Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики
Он не особенно интересовался вопросом о будущем потомстве; просто он увидел в замечании капитана намек – Главный инженер считает, что Торби может быстро достигнуть высокого статуса дежурного по Энергетическому отсеку. Это поразило его. Люди, которые сражались с безумными демонами ядерной физики, по положению стояли лишь на одну ступеньку ниже астронавигаторов, а по их собственному мнению, были даже выше.
– Отец, – взволнованно переспросил Торби, – Главный инженер считает, что я смогу справиться с работой в Энергетическом отсеке?
– Разве я тебе этого не сказал?
– Да, сэр… Мм-м… Интересно, почему он так решил?
– Ты что, не понимаешь? Или слишком скромен? Любой, кто справляется с Главным компьютером системы управления огнем, может овладеть и ядерной инженерией. Но он может изучить и астронавигацию, что не менее важно.
Инженеры никогда не занимались погрузкой в портах: разве что грузили тритий и тяжелый водород или делали другую подобающую им работу. Они не занимались хозяйством Они…
– Отец! Я, кажется, хотел бы стать инженером.
– Да? А теперь – забудь об этом!
– Но…
– Но – что?
– Ничего, сэр. Да, сэр. Крауза вздохнул:
– Сынок, у меня есть обязательства по отношению к тебе. Я их выполню, насколько могу. – Крауза продумал то, что мог бы сказать парнишке. Мать заметила, что если бы Бэзлим хотел, чтобы мальчик знал суть его поручения, то дал бы ему выучить текст этого поручения на интерлингве. С другой стороны, раз мальчик теперь знает язык Семьи, он, наверное, и сам все понял. Нет, скорее всего он все забыл.
– Торби, ты знаешь свою семью?
– Сэр? – Торби вздрогнул. – Моя Семья – «Сизу».
– Конечно! Я имею в виду – твою прежнюю семью.
– Вы имеете в виду папу? Бэзлима Калеку?
– Нет, нет. Он же был твой приемный отец, как и я. Знаешь ли ты, в какой семье ты родился?
– Не думаю, что она у меня была, – грустно сказал Торби.
Крауза, поняв, что задел больное место, поспешно сказал:
– Сынок, не надо подражать амбициям твоих товарищей. Ведь, если бы не фраки, с кем бы мы торговали? Как бы Народ жил? Человеку повезло, если он родился среди Народа, но не следует стыдиться, если ты родился фраки. Каждый атом во Вселенной имеет свое назначение!
– Я не стыжусь!
– Относись к этому проще!
– Извините, сэр. Я не стыжусь своих предков. Просто я не знаю, кем они были. И потом, судя по тому, что мне известно, они могли принадлежать и к Народу.
Крауза вздрогнул:
– Что ж, это вполне может быть, – сказал он медленно.
Большинство рабов покупали на планетах, которые никогда не посещались маркетерами, или они рождались в поместьях своих владельцев… но существовал трагический процент детей Народа, которых выкрали рейдеры. Этот паренек» не пропал ли какой-нибудь корабль Народа, когда он был маленьким? Он подумал, что, может быть, на следующем Слете он сможет проверить списки Командора и что-нибудь узнать.
Но и это еще не все; случалось, что старшие офицеры недостаточно аккуратно посылали свидетельства о рождении детей, некоторые дожидались Слета. Вот Мать никогда не экономила на посланиях в n-пэ-пространстве: она хотела, чтобы все дети регистрировались вовремя – «Сизу» никогда не отставал.
Если предположить, что мальчик рожден среди Народа и что его свидетельство о рождении вовсе не получено Командором? Как несправедливо потерять право принадлежать к Народу! Но эту ошибку можно исправить. Если какой-то свободный корабль затерялся… но он не мог ничего припомнить.
И не мог об этом говорить. Как было бы прекрасно, если бы удалось восстановить родословную мальчика! Если бы он мог…
Он переменил тему разговора:
– Вообще-то в каком-то смысле, парень, ты всегда принадлежал Народу,
– Как это? Простите, отец?
– Сынок, Бэзлим Калека был почетным гражданином Народа.
– Да? Как это, отец? На каком корабле?
– На всех. Его выбрали на Слете. Сынок, давным-давно случилась позорная вещь. Бэзлим ее исправил. С тех пор Народ у него в долгу. Я сказал достаточно. Скажи мне, ты подумываешь о женитьбе?
Женитьба была последним, о чем бы мог подумать Торби. Сейчас ему ужасно хотелось узнать, что же такое сделал папа, почему это сделало его почетным гражданином Народа. Но он понял: его собеседник закрыл эту запретную тему.
– Да нет же, отец.
– Твоя Бабушка считает, что ты начал обращать внимание на девочек.
– Ну, сэр, Бабушка всегда права… но я этого не сознавал. *
– Мужчина не реализуется полностью, если у него нет жены. Но я думаю, что ты еще недостаточно взрослый. Смейся со всеми девушками и ни об одной не плачь, – и помни наши обычаи.
Крауза подумал, что поручение Бэзлима дает ему право просить помощи у Гегемонии, чтобы выяснить, откуда этот мальчик. Было бы неловко, если бы Торби женился до этого. Мальчик уже заметно подрос за эти месяцы. К раздражению Краузы добавлялось еще чувство беспокойства, что решение искать предков Торби (или снабдить его поддельными предками) вступало в противоречие с его нерушимыми обязательствами по отношению к Бэзлиму. И тут ему в голову пришла блестящая идея.
– Знаешь что, сынок? Ведь ты можешь выбрать девушку не с корабля. В конце концов, многие в твоей половине – затворницы, а выбрать жену – серьезное дело. Она может повысить твои ставки – или разорить тебя. Так что, почему бы не отнестись к этому проще? На Большом Слете ты увидишь сотню подходящих девушек. Если найдется такая, которая тебе понравится и которой понравишься ты, мы обсудим это с твоей Бабушкой, и если она одобрит, мы договоримся, на кого ее обменять. Жадничать не станем. Как тебе эта идея?
Женитьба, таким образом, откладывалась на достаточно долгий срок.
– Пожалуй, хорошо, отец. – Я сказал достаточно.
Крауза с удовлетворением подумал, что, пока Торби познакомится с этой «сотней девушек», он проверит архивы, – а пока он этого не сделает, нет необходимости выполнять то, что он обещал Бэзлиму. Мальчишка, возможно, родился среди Народа, – в самом деле, его несомненные достоинства делают почти немыслимым, чтобы его предками были фраки. Если так, пожелания Бэзлима будут выполнены даже в большей степени, чем тот просил в послании. А пока – можно их забыть!
Они подошли к границе лозианской территории. Глядя на блестящие лозианские корабли, Торби беспокойно подумал, что он пытался сжечь один из этих чудесных кораблей в космосе. Потом он напомнил себе слова отца о том, что беспокоиться по поводу цели, поставленной перед ним, – вовсе не дело оператора.
Когда они вошли в полосу лозианского уличного движения, у него не осталось времени для размышлений. Лозианцы не пользуются пассажирскими автомобилями, не любят они и ничего помпезного, вроде паланкинов. Обычно они стремительно ходят пешком, с такой скоростью, с какой человек может бежать; если же торопятся, то надевают на себя нечто, напоминающее реактивный двигатель. Четыре, а иногда и все шесть конечностей просовываются в рукава с чем-то вроде коньков на концах. Корпус облегает тело, в нем есть выступ, где образуется энергия (Торби и представить себе не мог, что это за вид энергии). Облаченный в такой клоунский костюм, каждый становится управляемой ракетой, резко ускоряющейся, извергающей искры, наполняющей воздух разрывающими барабанные перепонки звуками, делающей повороты с полным пренебрежением к законам трения, инерции и тяготения, тормозящей в самую последнюю секунду.
Пешеходы и «живые ракеты» вполне демократично смешивались, не заметно было, чтобы кто-нибудь соблюдал какие-либо правила движения. Кажется, никаких возрастных ограничений для получения прав на вождение не существовало, а самые маленькие лозианцы были всего лишь более безрассудными копиями своих родителей. Торби подумал: будет чудом, если ему удастся выбраться отсюда живым.
Не раз какой-нибудь лозианец мчался прямо на Торби, по той же стороне улицы (хотя сторон здесь вообще не существовало), пронзительно визжа, почти наступал Торби на ноги, делал зигзаг, причем у Торби дыхание перехватывало, душа уходила в пятки, – и ни разу никто не задел его. Торби отскакивал в сторону, но в конце концов, устав от этого, попробовал держаться, как его приемный отец. Капитан Крауза флегматично прокладывал себе путь вперед, очевидно, убежденный, что неистовые водители будут обращаться с ним, как с неподвижным предметом. Торби нашел, что пребывать в такой уверенности довольно трудно, но, кажется, это помогало.
Торби не мог понять, как устроен город. Снабженные энергией реактивных двигателей водители и пешеходы устремлялись в любой свободный промежуток, казалось, нет никакой разницы между частными владениями и улицей. Сначала они с отцом шли по территории, которую Торби определил как площадь, потом взошли на помост, идущий через здание, у которого отсутствовали четкие границы – ни стен, ни крыши, – вышли, снова оказались на улице, спустились вниз, сквозь арку, обрамляющую вход. Торби совсем растерялся.
