Джулиан Мэй - Вторжение
– Слава Святой Истине и Красоте! – пробормотал симбиари.
– А я согласна с Трози, – высказалась Ра-Эдру. – Несмотря ни на что, усилия этой маленькой группы очень трогательны и являются прообразом метаконцерта, который должен состояться перед Вторжением.
ПРИДИТЕ!
– Не прообразом, а карикатурой! – поправил симбиари. – С тем же успехом можно уподобить жужжанье насекомых симфоническому оркестру. Эти чудаки периодически пытаются выйти на контакт с теми, кого они по-идиотски именуют представителями внеземных цивилизаций. Единственное их достоинство – в какой-то мере одаренный вожак. Хотя в этом тоже нет ничего удивительного, если учесть, что дамочка из Нью-Гемпшира.
ПРИДИТЕ!
– Почему ты все время насмехаешься? – нахмурилась Ра-Эдру.
– Да потому что в Нью-Гемпшире латентных особей пруд пруди. И есть даже природные операнты. Это одно из метапсихических ядер планеты. Мировой Разум на Земле развивается не повсеместно, а как бы прорывами. Очередная нелепость. Сама посуди, чего в таких условиях могут достичь недоучки. Странно, что они еще сохранили здравый рассудок.
ПРИДИТЕ!
Сентиментальный гии приложил руку к середине туловища, где у него располагалось сердце, и внутренний орган тут же засиял багряным светом.
– Нет, сограждане, вы только вслушайтесь, какая добрая воля звучит в призыве женщины! Какая страсть! Так и хочется ее утешить.
ПРИДИТЕ! ПРИДИТЕ! ПРИДИТЕ!
– Твоими бы устами, коллега, – фыркнул симбиари. – Интересно, что ты скажешь, когда спустишься вниз, за пределы ионосферы, и, как мы, воочию убедишься в эгоизме землян, в безрассудном недоверии, отделяющем одну нацию от другой, в извращенных мужских инстинктах, что побуждают их бесконечно воевать друг с другом.
– Быть может, ты и прав, Салишис, – сказал маленький полтроянец. – Но нельзя же сбрасывать со счетов утверждение Лилмика насчет того, что у людей величайший метапсихический потенциал в галактике.
– Лилмик много утверждает, не обременяя себя доказательствами, – проворчал скептик. – Я хоть и не член Совета, но моя профессия дает мне возможность наблюдать социальную динамику. Так вот, если этот Разум пустить на самотек, он сам себя разрушит.
ПРИДИТЕ, УМОЛЯЕМ!
– Но ведь до сих пор люди не применяли атомного оружия в открытой войне, – упорствовал Дри-Дри-Вавл – Они производят его все больше и больше, но не пускают в ход. Видимо, ядерные ракеты служат только в качестве устрашения.
– Ты уверен? – Салишис кивнул на экран. – Чего ж тогда эта группа на горе так страстно молит галактическую цивилизацию спасти их мир от атомного самоубийства?.. Конечно, они сами не понимают, что означало бы Вторжение в условиях поголовной латентности. При их социальном инфантилизме нам придется захватить планету и более ста круговращений быть им няньками, пока Разум полностью не созреет. Тебе не приходило на ум, что люди станут оказывать нам противодействие буквально на каждом шагу? Меня лично от одной этой мысли бросает в дрожь.
– Неправда, – возразил начальник экспедиции. – Ты чересчур сгущаешь краски, Салишис. Многие земляне уже испытывают чувство вселенского братства, что можно считать первой ступенью Единства. И Лилмик предрекает их ускоренную умственную эволюцию.
– Ну да, кто же осмелится поставить под сомнение непререкаемую оценку старейшей расы в галактике? – язвительно проронил симбиари. – Зодчие Содружества, высокочувствительные умы! К несчастью, рассуждения лилмиков так же эфемерны, как их тела…
Придите!
– Она слабеет, – догадалась Ра-Эдру. – Видимо, находиться на таком холоде – нелегкое испытание для организма с гипертрофированным обменом веществ.
– Да, их осталось так мало. – Дри-Дри-Вавл огорченно потряс перьями. – Теперь они до Иванова дня не появятся.
Придите, о, придите!
Полтроянец Трози всей душой излучал волны сочувствия.
– Давайте как-нибудь покажем им, что мы тут, что их страдания нам не безразличны.
– Не говори глупостей! – строго произнес великий Тула-Эку. – Даже если бы все люди Земли воззвали к нам, мы все равно не имеем права ответить. Совет дал нам четкие инструкции.
– Ну один жест! – взмолился Трози. – Крохотный знак, который ни в коей мере не нарушит вероятностных прогнозов. Клянусь Любовью, после стольких умственных анализов, технических испытаний, облетов мы можем себе позволить для разнообразия хотя бы дружеский кивок издалека.
– Пункт четыре-ноль-ноль-один представляет наблюдателям право действовать по обстановке, – почтительно обратилась к вышестоящему Ра-Эдру. – Например, умам разрешено в метаконцерте направить очень тонкий телепатический луч.
Люди все еще держались за руки, устремив взоры к хмурому небу. Но умственная синергия быстро ослабевала. Женщина-лидер подвигла их на завершающее усилие.
Придите!
Вспомогательные глазницы Тула-Эку затянулись матовой пленкой, а его первичная оптика, наоборот, вспыхнула насыщенно голубым светом, вобравшим душевные порывы крондака, полтроянца и гии. После секундного колебания симбиари примкнул к посланию упятеренного мозга, призывающему к спокойствию, терпению и содержащему смутный намек на Единство.
Держитесь!
Обращенные к небу человечески лица на миг застыли. Потом оцепенение рассеялось, и двадцать три встревоженных существа принялись испуганно перешептываться. Женщина обхватила голову руками. Остальные сгрудились вокруг нее, стали тормошить. Наконец она подняла глаза к небу, не видя своих спутников, помахала рукой и улыбнулась.
После чего бодро зашагала вниз по склону. Остальные потянулись за ней.
19
Бреттон-Вудз, Нью-Гемпшир, Земля
25 июня 1974 года
– Просыпайся, Дени, приехали.
Старый «фольксваген»-букашка свернул на подъездную аллею. Семилетний мальчик мгновенно встряхнулся и выглянул в окно. Ему предстала великолепная панорама: несколько сот акров зеленой лужайки на подступах к лесистому холму и за ним гряда, протянувшаяся вдоль всего горизонта, снизу темнеющая лесами, а возле голых вершин позолоченная первыми лучами солнца. Знаменитая Президентская гряда в горах Уайт-Маунтинс значительно понизилась из-за вековых ледников, но все еще оставалась высочайшей точкой Северной Америки.
А где отель? А железная дорога? Ой, смотри, на той вершине СНЕГ!
Это гора Вашингтон. Туда мы и поедем сегодня.
Я помню, как они идут с севера на юг: Джефферсон, Клей, Вашингтон, Монро, Франклин, Эйзенхауэр, Клинтон. А почему тут не только президенты? Дядя Роги, а почему Эйзенхауэр такой неказистый?
Он последним получил свой пик, нищие не выбирают. По решению штата гора Плезант была переименована в Эйзенхауэра. Потом еще попытались переименовать Клинтона в Пирса – все-таки единственный среди президентов уроженец Нью-Гемпшира. Но из этой затеи ничего не получилось. Точно так же, как из всех затей президента Пирса. Люди до сих пор называют гору Клинтоном.
(Смех.) А почему из Берлина все они кажутся выше, чем отсюда? Надо же, какой смешной этот Вашингтон! А скоро мы увидим твой ОТЕЛЬ?
Роги вслух рассмеялся.
– Да погоди, не торопись. Впереди целых три дня – успеешь задать все вопросы. Я, признаться, уже позабыл, какой ты почемучка.
– Ничего ты не позабыл, – самодовольно усмехнулся мальчуган. – Что я, не вижу, как ты скучал по мне? И я тоже соскучился.
Они проехали мимо белоснежной сторожки с цветущими перед нею алыми петуниями. Сторож высунул голову в дверь.
– Доброе утро, Роже. Ну что, доставил племянничка? Молодцы, к завтраку поспели!
– Привет, Норм. Да уж, мы собираемся на Вашингтон ехать, так что не мешает как следует заправиться. Дени, поздоровайся с мистером Редмондом.
– Здрасьте, мистер Редмонд. (А почему он называет тебя Роже?)
– Пока, Норм. (Так меня здесь все зовут: Роже Ремилард. В большом отеле имена управляющих должны выговариваться легко. Рогатьен – слишком заковыристо, а Роги похоже на кличку.)
Веселый смех.
Машина еще раз повернула, и вдали показался знаменитый отель Уайт-Маунтинс. Вначале он выглядел как леденцовый замок со сверкающими белизной колоннами под крышей, выкрашенной в цвет вишневого варенья, с бесчисленными окошечками, разноцветными флажками и садом, где меж деревьев пестрели клумбы. Но когда подъездная аллея оборвалась и они очутились перед зданием, Дени обнаружил, что оно заслоняет собой все горы. Пятиэтажный дом был сложен из бруса, покрытого белой штукатуркой. Двухъярусная веранда тянулась от центрального входа вдоль всего южного крыла.
– Дворец! – ахнул мальчик. – Неужели ты его хозяин?
Роги, смеясь, покачал головой.
– Нет, я только помощник управляющего. – (Пояснительный образ.) – Но здесь у меня есть жилье, и работа интересней, чем на бумажной фабрике. Да и платят побольше.
