Дэвид Вебер - Тень Саганами
Фитцджеральд несколько секунд ехидно улыбаясь глядел на Каплан, а затем покачал головой.
— Несгибаемый нос горца. — Он снова покачал головой. — Наоми, вы вообще представляет, насколько запутана эта метафора?
— Ну, подайте на меня в суд — Каплан скорчила рожу. — Однако это не делает её менее точной, верно?
— Нет, не думаю, что делает. — Фитцджеральд несколько секунд покачивался в кресле, задумчиво поджав губы. — Так что, судя по вашим словам, вы довольны её работой?
— Да, довольна, — ответила Каплан с необычной твердостью и внезапно улыбнулась. — Кстати, я вам говорила, как, по её словам, салаги окрестили корабль?
— Салаги? — Фитцджеральд приподнял бровь.
— Ага. Похоже, произошло присвоение почетного официального прозвища — "Бойкая Киска".
— "Бойкая Киска", — Фитцджеральд посмаковал имя и рассмеялся. — Ну, я слыхивал прозвища и похуже. Да что там, я служил на кораблях с прозвищами похуже. Есть подозрения, кто именно его придумал?
— Никаких. Абигайль утверждает, что первой его использовала Павлетич — и чуть сквозь палубу не провалилась, поняв, что позволила ему вырваться. И, разумеется, Абигайль не упустила эту возможность, чтобы чуточку накрутить салагам хвосты. Конечно же, в мягкой и доброжелательной манере.
— Ну, разумеется! — согласился Фитджеральд. Он вновь обдумал прозвище корабля и решил, что оно скорее всего прилипнет, если только в матросских кубриках уже не родилось нечто похлеще. И, как он и сказал, он слыхивал прозвища и хуже. Намного хуже.
— Ладно, то, что новое имя корабля придумано и пущено в народ — дело хорошее, — произнёс Фитцджеральд. — А то, что вы удовлетворены работой Абигайль, ещё лучше, — добавил он, хмуро улыбаясь, поскольку настала очередь Каплан удивлённо поднимать брови. — Похоже, капитан Терехов был прав. Мы не получим более опытного помощника тактика до своего ухода. Особенно поскольку получили известие о том, что время подготовки к выходу только что было сокращено на сорок пять часов.
Каплан с внезапно ставшим задумчивым лицом откинулась в кресле. Сорок пять часов равнялись двум планетарным дням на Мантикоре.
— Могу я поинтересоваться, получили ли мы какие-нибудь объяснения ускорению нашего отхода?
— Нет, не получили. Безусловно, причин могла быть масса. В том числе то, что "Гефесту" явно нужно освободить наш стапель. С фронта возвращаются повреждённые корабли. И я не стану винить докеров в том, что они жаждут увидеть наши кормовые огни только потому, что своей очереди дожидается корабль с более высоким приоритетом. И, разумеется, может оказаться так, что адмиралу Хумало в Талботте мы нужны сильнее, чем полагали.
— У него, несомненно, забот полон рот, — согласилась Каплан. — Хотя, судя по тем разведсводкам, которые я читала, сейчас положение в Талботте намного менее напряжённое, чем в Силезии.
— Определенно, адмирал Сарнов в Силезии сейчас переживает "интересное время", — признал Фитцджеральд. — С другой стороны, у него и намного больше кораблей, чем у Хумало. Однако, вне зависимости от логики наших Господ и Повелителей, для нас это значит то, что мы выходим через три дня, а не через пять.
— Согласна. — Лицо Каплан было задумчиво, она постукивала пальцами по подлокотнику кресла. Затем она посмотрела на Фитцджеральда и приготовилась что-то сказать, но заколебалась и закрыла рот. Фитцджеральд внимательно смотрел на неё с ничего не выражающим лицом. Хорошо зная Наоми, Фитцджеральд понимал, насколько близко та подошла к тому, чтобы задать немыслимый вопрос.
"Как вы полагаете, наш капитан пришёл в порядок?"
Ни один состоящий на действительной службе офицер не мог задать своему начальнику подобный вопрос. Особенно если этот начальник являлся старпомом на корабле. Вторым Я капитана. Ответственным за создание из корабля и его экипажа безупречно отточенного оружия, всегда готового к молниеносной реакции на малейшее мановение руки своего капитана.
Тем не менее, это был вопрос, занимавший мысли Фитцджеральда с тех самых пор, когда он узнал, кто придёт на замену капитану Саркуле.
Это ему не нравилось. Не нравилось по множеству причин, начиная с того, что ни один разумный человек не захотел бы, чтобы королевским кораблём командовал офицер, относительно которого имелись сомнения в его способности управлять самим собой. И того, что Анстен Фитцджеральд по натуре своей был чрезвычайно лоялен. Это было одним из качеств, делавших из него выдающегося старпома. Однако он желал — это ему было необходимо — чтобы объект его преданности её заслуживал. Чтобы он мог делать своё дело, если Фитцджеральд должным образом делает своё. И был достойным жертв, которые в любой момент могли потребоваться от их корабля и его экипажа.
Среди носящих мундир королевы не было никого, кто подтвердил бы свои мужество и умение достойнее Айварса Алексовича Терехова. Вынужденный сражаться в ужасающих условиях, которые сложились совершенно не по его вине, он бился до тех пор, пока его корабль вместе со всем своим дивизионом не был буквально разнесён в щепки. До тех пор, пока три четверти его команды не погибли или не получили ранения. До тех пор, пока он сам не был настолько изранен попаданием в свой мостик, что врачам хевов пришлось ампутировать ему правые руку и ногу и регенерировать их с самого начала.
И после всего этого он почти целый стандартный год был в плену у хевов, пока правительство Высокого Хребта не устроило обмен военнопленными. И вернулся в Звёздное Королевство единственным офицером, корабли которого были задавлены превосходящими силами и уничтожены все до единого, сколь бы доблестным и отважным ни было их сопротивление, в то время, когда Восьмой Флот, весь во славе побед, сокрушал хевов флот а флотом.
Фитцджеральд никогда не встречался с Тереховым до его назначения на "Гексапуму". Однако один из его одноклассников по Академии встречался. И, по мнению одноклассника, Терехов изменился. Ну, разумеется изменился. После подобных испытаний любой бы изменился. Но тот Терехов, которого знал одноклассник, был отзывчивым, зачастую импульсивным человеком с блестящим чувством юмора. Человеком, тесно связанным с офицерами своего корабля. Человеком, обычно приглашавшим своих офицеров пообедать вместе с собой и любившим розыгрыши.
Что очень сильно отличалось от холодного, отстранённого человека, с которым повстречался Анстен Фитцджеральд. Он всё еще замечал остатки того чувства юмора. И Терехов всегда находил время, чтобы обсудить со своим старпомом любую проблему, касающуюся корабля или его экипажа. И, при всей своей отстранённости, он обладал сверхъестественным пониманием всего происходящего на борту "Гексапумы". Вроде того случая, когда он отметил д'Ареццо в качестве потенциального помощника Багвелла.
И всё же вопрос оставался, подобно назойливой мухе вертясь в глубине мыслей Фитцджеральда. Пришёл ли капитан в порядок? Являлись ли нынешние отстранённость и хладнокровная осторожность всего лишь неизбежной реакцией на потерю своих корабля и людей, перенесённые ранения, бесконечные процедуры и затраченное на восстановление время? Или же за ними пряталась слабость? Брешь в броне Терехова? Если дело дойдёт до этого, сможет ли капитан поставить другой корабль и другую команду на самом пути урагана так, как сделал это на Гиацинте?
Анстен Фитцджеральд был королевским офицером. Он уже вышел из того возраста, когда слава кажется единственной ценностью, однако был человеком, который верит в свой долг. Он не требовал гарантий сохранения собственной жизни, однако действительно желал знать, что их капитан без колебания выполнит всё, что требует их долг. И что если он погибнет — если его корабль погибнет — то погибнет в битве с врагом, а не в бегстве.
"Кажется, я всё ещё приверженец "традиции Саганами". Однако, если уж на то пошло, это не самая плохая вещь".
Однако он, несомненно, мог высказать хоть что-нибудь из этого не в большей степени, чем Каплан могла задать подобный вопрос. Так что Фитцджеральд просто произнёс:
— Идите и наслаждайтесь ужином с Альфом, Наоми. Однако я хотел бы, чтобы вы вернулись на борт к восьми тридцати. Я назначил на одиннадцать ноль-ноль собрание руководителей всех подразделений.
— Да, сэр, — Каплан поднялась, её непроницаемый взгляд подтверждал, что она знала его мысли так же, как он знал её. — Я буду, — сказала она, кивнула и вышла из кабинета.
***
— От центральной диспетчерской Узла поступило предварительное разрешение, сэр, — объявил лейтенант-коммандер Нагчадхури. — Мы девятнадцатые в очереди на переход.
— Благодарю вас, коммандер, — невозмутимо ответил Терехов, не отрывая взора своих голубых глаз от навигационного дисплея, к которому было развернуто его капитанское кресло. На дисплее символ "Гексапумы" плавно замедлялся, стремясь остановиться точно на назначенном месте в очереди перехода на Терминал Рыси. У него на глазах под символом "Гексапумы" зажглись алые цифры "19", и он почти незаметно кивнул с одобрением.
