Юрий Безелянский - Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий
Не терпел Ерофеев Чернышевского и Добролюбова. Не любил Ахматову и Булгакова (по воспоминаниям, «Мастера и Маргариту» ненавидел так, что его трясло). Про писания Эдуарда Лимонова говорил: «Это нельзя читать».
К современным писателям Венедикт Васильевич относился плохо. Во многих из них его коробила «победоносная самоуверенность» – по мнению Ерофеева, «писатели должны ходить с опущенной головой». Не признавал напыщенности. «Я хоть и сам люблю позубоскалить, – говорил он, – но писать нужно с дрожью в губах, а у них этого нет». И еще Венедикт Ерофеев признавался: «Писать надо, как говоришь». По наблюдению Шмельковой, сам Ерофеев писал легко и быстро, на одном дыхании, когда накатывало вдохновение, потом мог подолгу молчать.
Помимо книг, Венедикт любил музыку и хорошо ее знал. Одним из самых любимых его композиторов был Ян Сибелиус. Характерное признание содержится в письме писателя к сестре Тамаре от 13 ноября 1982 года: «Теперь другая помеха занятиям: по случаю кончины нашего президента мне на голову свалилась такая бездна добротной музыки, что я едва успеваю перебегать от радио к телевизору и обратно. Допустим, только что по радио закончилось мое любимое получасовое andante из 4-й симфонии Брукнера, как слышишь: в той комнате, по телевизору, начали 8-ю сонату Бетховена; не успев ее дослушать, бежишь на кухню, потому что там без всякого предупреждения вступила самая скорбная и горемычная часть из 1-й сюиты Сибелиуса и т. д.».
Веничка во весь рост
«Что я, в сущности, люблю? Лютики, песни Блантера, портвейн и человеконенавистнические замыслы американской военщины».
Венедикт ЕрофеевВ этом признании – весь Веничка: кроткий ироник со всеми слабостями и грехами. На вопрос одного из журналистов: какие мечты он лелеял в детстве? – Веничка ответил так:
«Я вначале мечтал быть стеклодувом, потом фальшивомонетчиком, вампиром – а потом опять стеклодувом и прекрасной дамой».
Из ответа ясно: Ерофеев не выносил серьезного пафоса и штампов газетных интервью. Был ироничен и остроумен. Любил шутку, веселую историю, каламбуры. Юмор не покидал его в самых тяжелых обстоятельствах. В его записных книжках много истинных перлов:
«Зачем мне сюжет, был бы бюджет».
«Я попросил Господа Бога сделать ну хоть на полтора градуса теплее обычного. Он ничего твердого мне не обещал».
«Ходил в лес исследовать апрель, каковы его свойства».
«Вот еще вид спорта: погоня за химерами».
Венедикта Ерофеева любили почти все окружающие. Любопытно, что все называли его по-разному. Он сам составил такую хронологическую классификацию своих кличек:
«В 1955 – 1957 гг. меня называли просто «Веничка». В 1957 – 1958 гг., по мере поведения и повзрос- ления – «Венедикт»; в 1959 г. – «Бен», «Граф», «Сам»; в 1961 – 1962 гг. – опять «Венедикт», и с 1963 г. – снова поголовное “Веничка”».
Ерофеев всегда был открыт, сострадателен к чужой беде. Не случайно с ним дружили такие люди, как Виктор Некрасов, Юрий Домбровский, Андрей Амальрик, Вадим Делоне… Однако дружба и пьяные застолья отвлекали его от творчества.
Галина Ерофеева вспоминает: он все время мечтал, что вот сейчас останется один и будет писать. Из его записных книжек видно, что это постоянное желание – быть в одиночестве. Где бы он ни был, всегда бывал окружен людьми. Для него характерно такое признание: «Мое нормальное положение – закрытое, как у шлагбаума».
Со слов второй жены: «Он был очень хрупким, незащищенным, буквально как цветочек». И далее о нем: «Известно, как обычно мужики носятся со своим здоровьем, – у него этого никогда не было. Он был невероятно застенчив даже перед собой. Он как посмотрит на лица наших писателей – мурло! Ну кто, когда из русских писателей мог позволить себе быть таким гладким? А он никогда не жаловался, даже с этой проклятой болезнью…»
Речь у Венедикта Ерофеева была размеренной, голоса он никогда не повышал. «Горше всего вспоминать о нежности Бена. Она осталась невостребованной», – отмечает Лидия Любчикова.
Еще одна грань характера и личности Венедикта Ерофеева: очень сильный религиозный потенциал, – вспоминает Владимир Муравьев. «У Венички было ощущение, что благополучная, обыденная жизнь – это
подмена настоящей жизни, он разрушил ее, и его раз- рушительство отчасти действительно имело религиозный оттенок. Как, кстати, и у декадентов, которые были ему близки…»
Не отсюда ли нелюбовь к душевному покою? Самоистязание, самосожжение. «Без страдания обходиться не мог» (Наталья Шмелькова).
И последний штрих: «В материальном отношении он был абсолютно бессребреник» (Александр Леонто- вич).
Женщины Венедикта Ерофеева
«Я люблю дебелых, я дебелогвардеец».
Венедикт ЕрофеевНа вопрос: «А как вы относитесь к женщинам?» – Ерофеев отвечал коротко: «Противоречиво отношусь».
Расшифруем: он относился к ним нежно, но эту нежность тщательно скрывал за иронией. «У нас в паспортах так и записано: у меня: «Недоносок», а у нее: “ Пеннорожденная ” ».
Вот вам и «расстановка сил».
Рассказывает Лидия Любчикова:
«В юности он был очень добродушен и деликатен, никогда он никого резко не отталкивал. И у него, по- моему, были романы, но не знаю, насколько они его глубоко трогали. По рассказам, он любил Юлию и чуть ли это не осталось болезнью на всю жизнь. Юлия у них была «комсомольская богиня». Она была, кажется, секретарь комсомольской организации, девица с волевым характером, ездила на мотоцикле, стреляла и так далее. Она училась на биолога и сейчас, кажется, кандидат наук. Тогда дело кончилось разрывом: наверное, в этом виновата и его богемная натура, и очевидная неустроенность, и благосклонность ко всем девушкам, которые вокруг вились. Была легенда, что Юлия хотела даже застрелить Бена.
Валя Зимакова, тоже из пединститута, оказалась, очевидно, той, которая полюбила Веню сильнее других,
«прилепилась» к нему, как советует Писание, и стала в конце концов его женой. После распределения она поехала к себе в Мышлино преподавать. Это под Петушками (деревня), совершенно захолустная: через поля, через леса. Там несколько деревень близко друг от друга. Валя жила в Мышлине, а преподавала немецкий и потом что придется в соседней деревне, в школе. Бенедикт приезжал в Мышлино, когда у него были свободные дни. Валя начала очень сильно пить, а может быть, она пила еще со Владимира, там была тогда мода на пьянство и бесовство: все девицы объявляли себя ведьмами, была общая истерия, вечно их нужно было вызволять, спасать: то они себе разрежут вены, то еще что-нибудь. Контора Бенедикта была в Москве, жил он где придется, у него никогда не было своего дома. Неустройство было ужасное…»
Среди русских литераторов это обычная напасть: большинство писателей маялось то с домом, то с семьей, а уж с презренными деньгами, наверное, почти все, кроме Льва Николаевича. Но вернемся к воспоминаниям Лидии Любчиковой:
«Ребенка своего Бенедикт называл «младенцем» – так и повелось. Он ужасно его любил, но не показывал этого впрямую. Ему несвойственно было говорить нежные слова, но интонация, выражение лица… Ребенок в «Петушках» – это Валин сын, а женщина – не она. И даже буква «Ю», я думаю, идет от имени Юлия. Бен потом снова сошелся с Юлией, и на какое-то время семью у него как отрезало, он о них даже не вспоминал, не говорил. У Юлии была трехкомнатная квартира в Пущине, она постаралась его обиходить, потому что он в переездах среди своих пьяных мужиков, житья на квартирах и в гостиницах оборвался весь… И она взялась его одевать, обувать, отмывать, всячески холить и нежить. Приезжает он как-то раз к нам и портфель несет. То у него были какие-то замызганные чемоданчики, а тут – роскошный министерский портфель, и оттуда он вынимает замечательные тапочки – мягкие, коричневые. Он нам тапочки показывает, усмехаясь над собой, и говорит: «Что тапочки! У меня теперь холодильник даже есть, представляете! Первый раз в жиз-
ни у меня есть холодильник, и чего там только в этом холодильнике нет!» И весь сияет и рад по-детски…»
И такое уже в истории было, достаточно вспомнить, как Зинаида Райх спасала Сергея Есенина и тоже пыталась отучить его от пристрастия к алкоголю. Юлия Ру- нова тоже ставила ультиматум, чтобы Веня не пил. Слово, конечно, он не сдержал, пошли ссоры-раздоры, и стал тогда Венедикт Ерофеев метаться между женой и любовницей, между Валей и Юлией, между Мышлином и Пущином, не забывая при этом таскать с собой «замечательные тапочки». В конце концов Юлия не выдержала и прогнала Ерофеева окончательно.
Потом Веничка возник в жизни другой женщины, Галины. Ее подруга, Нина Козлова, знакомая Вени, попросила Галину пустить его пожить в квартиру на Камергерском. И, конечно, интересно вчитаться в воспоминания Галины, которая стала второй официальной женой Венедикта Ерофеева:
