Мария Ермакова - Хозяйка
Неожиданно Ту-Гак захохотал. Она недоуменно посмотрела на него.
— Сам встану! — отодвинув ее, пояснил ту. — Я вас раздавлю!
Она все же заставила его положить лапу ей на плечи. Так, в обнимку, ту и человек пошли прочь.
Голова оруха слепо смотрела им в след, торчащий клык струил нежное сияние, рождая призрачные тени, которые танцевали на платформе биоморфора.
* * *Пока Ту-Роп и Ларрил отпаивали Ту-Гака чаем, Татьяна вернулась к биоморфору, не без труда оттащила голову оруха в операционную и извлекла врощенный в пасть животного клык. Штифт был выточен двухкорневым, как и настоящий зуб. Уже зная о способности кристалина прорастать нервной тканью и надеясь на его мощные регенерирующие способности, Татьяна не сомневалась в том, что достаточно скоро ни одно исследование не сможет установить истинное положение вещей.
Итак, клык был извлечен, простерилизован и ждал своего часа на подушечке, пропитанной физраствором. Ту, уже умело загрузившегося на платформу, Икринка втянула внутрь. Процедура повторилась вновь, только в обратно порядке. Разрезав десну, Татьяна установила штифт, поддерживая его в правильном положении до тех пор, пока два глубоких хода не начали заполняться гранулятом мягкой ткани. Вросший клык пришлось немного подточить по бокам, чтобы сделать зубной ряд идеальным. Спустя полчаса Татьяна Викторовна с умилением смотрела на спящего ту и любовалась своей работой. А спустя еще час сам Ту-Гак разглядывал себя в зеркало и восхищенно цокал языком. Затем он, неожиданно, подхватил Татьяну Викторовну и принялся подбрасывать под потолок, не взирая на ее просьбы, угрожающе-одергивающее рыканье Ту-Ропа и звонкий смех Ларрила. Его счастье, что Бима не было рядом.
— Спасибо, доктор Лу-Танни! — сказал он, когда, наконец, поставил ее на пол, и низко поклонился, прижав кулаки к груди. — Это воистину мой потерянный зуб! Разницы нет! Теперь я со спокойным сердцем могу возвращаться в Дом, и Майрами примет меня, не превратив в земной прах!
— И вам спасибо, Ту-Гак, — серьезно ответила Татьяна, опираясь на мощное плечо Ларрила, который предупредительно встал рядом — после подкидываний ее ноги слегка подгибались, — мне было чрезвычайно интересно познакомится с таким организмом, как ваш, и провести эту процедуру. Это бесценный опыт для меня и за него я благодарна вам!
Ту-Роп, внимательно слушавший их излияния, подозрительно сопнул носом и вдруг сказал:
— А правду мне сказал Ларрил, что у вас полно мяса оруха? Ганги конечно вкусные, но маленькие. Мы с Ту-Гаком приготовим ужин в вашу честь, Танни! Желаете?
— Конечно! — смеясь, воскликнула она, но про себя прикинула, не придется ли ей потом проводить себе такую же операцию, как Ту-Гаку — о твердости мышечной ткани орухов она знала не понаслышке.
Ту были выданы две ноги, и они заперлись в кухне, выгнав оттуда даже Ларрила и попросив Управляющий Разум включить мощную отточную вентиляцию.
— Знаешь, — призналась Татьяна проангелу, когда их выдворили в коридор, — я начала изучать управление МОД.
— Сама? — удивился и, кажется, обиделся Ларрил. — Ну вот, а говорила, что тебе понадобиться моя помощь!
— Так мне и понадобится, — улыбнулась она. — Не получаются у меня развороты по малой дуге. Давай, пока они там готовят ужин, полетаем?
— Здорово как звучит, — на его губах мелькнула странная, нежная улыбка. — «Давай полетаем!». Ну, давай.
Обрадованная Татьяна тут же налепила пластинку СЭТ, которую так и носила в нагрудном кармане комбинезона, на лоб, и решительно направилась к станционному доку, где просыпался разбуженный Управляющим Разумом МОД Лазарета.
Ларрил, войдя, сел в кресло справа, чинно сложив руки на коленях. Глаза его смеялись. Татьяна, розовея от смущения, суматошно потыкала пальцами тач-панели, оживляя МОД. Проангел внимательно следил за ее движениями, но пока молчал и не делал попыток что-то поправить. Одобрительно хмыкнул, когда она уверенным движением погрузила руку в универсум, и корабль поднялся в воздух, разворачиваясь к переборке шлюзовой.
Татьяна вывела МОД за пределы станции. Ларрил переместился на другую сторону кабины, углубился в изучение информационных панелей.
— Зачем тебе ментальный экран? — искренне изумился он.
— Это решение Управляющего Разума, — нашлась Татьяна, плавно увеличивая скорость корабля, — не знаю, зачем так нужно!
Ларрил покосился на нее, но ничего не ответил.
Следующие два часа он учил ее мгновенно разворачивать МОД, менять векторы движения, форсировать двигателем. И если форсаж ей удавался на ура, то с разворотами дело было плохо. Она никак не могла уловить тот момент, когда на пике энергетического толчка надо было сманеврировать, чтобы корабль ушел в поворот, а не завертелся волчком.
— Остановись, Танни, — наконец, сказал Ларрил, из которого последний рок-н-ролл МОД чуть не вытряс душу, — это даже для меня слишком! Давай по-другому.
И он накрыл в универсуме ее руку своей. Татьяна вскинула на него испуганный взгляд. Ларрил на нее не смотрел. Его зрачки мерцали в полумраке кабины, губы были плотно сжаты. Он тихонько подчинил движения ее пальцев себе.
— Закрой глаза, — прошептал ей на ухо. Она послушалась.
— Представь, что универсум — это ты, — горячий шепот продолжал звучать, загоняя сердце в галоп, — растворись во мне, Танни, расслабь руку, она слишком напряжена. Слушай себя. Танни, слушай корабль…
Она поразилась силе его пальцев. Точными, чуткими движениями он тронул корабль с места, резко увеличил скорость. Ее кожа пылала, словно температура проангела была не тридцать восемь градусов по Цельсию, а все сорок пять. Вот, ведомая его рукой, она увеличивает мощность двигателя, энергию вводит дозировано, волнами с увеличивающейся амплитудой. Последняя подобна цунами, и перед тем, как вести корабль на гребень, она резко бросает его в разворот. На подъеме энергии, а не на ее пике, МОД плавно разворачивается, чуть припадая на крыло. Движение еще не отработано, но…
Татьяна открыла глаза. Вдали взблескивала огнями звездных батарей станция. У нее получилось! Она развернула МОД. Поняла, как это делать! Почувствовала!..
Татьяна с восторгом повернулась к Ларрилу и вдруг обнаружила его лицо совсем близко. Огромные зрачки остановили и зафиксировали ее взгляд, и не было сил отвести глаза.
— Там, на станции, ты коснулась моей щеки губами, — тихо сказал он. — Зачем?
— Это — ласка, — словно завороженная ответила она, — тактильное ощущение близости. Называется поцелуй…
— Поцелуй, — тихо повторил Ларрил. — На Райе такого нет. Если анга дорога нам, мы делаем так…
Внезапно он взметнул крылья шатром, как уже делал однажды, когда Татьяна оплакивала Лу-Тана. Притянул ее к себе, и обнял, прижимаясь всем телом. Ее охватило странное ощущение легкости, словно под кожей поселилась сотня тысяч пузырьков с гелием, которые, танцуя, поднимали ее в воздух, отрывали от пола. Подошвами ботинок она перестала ощущать рифленый пол МОД. Не успев испугаться, Татьяна опустила взгляд. Они с Ларрилом действительно левитировали. Проангел затих, зарывшись лицом в ее волосы.
Татьяна мучительно закусила губы. Ее и тянуло к нему, и отталкивало. Тянула тоска и одиночество еще молодой женщины, которая могла бы любить и быть любимой. Отталкивал холод вдовьей постели, суматошные мысли о чуждости его расы. Словно слепая, она нащупала его подбородок и развернула лицом к себе. Узкие, алые губы оказались прямо перед глазами. Нечеловеческие, гладкие… теплые, нежные…
Она запрокинула голову и, плача, прижалась своими губами к его. Пропади все пропадом… Пропади…
Теплая, напряженная плоть неумело подалась, впуская ее дыхание. Через мгновение и оно, и жар тел, и горячечные танцы пальцев вынесли все мысли из сознания, оставив только торопливое, острое, тоскующее желание раствориться друг в друге, словно эта встреча была первой и единственной на колком пороге вечности. Последнее, что запомнила Татьяна, перед тем, как сгореть, чтобы восстать из пепла, это ощущение отсутствия Управляющего Разума в сознании. Обладал ли Э понятием об этике, она не знала, но он отключился, оставив их наедине…
* * *Они вошли на станцию, не расцепляя пальцев, словно судорогой сведенных друг на друге. Бим, лежащий перед порогом шлюзовой, терпеливо ожидая покинувшую Лазарет Хозяйку, вскочил. Радостно виляя хвостом, закружил под ногами, мешая идти.
Татьяна наклонилась приласкать пса, как вдруг из центрального коридора пахнуло чем-то давно забытым, таким, что рот моментально наполнился слюной, а память нарисовала неправдоподобную яркую картинку, в которой елка еще была огромной, разноцветные шары — казались размером с мяч, а игрушки из папье-маше — живыми. И на тяжелом дубовом столе, накрытом ажурной скатертью, поблескивал массивный хрусталь и столовые приборы с толстыми ручками. А посередине, на блюде, украшенном зеленью и мандаринами, лежала бабушкина фирменная утка с антоновскими, хранимыми с дачи, яблоками.
