Джо Шрайбер - Звёздные войны: Солдаты смерти
Переглянувшись с Ханом, Чубакка заметил на его лице нечто, чего не видел уже очень давно – настоящий страх. На мгновение Хан был настолько бледен, что шрам на его подбородке выделялся особенно сильно. Он будто резко состарился лет на двадцать.
Хан открыл было рот, но что–то ударило в люк с другой стороны с немыслимой силой и весом. Будто их неотвратимое будущее, сколь бы кратким оно ни было, только что объявилось по ту сторону двери с полным ртом сверкающих жёлтых зубов.
И они пустились бежать.
Глава 31. Наездники на гробах
Когда Джарет Сарторис открыл глаза, он всё ещё сидел пристёгнутым в кресле спасательной капсулы. Голова болела, будто череп раскроили посередине посохом–гаффи. Правая нога была вывернута и придавлена частично разломанной передней панелью.
Осторожно, с большим трудом, он вынул ногу, подняв колено и медленно вращая лодыжкой. Он ждал острой боли, но так и не дождался.
Все суставы целы.
Капитан вдохнул и с облегчением выдохнул. Чувства понемногу возвращались. Он в космосе? Долго ли находился сознания?
Сарторис глянул в навигационный экран и проверил панель управления, всё ещё отсчитывающую минуты и секунды с момента отлёта с баржи. Если верить приборам, он отстыковался почти четыре часа назад, то есть он был без сознания с тех пор как…
Он повернул голову и посмотрел в разбитый иллюминатор.
И тогда Сарторис всё вспомнил.
* * *Как и планировалось, он вылетел из «Чистилища», оставив братьев Лонго стоять с явным выражением страдания на лицах. Лёгкий укол совести, который он тогда ощутил, застал его врасплох. Неужели они думали, что он возьмёт их с собой?
Нет, конечно же, нет. Среди работников имперских объектов исполнения наказания ходила поговорка: детей здесь нет. Только заключённые, осуждённые, враги Империи – не меньше. Что бы ни произошло у него с их отцом – а Сарторис даже отдалённо не вспоминал о деталях смерти Лонго–сташего – сейчас это уже не имело для него совершенно никакого значения.
И всё же внутренний голос продолжал повторять, еле слышно, но неумолимо: «Ты убил их отца, а сейчас оставляешь и их умирать».
Ладно. Ну и что? В галактике вообще жизнь не из лёгких. Вот и отец Сарториса, мелкий воришка и наркоман, частенько жестоко избивал его в детстве, а останавливался только из страха, что убьёт мальчика. Однажды ночью, когда Джарету было всего шестнадцать лет, отец пришёл к нему с дубиной. Тогда мальчик впервые постоял за себя: вырвал оружие из рук отца и раскроил ему череп. Он никогда не забудет выражение лица своего старика, когда тот умирал – несказанное удивление, будто не понимал, за что это сын его так… Потом Джарет вытащил тело из хибары, где они жили, и бросил прямо на улице. Местные правоохранители явно подумают, что старик пал жертвой последнего из собственных бесчисленных неправильных решений. На следующий день Джарет соврал насчёт своего возраста, поступил на имперскую службу и больше не возвращался к прошлому.
У Сарториса не было детей. Во всяком случае, он о таковых не знал, и слава небесам. За всю свою сознательную жизнь он редко вспоминал орущее и беспокойное существо, которое когда–то называл своим отцом, как и о возможности самому стать отцом. Но когда спасательная капсула выстрелила из баржи–тюрьмы, оставив позади Трига и Кейла Лонго, Сарторис понял, что он всё это время не переставал вспоминать своего отца. На самом деле «вспоминать» – слишком сентиментально сказано. Джайлс Сарторис будто сидел рядом с ним и одобрительно кивал тому, как его сын, живший жизнью, полной злодеяний, подвёл под ними судьбоносный итог. И раз у Джарета Сарториса никогда не было своих детей, он с чистой совестью отправил в вечную тьму чужих.
Обо всём этом он размышлял четыре часа тому назад, когда неожиданно что–то пошло не так. Внутри капсулы заревели аварийные сигналы. В системе управления произошла серьёзная неполадка. Вместо того чтобы устремиться в космос, траектория движения изогнулась вверх, вдоль одного из бортов баржи. Он уставился в иллюминатор…
И увидел впереди это – широко раскрытый посадочный док звёздного разрушителя, опускающийся сверху по мере того, как капсула приближалась к нему.
«Луч захвата, – догадался он, пока над ним сгущались тени внутренних помещений ангара. – Вот почему мы не смогли бы оторваться, даже если бы починили двигатели. Нас бы притянуло обратно лучом захвата». Помнится, он размышлял о том, что баржа–тюрьма длиной немногим более двухсот метров оказалась слишком крупной, чтобы завести её в ангар, но звёздный разрушитель мог заблокировать уже после стыковки, удерживая стыковочной шахтой. Когда инженеры разобрались бы, что к чему, было бы уже поздно.
Когда капсула залетела в док, Сарторис почувствовал, как её закрутило вдоль своей оси. Затем капсула накренилась, и последовал резкий зубодробительный удар. Капсула немного осела, металл заскрипел по металлу, будто зажатый между двумя крупными предметами, а потом боковые стенки стали сжиматься внутрь. Сарторис почувствовал внезапный приступ боли в ноге, когда навигационная панель сомкнулась вокруг неё. Его опять тряхнуло. Под действием импульса он подался вперёд и стукнулся головой.
Последнее, что промелькнуло перед его внутренним взором, было видение ухмыляющегося отца.
* * *Сейчас, придя в чувство, Сарторис отстегнул наплечные ремни и глубоко вздохнул, отгоняя все сомнения. Он был жив, и это самое главное. Переключив внутреннюю запирающую систему на ручное управление, он согнул ногу и вышиб дверь. Та слетела с петель, пронеслась в воздухе и исчезла. Через мгновение он услышал, как она стукнула об пол.
Сарторис высунул голову и огляделся. Капсулу зажало между двумя кораблями: старым крестокрылом и перевёрнутым ДИС–истребителем, стоящим на солнечной батарее крыла. К счастью для него капсула приземлилась люком вверх, иначе он оказался бы запертым в ней навечно, между двумя символами межгалактической борьбы за власть. Перспектива собственной смерти от голода, с разбитым о люк до полного изнеможения плечом, ироничностью не вдохновляла.
Выбравшись наружу, он шагнул на крестокрыл, помедлил немного и спрыгнул на пол, оглядывая ангар.
Помещение оставалось таким, каким Сарторис его и помнил: пустынным, с горсткой захваченных кораблей, разбросанных по близлежащему участку. Сарторис пошёл вперёд, щадя больную лодыжку. Он немного подождал, пока не придёт в себя, чтобы не поскользнуться и не усугубить положение. Когда он был здесь ранее, то приказывал оставшейся поисковой группе не задерживаться для детального осмотра. Сейчас же он ходил меж кораблей и внимательно осматривался, оценивая свои ресурсы. В раннем возрасте они с приятелями шутили над пилотами этих мелких ДИС–ов. Из–за высокой смертности на заданиях их называли наездниками на гробах. Сарторис задирал голову и видел, что люки и иллюминаторы были вырваны иногда с такой силой, что болтались на петлях. Может быть, это наездники прорубали себе выход из гробов? Или это какой–то хищник снаружи пытался проникнуть внутрь?
Какой такой хищник? Здесь же пусто, помнишь?
Будто в ответ на его вопросы в ангаре раздался беспорядочный хор воплей, будто дырки в тишине. От неожиданности Сарторис чуть не подпрыгнул. По коже на плечах и руках побежали мурашки. Кожа на голове вдруг оказалась слишком мала для размера черепа. Мгновение он стоял прямо и неподвижно, ощущая лишь глубокий и необъяснимый страх в животе. Сарторис оглядел ангар, но ничего не увидел.
Опять вопли, уже громче.
Из детства опять пришёл образ отца, причём совершенно не к месту. Старик облизывал губы: из–за наркотиков у него вечно пересыхало во рту. Сарторис не мог забыть мокрый шамкающий звук, с которым отец приходил по ночам избивать его.
– Возьми себя в руки, – пробормотал он самому себе, чувствуя, как натужно стучит сердце по больным рёбрам, и не подозревая, что говорит вслух. – Немедленно. Надо…
Крики раздались опять, в этот раз – будто отовсюду одновременно. Звуки перемещались вверх и вниз, отскакивали от стен ангара, будто живые организмы в поисках пищи.
Сарторис резко обернулся, чуть не закричав сам. Он ничего не увидел. Вопли, их было теперь больше – целый вихрь ярости – всё нарастали и заполняли пустой ангар оглушающими звуками. Ему не удавалось убедить себя, что это какой–то сигнал тревоги, прохудившийся воздушный шлюз – что угодно, но не беспорядочные человеческие голоса.
Глаза всё расширялись и расширялись, словно в поисках объектов обозрения, но ничего не видели. Серые тёмные очертания главного ангара простирались бесконечно во всех направлениях, как длинное уравнение, которое никак не сходится к единому значению. Сарторис вспомнил, что судьба второй поисковой группы осталась невыясненной. Она так и исчезла здесь. А крики, которые он слышал сейчас, не были похожи ни на что, если не считать детских кошмаров. «То были крики мёртвых, – промямлило сознание. – Трупы, которые не захотели лежать в могилах».
