Андрей Ливадный - Мятежный Процион
Глава 5
Запретная зона…Город остался позади. Долгое время они ехали молча, думая каждый о своём, не пытаясь обсуждать события этого вечера.
Мари включила фары.
В их свете мелькали придорожные заросли, которые постепенно, по мере того как «Акцепт» углублялся в границы запретной зоны, принимали всё более странный и зловещий вид.
Большинство деревьев и кустарников отсвечивало серебром, зелень на фоне металлизированной субстанции казалась тёмной, почти чёрной.
Ян, хмуро глядя на окрестности, не испытывал страха. Всё самое жуткое, связанное с непонятной формой проказы, в равной степени поражавшей растения, людей, животных, механизмы, осталось в прошлом.
Он не раз бывал в границах запретной зоны, чтобы привыкнуть к подобным картинам, но сейчас окружающая действительность, ограниченная световым конусом фар «Акцепта», казалась ему особенно зловещей и неприглядной.
Неизвестно, о чём думала Мари, но её взгляд, устремлённый на дорогу, казался застывшим, будто её рассудок витал сейчас где-то очень далеко.
Ян покосился на приборную панель. Индикатор автопилота успокаивающе подмигнул ему, словно хотел сказать: успокойся, я знаю, куда следует ехать.
«Вот и я стал одним из отверженных…» — с горечью подумал Ян, не задаваясь вопросом: что лучше — стать изгоем или медленно остывать в городском морге?
Не было у него выбора. Кто-то решил, что капитану Ковальскому настала пора покинуть бренный мир.
Просчитались. Но становилось ли от этого легче?
Они ехали уже довольно долго. Ян не сверялся по часам, но времени прошло достаточно, чтобы по наикратчайшему пути пересечь поперечник запретной зоны и оказаться на границе вулканических пустынь.
В свете фар из темноты выступили очертания давно заброшенных построек.
«Агроферма», — внимательно присмотревшись к обветшалым строениям, определил Ковальский, и тут же, словно удар пули на излёте, пришло запоздалое узнавание: это же тот самый посёлок, где они встретились с Мари десять лет назад!..
Да, точно. Ян увидел одноэтажное здание медицинского пункта, и сомнения, если они и были, рассеялись.
— Мари? — после долгого молчания его голос в тишине салона прозвучал хрипло. — Я не ошибаюсь, это тот самый посёлок?
— Да, — ответила она.
— Здесь одно из твоих убежищ?
— Немного дальше, Ян.
Ковальский не стал донимать её вопросами. Мари выглядела усталой и напряжённой. «В конце концов, — мысленно рассудил Ян, — она лучше меня знает „запретку“. Глупо полагать, что после вечерних событий она направила машину именно сюда ради того, чтобы ещё раз потревожить пепел былого, который и так кружил в памяти…»
Вот и граница. Старый дорожный указатель до сих пор торчал у обочины, предупреждая: «До границы терраформированных территорий 10 километров. Соблюдайте осторожность».
Если Ковальскому не изменяла память, дорога доходила до нечёткой границы между лесными посадками и пустыней, обрываясь километрах в двух за тем самым холмом…
Мари свернула на обочину, в свете фар мелькнул едва приметный съезд, которым пользовались очень редко. Теперь «Акцепт», автоматически изменив клиренс, двигался среди сюрреалистической смеси травостоя, где серебристые, похожие на проволоку образования соседствовали с обычными луговыми травами.
Ян, у которого лёгкий озноб пробежал вдоль позвоночника, подумал:
«Лучшей защиты и не придумаешь. Ни один человек, если он в здравом уме, не ступит ногой на подобный луг».
«Акцепт» мягко уминал колёсами две разительно отличающиеся формы растительной жизни. Похоже, что Мари совершенно не беспокоилась по поводу серебристой заразы, которая неизбежно забьётся в протектор.
Минуту спустя они выехали на старую гарь.
Ковальский по-прежнему молчал. Теперь его мысли невольно переключились на прошлое. Здесь он принял свой первый настоящий бой. Тут навеки остались ребята из его взвода…
Неужели Мари не понимает этого? Зачем она привезла его сюда?
Страшный морок кружил в ночи, постепенно окутывая сознание Ковальского будто саван.
Перед широко открытыми глазами мелькали фантомные вспышки выстрелов, гулкая тишина полнилась внезапно проявившимся током крови, до слуха из бездны памяти доносились предсмертные крики.
— Я похоронила их, Ян, — тихо произнесла Мари, словами прогоняя наваждение. — Всех.
— Ты привезла меня сюда ради…
— Нет, — мягко прервала его Мари. — Я не фаталистка, но, видно, всё же есть Судьба. Мы встретились, хотя подобное казалось мне невероятным, не приходило даже в мыслях. Но ты рядом. — Она на миг отвлеклась от петляющей меж деревьев дороги, взглянула на напряжённый профиль своего спутника и добавила: — Теперь нас двое. И это может изменить многое.
— Прости, Мари, но я не понимаю ход твоих мыслей.
— Поймёшь, Ян. Дай немного времени, и ты всё поймёшь.
Он кивнул, интуитивно соглашаясь: не всё можно объяснить словами. Тем более что извилистая, едва приметная колея постепенно начала забирать вверх по склону рокового холма.
— Это как-то связано с раскопками, что вели дройды? — всё же не выдержав, спросил он.
— Верно. Я продолжила их, — неожиданно призналась Мари. — Тебе нужно увидеть это своими глазами.
— Это так важно?
— Важно? Да. Без сомнения. Многое предстаёт совершенно в новом свете. В частности, загадочная история нашей колонии. Помнишь, я рассказывала тебе в ресторане о моём коллеге, пожилом биологе?
Ян кивнул.
— Так вот, он оказался прав. У первого поколения людей не было родителей, по крайней мере, в нашем понимании данного термина.
«Акцепт» проехал ещё несколько метров и остановился.
Впереди, освещённая лунным светом, простиралась лишённая растительности, изрытая шурфами и раскопами вершина пологой возвышенности.
* * *Ян смотрел сквозь лобовое стекло «Акцепта» на безжизненную, покрытую шрамами оплывших от времени раскопов землю.
Сознание, в силу инерции памяти, цеплялось за место события, которое под корень надломило его судьбу.
Усталость прожитых в напряжении суток навалилась как-то сразу, вдруг, будто организм, словно деталь автомата, сняли с боевого взвода.
Ладонь Мари коснулась щеки Ковальского, заставив его вздрогнуть.
— Почему ты улыбаешься? — стараясь скрыть растущую усталость и раздражение, спросил он.
Она убрала руку, не то уколовшись о его щетину, не то ожёгшись о слова…
— Ты ничего не понимаешь, Ян?
Он сумрачно промолчал.
Он промолчал, а Мари не могла объяснить, лёгкая улыбка, словно тень несбыточной надежды, непрожитой ими жизни, продолжала скользить по её губам.
— Не жалей, — произнесла она. — Не оглядывайся назад, и тебе станет легче.
— Но, Мари… — Он резко обернулся, даже не пытаясь понять смысл её слов.
— Ян, неужели десять лет ты прожил вот так?
Он невольно опустил взгляд.
— А как мне было жить? — глухо спросил он. — Чему мне было радоваться, на что надеяться?
— Тебе не нужно было становиться охотником, — без тени упрёка ответила Мари. — Не комплексуй. Пойдём. Мы оба устали.
— Куда? — Ян снова взглянул на окружающую их изрытую землю и всё же мысленно признался себе, что опасается выходить из машины.
Мари не стала уговаривать его. Просто открыла дверь «Акцепта» и вдруг сладко потянулась, разминая затёкшие от долгой езды мышцы.
Ковальский смотрел на неё, а внутри опять стыл холод.
Кем она стала за истёкшие годы? Ян не мог назвать себя трусом, но ему было не по себе. Метрах в трёх вниз по склону росла серебристая дрянь…
— Ян, пойдём.
Он сидел, сжимая в побелевших пальцах надёжный «АПС».
Поверить. Сделать первый шаг навстречу непонятному образу жизни, которого он не просто не знал — не считал возможным.
А если я ошибался?
Значит, ошибались все? Большинство?
Извечный вопрос: может ли один противостоять толпе, массе, стереотипу большинства?
Губы Ковальского тронула горькая усмешка.
Тихо чавкнул пневмоуплотнитель пассажирской двери. Нога коснулась сухого рассыпчатого грунта. Пряный воздух ночи ударил, оглушил, а пальцы по-прежнему цеплялись за ощущение успокаивающего веса надёжного оружия.
Мари обернулась.
Её фигура, облитая таинственным лунным светом, олицетворяла всё, что он мог любить. Образ Мари был единственным, который приходил во снах, даруя покой среди кошмаров. Думал ли он встретить её вновь?
Нет.
Ян был уверен, что Мари погибла. Он видел, как девушка падала, подрубленная автоматной очередью…
Тёплая ладонь вновь коснулась его щеки.
— Пойдём же…
* * *Узкий, тёмный раскоп, края которого были укреплены листами пластика, оканчивался обнажившимся из-под земли люком.
