Денис Кащеев - Пятый курс
Тоннель зиял на теле мироздания огромной рваной раной. Края ее приходилось сводить руками, по плечи испачканными в липкой крови и вонючем гное. Срастаться сами они не желали, следовало сшивать их тупой, ржавой иглой с длинной полуистлевшей скользкой нитью, которая так и норовила порваться – и тогда шов распускался, и все нужно было начинать с самого начала. И лишь только когда Иван догадался завязывать после каждого стежка узелки, дело у него хоть немного стало спориться.
Он не спешил. Невозможно спешить, когда времени не существует. Время осталось там, сзади, вместе с безумной космической гонкой, вместе с горящим катером Збышека, вместе с «Эсмеральдой» Танаки, которую, уже подбитую, японец ухитрялся еще и еще раз ставить между Иваном и преследователями, пока, наконец, очередной взрыв окончательно не разметал ее осколки в пространстве, вместе со смертоносным плазменным зарядом, влетевшим в корму «Победоносца» за долю мгновения до того, как тот прошел Врата. Но он все-таки успел их пройти. Успел. Там это слово несло в себе какой-то смысл. Что-то значило. Что-то очень важное, возможно. Там. Но не здесь. Здесь – нет.
Рану тоннеля можно было сшивать вечно. И еще вечность она будет заживать. Были только два ориентира: ее начало и ее конец. И вот настал момент – нет, не момент, конечно, откуда взяться моменту, когда не существует времени? – просто стало так, что последний стежок лег на рану, последний узелок был завязан.
Откусив зубами нить, Иван устало отложил иглу в сторону и посмотрел вперед: на миллионы, миллиарды «летающих тарелок» – уходящее в неисчислимую бесконечность скопление кораблей схаргов, встречающих его «в гостях». Посмотрел – и улыбнулся.
Часть вторая
1
Устав Стражи на случай встречи «в гостях» со схаргами предусматривал один-единственный вариант поведения: лихой разворот кормой к врагу и немедленное бегство. Вот только сейчас это во всех отношениях разумное правило было абсолютно бесполезным: «летающие тарелки» чужих окружали «Победоносец» Голицына со всех сторон и направлений, и чтобы не то что улететь, а просто сдвинуться с места, пришлось бы в буквальном смысле слова раздвигать их бортами катера. С другой стороны, стрелять, наверное, было бы удобно: и захочешь промахнуться – не сможешь. Другое дело – сколько после первого выстрела проживешь сам.
Впрочем, вопрос о стрельбе на повестке дня не стоял, и даже не из страха перед перспективой быть уничтоженным ответным огнем – свои шансы выбраться из данной переделки живым Иван и без того оценивал как чуть меньше, чем нулевые. Боевой монитор «Победоносца» не светился, и означать это могло лишь одно: С-пушка, единственное оружие катера, выведена из строя. Очевидно, это случилось еще до прохождения Врат, во время ухода от погони.
Сложив руки на груди – навигационную сферу он даже не стал брать в ладонь – Иван, искренне наслаждаясь каждой секундой, любая из которых легко могла стать для него последней, принялся ждать развития ситуации. Схарги, однако, тоже ничего пока не предпринимали. Ближние к «Победоносцу» «летающие тарелки» замерли неподвижно, более отдаленные слегка перемещались, отчего в их безбрежном море то накатывали, то отступали небольшие волны. Создавалось впечатление – ошибочное, скорее всего, но, тем не менее, устойчивое – что эффектное появление Голицына в самой гуще врага попросту осталось им незамеченным.
Так прошла долгая минута, за ней другая, вот и все пять уже минули, а Иван, к немалому собственному удивлению, все еще был жив, но при этом совершенно не представлял, что ему следует делать. Быть может, и схарги пребывали в таком же недоумении?
– Ну, что встали? – не выдержал, наконец, Голицын.
– Поналетели, понимаешь, просто проходу от вас нет…
На какой-то ответ он, естественно, не рассчитывал – его и не последовало.
– Стреляли бы уже что ли…
«Такова твоя воля?» – а вот на этот раз ответ внезапно пришел. Не на словах, разумеется – возник прямо у Ивана в мозгу. Именно так прошлой зимой Голицыну уже довелось «беседовать» со схаргом – на Земле.
– Э, нет, нет, это я так, к слову, – поспешно замотал головой курсант.
«Слово – мощное оружие».
Иван нахмурился. Что ж, по крайней мере, стрелять в него не стали. Пока что.
– Э… Я бы хотел убраться… улететь отсюда, – осторожно подбирая слова, проговорил он. – Домой, в свой мир.
«Иди».
Голицын вздрогнул. Вот так просто?
– Пропустите меня. Вы мне мешаете.
«Твоему возвращению домой мешаем не мы».
– Не вы? А кто?
«Твой корабль поврежден. В этом мире ему ничего не грозит, но стоит ему пройти Врата, хаос одержит локальную победу над порядком. Гибель неминуема».
Взгляд Голицына метнулся к приборной панели. Черт возьми, а ведь они правы! Все то прощальное попадание в корму! Очевидно, оно должно было повлечь взрыв в двигателе, но тут «Победоносец» очень вовремя успел уйти в тоннель, где действовали уже совсем иные физические законы. Но если катер хотя бы на секунду вновь вернется в нормальный мир…
Расцепив руки, Иван утер со лба выступившие там капли пота. Еще минуту назад он с философской отрешенностью ожидал неминуемой смерти, но теперь, после того как искра надежды внезапно вспыхнула во мраке неизбежности – вспыхнула, и тут же вновь угасла под грубым натиском алого аварийного сияния датчиков панели управления – Голицыну внезапно со страшной силой захотелось жить.
– Вы… можете мне помочь? – Иван и сам понял, сколь нелепо прозвучал его вопрос. Тоже мне, нашел помощников…
«У тебя есть власть требовать. Но лишь того, что не нарушит порядок».
– Порядок времени? – на его памяти, все предыдущие случаи «нарушения порядка» были связаны с временным сдвигом при возвращении «из гостей».
«Время – это лишь иллюзия, существующая в твоем ограниченном сознании».
– Ничего себе иллюзия! То-то вы начинаете суетиться, когда его ход нарушается из-за сдвига! – не удержался Голицын.
«Существует лишь порядок. Нарушение порядка порождает хаос. Если порядок нарушен, он должен быть восстановлен».
– Так, ладно, оставим в стороне высокие материи, – поспешил вернуть разговор в практическое русло Иван.
– Вы сказали, что у меня есть власть требовать помощи. Что ж, тогда я требую: помогите мне вернуться домой… и не погибнуть при этом.
«Твой корабль не может покинуть этот мир и не погибнуть, убив пилота. Это данность, изменить которую невозможно. Посему перед тобой два пути. Ты можешь остаться здесь. Навсегда. Это не будет жизнью в привычном тебе понимании. Но и смертью не будет».
– А чем же тогда?
«Попробуй – узнаешь».
– Гм… А второй путь?
«Ты можешь вернуться на другом корабле».
– Так, вот это уже теплее! – оживился Голицын. – Как я сам об этом не подумал?! Сколько «Победоносцев» не вернулось «из гостей»! Наверняка среди них найдется хотя бы один в лучшем состоянии, чем мой подстреленный бедолага!..
«Нет».
– Что – нет?
«Ты свернул с пути в тупик. Здесь нет ни одного исправного корабля из вашего мира».
– И… Как же тогда быть?
«Избрать первый путь. Либо… вернуться на корабле не из вашего мира».
– Не из нашего, то есть… из вашего?
«Нам не известно о существовании какого-либо третьего мира. Хотя мы допускаем возможность его бытия».
– Погодите… Я не понял, вы что, предлагаете отвезти меня на одном из ваших кораблей?
«Мы ничего не предлагаем. У тебя есть власть требовать. Но лишь того, что не нарушает порядок».
– Это я понял… Порядок, да… Так вы можете отвезти меня в мой мир на своем корабле?
«Нет. Но ты можешь вернуться на нем. Сам».
– Сам? Но как я смогу лететь на вашем корабле? Управлять им? Да нет, это абсурд…
«Значит, остается первый путь».
– Ну уж нет! – покачал головой Иван. – Значит, говорите, у меня есть власть требовать? Что ж, отлично! Итак, я требую: дайте мне исправный корабль и научите им управлять!
«Иди и возьми».
– Взять? Какой?
«Ты видишь какую-то разницу между ними?»
– Нет, – признался Голицын. – Значит, получается, можно брать любой?
«Иди и возьми».
– В конце концов, почему бы и нет?.. – отстегнув ремни безопасности, Иван извлек из ящика под сиденьем защитный костюм, предназначенный для выхода за пределы катера – с виду он совершенно не производил впечатления надежного, но, как уже успел убедиться Голицын в прошлом году, функции свои исполнял на совесть. На то, чтобы облачиться в него, у курсанта ушло менее минуты. В последний раз оглядев кабину «Победоносца», Иван направился к люку.
Выбравшись из катера, Голицын осторожно соскользнул по борту на плоскость псевдокрыла и, придерживаясь левой рукой за обшивку, сделал по ней два коротких шага. До вогнутого кольца, опоясывающего ближайшую «летающую тарелку», отсюда было не более метра пустого пространства.
Отпускать руку было страшновато: теплый борт «Победоносца» словно бы оставался для Голицына последней опорой во всей этой жуткой фантасмагории – опорой не столько для ладони даже, сколько для рассудка. Несколько секунд Иван стоял в нерешительности, затем, мотнув головой, занес ногу и быстрым шагом переступил пропасть, разделяющую его катер и корабль схаргов. В борту «летающей тарелки» тут же появилась вращающаяся область – сразу в обоих направлениях вращающаяся как по часовой стрелке, так и против нее. От этого зрелища у курсанта едва не закружилась голова, на мгновение он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, прямо перед ним был круглый темный лаз, ведущий внутрь корабля. Мысленно перекрестившись – хотя человеком набожным он себя никогда не считал – Голицын наклонился и, как пловец в бурное море, нырнул в недра «летающей тарелки».
