как с теми олками, которых ты послал на отдых?»
«Невозможно. Другая ситуация. Они имеют цель, и только Столп Порядка может её изменить».
Не получилось… Жаль! Вытянув руку с полуметровой нитью хлыста, Литвин направился к алым силуэтам. Слева от него мёртвой громадой лежал «Жаворонок», растворившийся в розовом мареве, но ощущаемый столь же ясно, как если бы он его видел. Бессознательный инстинкт пилота, привыкшего помнить направление и расстояние, подсказывал, что до ближайшей пробоины в корпусе шагов десять-двенадцать, может быть, пятнадцать. Ниже отверстия броневые плиты разошлись, и, вспомнив об этом, Литвин повернул к кораблю. Коленный щиток мерно поскрипывал.
Его движения ускорились, когда в темноте раздался резкий возглас. Нащупав щель между пластинами, он нырнул в неё и прижался к прохладному гладкому металлу. Снова окрик, и через мгновение — уже знакомый гул: то ли потревоженный воздух гудит, то ли включённый парализатор. «Бдительные, черти! И чуткие!» — подумал Литвин, вспомнив предупреждение Корабля.
Двое, обходившие крейсер с другой стороны, вновь появились на пластинке визора. В трюме зазвучали голоса олков, отрывистые и хриплые; ориентируясь по звуку, они собрались вместе, потом вытянулись шеренгой и зашагали к транспортной нише. Воздух снова дрогнул от гула. Теперь он был гораздо сильнее — похоже, работали все четыре парализатора. Олки двигались неторопливо, заливая пространство перед собой смертельным излучением.
Литвин, застывший в своей щели, пропустил их метров на десять — два прыжка в боевом режиме. Мышцы его напряглись, и скаф, воспринявший усилие, послушно швырнул тело вверх и вперёд. Скачок, затем другой… Он приземлился сзади олка в середине цепочки, чиркнул нитью поперёк спины и тут же ринулся назад, к спасительному борту «Жаворонка». Он успел покинуть опасную зону, хотя реакция врагов была стремительной — три стража, не опуская оружия, повернулись, и гудение парализаторов тотчас смолкло. Затем послышались другие звуки — судорожный хрип, быстро сменившийся грохотом падавших тел.
Переждав недолгое время, Литвин приблизился к телам и убедился, что все мертвы. Убитый им истёк кровью, остальные, как следовало ожидать, погибли от асфиксии, когда исчез дыхательный рефлекс. Их лица в визоре были ужасны — сине-багровые, с глазами, вылезшими из орбит, с раскрытыми ртами, в которых торчали прикушенные языки.
— Ну что ж, ребята, — сказал Литвин, выпрямляясь, — бились мы на равных. Все по-честному: у вас свои доспехи, у меня — свои. — Он прикоснулся к наплечнику скафандра. — Так что не обессудьте. Дел у меня прорва, и отдыхать тут с высунутым языком я не собирался.
Вернувшись к крейсеру, он снял скафандр с боевого режима, стащил перчатки, положил ладони на броневую плиту и замер, прощаясь, на пару минут. Затем направился к нише и транспортной капсуле. Влез в неё, сел на пол, и тут же вспыхнул свет.
«Корабль!»
«Слушаю».
«Олки что-то кричали. Что?»
«Пытались позвать стражей из первой группы. Потом…»
«Нет, — перебил Литвин, — это уже было после. В тот миг, когда они покинули кабину, я расслышал какое-то слово… сас… асс…»
«С’асси. Свет. Команда включить свет была отдана ментально, но не исполнена. Тогда её повторили голосом».
«И ты её снова не исполнил. Приоритетность моего приказа выше?»
«В этом случае — да».
Брови Литвина сдвинулись, лоб пошёл морщинами. Несомненно, он имел какую-то власть над этим чудовищным существом, над квазиразумным монстром, но какую? Откуда? И где её пределы? Теперь ему казалось, что выяснить их важнее, чем биться с олками. Пожалуй, ещё важнее, чем получить информацию о галактических расах, что пребывали среди звёзд, далеко от Земли и Солнца. Даже важнее спасения Макнил, которое, по правде говоря, являлось делом сложным и сомнительным. В сущности, он затеял войну с неведомой и грозной силой, с врагом, имевшим преимущество по всем статьям и окопавшимся на укреплённых позициях. В этой кампании он мог рассчитывать лишь на своё упрямство, ловкость и не совсем исправный скаф. Ещё — на союзника, чья преданность была под большим вопросом.
«Корабль! Ты выполнишь любую мою команду?»
«Любую разумную», — прошелестел бесплотный голос.
«Твоя самоликвидация входит в их число? Или изменение курса?»
«Нет».
Кратко, ясно, безапелляционно. Эта штука не желала умирать, чем бы ни объяснялось такое решение — заложенной извне программой или природным инстинктом. Маршрут тоже был вне компетенции Литвина, как, вероятно, и истребление экипажа. Вернее, истребить он мог кого угодно, но только своею собственной рукой.
В этом таилась загадка. Он подумал, что Корабль то подыгрывает той и другой стороне, то придерживает за штаны, руководствуясь какими-то странными правилами, не имевшими отношения к логике — по крайней мере, к логике земных людей.
Привести его к покорности? Как? Может быть, страхом? Страх — универсальное средство для тех, кто не хочет умирать…
