Сергей Павлов - Мягкие зеркала (полная версия)
– Вышла из мрака младая… с перстами пурпурными Эос!.. – пробормотал Андрей, вспоминая полузабытые строки.
– Достаточно, – остановил его голос Мефа.
– Ты о чем? – не понял Андрей.
– Я просил тебя дать звуковой пароль на борт «Казаранга».
– А, Гомер в роли контактного импульса.
– Ну и что?
– Да так, ничего. Слишком роскошно для «Казаранга», вот что.
– Какая разница? Катер должен запомнить твой голос, и все дела… Что за стрекот там у тебя? Откуда помехи?
– Не знаю. Это не у меня.
С помощью фала Андрей подтянулся к поручням вакуум-створа. Зависнув у входа, опять посмотрел на ошеломительно пламенеющий серп окольцованного гиганта. Подумал: «Ради этого стоит летать» – и пожалел тех людей, которым не суждено самолично знакомиться с фондом сокровищ Дальнего Внеземелья.
Освобождаясь от фала, он упорно искал глазами далекую Рею. Будто надеялся разглядеть на ее орбитальном рейде «Байкал». Багровым ломтем парил среди звезд полумесяц Титана, и нежно светился тоненький серпик Тефии. Реи не было видно.
В глубине вакуум-створа шевелились лиловые, красные и голубые огни светосигналов ожившего катера. Через подошвы Андрей ощутил слабое сотрясение палубы и шагнул навстречу драккару. Шага от края было довольно, чтобы цикады помех разом умолкли. Тишина в шлемофоне. Голос Мефа:
– Замечательно, шкип, теперь у тебя не фонит. Гомера стираю и разрешаю вспомнить что-нибудь из Омара Хайяма.
– Зара, Бара, бзыс бой, – вспомнил Андрей. – К Хайяму, впрочем, это не имеет отношения.
– Неважно. Пароль принят на борт, можешь командовать катером. Кстати, я до предела заправил его сжиженной атмосферой. На случай, если ты возымеешь охоту…
– Не возымею, – перебил Андрей. Он понимал: идею Мефа вывести катер на летные испытания надо придавить в зародыше. Пока не поздно. Влипнешь в аварийную ситуацию на этой груде музейного металлолома – сраму не оберешься. Смеху на весь космофлот. – Кэп, фары у него в порядке?
Свет фар ударил в упор. Андрей моргнуть не успел – сработал светозащитный фильтр-поляроид стекла гермошлема. При ярком свете старое, обшарпанное оборудование вакуум-створа производило гнетущее впечатление.
– Внимание, шкип! – неожиданно выпалил Меф. – Шлангам пневмозаправки отстрел.
– Да. Убери, пожалуйста, избыток иллюминации.
Передние и кормовые фары драккара погасли. В лучах фар по левому борту было видно, как дернулись оба шланга и, выдохнув облако снежной пыли, фиолетово-черными змеями шустро втянулись в хоботы вакуум-гифов.
– КА-девять, – позвал Андрей. – Контакт. Подойди.
Катер сменил голубые огни на зеленые, повернул в сторону человека раковины лидаров и стал приближаться, равномерно и плавно перебирая голенастыми ступоходами. Палубу слегка потряхивало.
– Стоп! – тихо приказал Андрей.
«Казаранг» послушно остановился.
– Подними передние ноги.
«Казаранг» откачнулся назад и, точно лошадь, вставшая на дыбы, приподнял передние ступоходы.
– Хорошо, опусти.
Андрей похлопал машину рукой по коленным шарнирам. «Еще попрыгает, – подумал он. – Утиль, конечно, но еще попрыгает.»
– Ты доволен?! – В голосе Мефа скрытое торжество.
– Чем?
– Ну, в общем… Его поведением.
– Да, у него хорошая реакция на голос… Даже геккоринги ступоходов в порядке. И если летные качества будут не хуже, то…
– Надежная машина, шкип. Может быть, я слегка старомоден, но «Казаранга» считаю самой удачной моделью малого катера.
Андрей облизнул подсушенные кислородом губы. Этот «слегка» старомодный рыбак знает, куда забрасывать удочку. Чувствует, до какой степени надоело эксперту две недели топтаться среди орбитального хлама, и предлагает прогулку на отнюдь не «слегка» старомодном драккаре. Серьезный соблазн, леший его подери… Мышцы, подыгрывая воображению, сами собой напряглись и с профессиональным автоматизмом «сбутафорили» типовую динамику схода с орбиты и форсированного реверс-маневра для разворота над планетоидом. Эксперту экспертово, пилоту пилотово. Желание оказаться в кабине драккара было настолько мучительным, что пришлось на минуту крепко зажмурить глаза.
Ладно, потерпим. Тринадцать суток терпел. На борту «Байкала» все станет на свои места. Еще перетерпеть каких-нибудь трое суток… А на «Байкале» перетерпеть беседу с Копаевым. От специального разговора с функционером МУКБОПа никуда, понятно, не денешься. Вернее – с функционерами, потому что на этом дело вовсе не остановится. Теперь даже ему, наивному эксперту, ясно: Международное управление космической безопасности прицепилось к «Анарде» и ее капитану не зря…
Его наивность была беспредельной: за одиннадцать дней спокойной работы бок о бок с Аганном он успел привыкнуть к мысли, что мрачные сведения Аверьяна Копаева являют собой результат каких-то тяжелых ошибок почтенного ведомства. Меф не вписывался в компанию легендарных экзотов. Человек как человек. С хорошими манерами, вежлив, любезен, уравновешен. Словом, таков, каким был всегда. В тесных и до предела запущенных интерьерах «Анарды» ничего примечательного тоже не обнаружилось. Ни «черных следов», ни разбитых экранов. Ни тем более гипотетических призраков, скупой информацией о которых Аверьян достал его на прощание в спину, точно булыжником.
Да, он поверил Копаеву и в первые дни, осваиваясь на борту «Анарды», наивно был озадачен тем, что на танкере ничего экзотического не происходит. Потом привык к размеренному ритму суток, и нервное напряжение стало ослабевать. Работа, отдых, сон, еда. Возня с документами. Осмотр устарелого оборудования в запыленном и душном чреве ужасно изношенного «кашалота», вечерние посиделки у электрокамина в салоне (единственный, кроме кают, уголок, где Мефу удавалось поддерживать чистоту), неторопливые беседы за ужином. Кстати, про Оберон и «Лунную радугу» Меф, как и прежде, не обмолвился ни единым словом. До утра не засиживались, ровно за час до полуночи желали друг другу приятного сна и разбредались по своим каютам. Постель, тишина и всякие разные мысли. Тоска по «Байкалу»… Убаюканный десятисуточным однообразием, позавчера утром он вдруг осознал, что навязанная ему разведывательная миссия провалилась с треском. Он подумал об этом почти равнодушно, без удовольствия и без тени злорадства. Но зато ощутил себя так, словно выбрался на прямую тягу после изнурительного контрметеоритного маневра. С другой стороны, было немного досадно за своего земляка. По вине каких-то оболтусов из оперативно-следственных отделов МУКБОПа земляк сел в лужу сам и едва не усадил рядом с собой доверчивого пилота. Самая опасная разновидность паники – это когда паника выползает из отделов службы безопасности… Днем он еще острее почувствовал, как смертельно здесь ему все надоело. Ближе к вечеру, правда, случился маленький праздник – «Титан-главный» ретранслировал на борт «Анарды» сообщение из УОКСа: коллегия летного сектора утвердила Андрея Васильевича Тобольского первым кандидатом на должность капитана суперконтейнероносца «Лена». Меф наладил с «Байкалом» видеосвязь; улыбки товарищей, поздравления, шутки. Ярослав поручил Мефу Аганну как старейшему капитану Дальнего Внеземелья взять на себя обязанности «регента» и присвоить «принцу Андрею» звание «шкипер» (традиционный на космофлоте развлекательно-поздравительный ритуал). За ужином новоиспеченный «рег» и «шкип» посмотрели видеозапись юбилейного торжества, прогремевшего в лунной столице. Встречая на экране кого-либо из общих знакомых, оживленно комментировали происходящее. Однако за два часа до полуночи Меф повел себя странно: нервно гримасничая, стал к чему-то прислушиваться, говорить невпопад (глаза виноватые) и, наконец очень рассеянно пожелав кандидату приятного сна, покинул салон. Обескураженный кандидат смотрел ему вслед, пытаясь понять, какая муха вдруг укусила обычно любезного, деликатного капитана…
Сон не был приятным. Таких странных снов он отродясь не видывал. Он проснулся и долго таращил глаза в темноту. Грань между сном и явью была неестественно зыбкой, и даже розово-светящиеся цифры на часовом табло казались достоверной деталью жуткого сновидения. Без двадцати минут полночь… Он натянул на себя одеяло, заснул и снова проснулся в тревоге. Снилось одно и то же: будто бы рядом с постелью стоят какие-то двое и с молчаливым упорством каменных идолов смотрят на него, спящего. Во мраке он их не видит, но чувствует холод массивных фигур и неподвижность зрачков… Утомленный диковинным сновидением, он включил разноцветный фонтан ночника. Походил по каюте, остановился у двери. В чем дело? Нервы, что ли, шалят?.. Не прибегая к услугам пневматики, мускульным усилием рук раздвинул дверные створки. После отбоя в коридоре царит полумрак – до утра ничего здесь не светится, кроме синих полос по краям дорожки (контур зоны искусственной гравитации), и красное дерево стен выглядит глянцево-черным. Повернув голову вправо, он замер: на подсвеченном через открытую дверь капитанской каюты участке стены коридора как на красном экране дергалась тень многорукого пианиста… Зашипела пневматика – створки двери освещенной каюты захлопнулись. Тишина. Давящая тишина и мертвенная синева дорожки…
