Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия)
Он утащил пудовый меч в ванную, прислонил к стене и принялся бриться, искоса поглядывая на фрагмент собственного отражения, умещавшийся в пределах лезвия. Когда это Юхан назвал его счастливым человеком? Целую вечность назад — два месяца. Сейчас в серой блестящей поверхности отражалось лицо с ввалившимися щеками, настороженно сжатыми губами и лазерной жесткостью взгляда когда‑то голубых и беспечных глаз. И немудрено эти два месяца они все четверо спали, не раздеваясь, в одной комнате, которая была выбрана из тех соображений, что имела три выхода и, кроме того, — люки в полу и потолке. Охранялась она сервами, которым было приказано в случае чего просто завалить вход своими телами. И все‑таки для надежности пришлось ввести четырехчасовые вахты.
Юрг провел пальцем по подбородку — кое–где еще кололось. Подошел к стрельчатому окошку, прикрытому самодельными жалюзи, с удовольствием втянул тоненькую струйку свежего воздуха. И в ту же секунду тяжелый дротик, сорвав несколько пластинок, влетел в ванную комнату. На ладонь левее — и точно бы в горло. В прорезавшейся дыре четко очертились контуры всадника на сивом крылатом коне, который парил перед самым окном и уже нацеливался вторым дротиком. Юрг всем телом ринулся вперед, успел‑таки нажать подоконный рычаг — с грохотом опустились ставни, и хищный лязг второго дротика был уже никому не страшен.
До чего же точно целятся, собаки! В замке тысяча окошек, поди угадай, за которым из них не опущен внутренний заслон. А тем более — распознай подошедшего человека! И вот поди ж ты, угадывают. Бьют, правда, не метко — один только раз задели Юхана за плечо. Но ведь главное — заглянуть в замок. В незнакомое ему помещение джасперянин просто не способен проникнуть — для проклятого “перехода через ничто” нужно очень четко представлять себе, куда переброситься. Без этого можно вмазаться в стену, оказаться в одной точке с поднятым мечом, сервом, мебелью или другим человеком. А это — верная гибель. Поэтому осаждавшие все силы прикладывали к тому, чтобы заглянуть во внутренние покои замка. Удавалось им это редко, но уж если хоть один из нападающих совал свой нос в какое‑нибудь окно — эту комнату приходилось наглухо замуровывать, потому что в ней в любой момент мог очутиться враг.
Сейчас, кажется, обошлось.
Но ведь рано или поздно не обойдется, ворвутся скопом во внутренние помещения, навалятся — ни шпага не поможет, ни десинтор. И что самое страшное — бьют‑то ведь почти наугад. И когда‑нибудь их мишенью нечаянно станет Сэнни…
Вчера она не выдержала. Когда чей‑то оголтелый крылатый конь грудью и копытами проломил купол ее любимого висячего садика, она, несмотря на осенний холод, как была, в утреннем сиреневом платьице выскочила в замковый двор.
Всадники, плавно кружившиеся над стенами, прянули в стороны. Даже не взглянув на них, она быстрой походкой направилась по дороге к заводам. Никто не посмел ни приблизиться, ни даже пересечь ей дорогу. Вдыхая запахи вянущей травы и с наслаждением подставляя лицо и плечи холодному ветру, от которого она успела отвыкнуть за эти два месяца вынужденного затворничества, она дошла до первых корпусов и хозяйски огляделась. Все здесь было в порядке, вот только…
Повинуясь какому‑то толчку, она резко обернулась — левая башенка замка была охвачена пламенем. Потеряв голову от страха, она ринулась туда — и чуть не угодила в самое пламя.
Сервы, деловито тушившие пожар, подхватили ее и не вполне почтительно, но быстро протащили в лоджию, где, к счастью, еще ничего не затлелось. Юрг едва успел накинуть плащ на нее — промерзшую на ветру, мокрую насквозь; она вырвалась, подбежала к висевшему в нише серебряному гонгу и ударила в него рукояткой своего кинжала.
— Правосудия и справедливости! — крикнула она, перекрывая бархатистый звук гонга, посылая свой голос в никому не ведомую даль.
— Сэнни? — донесся из этой дали удивительно властный, полнозвучный баритон, как будто только и ждавший приглашения к диалогу. — Я знал, я знал…
— Скажи мне, почему мой муж, равный мне разумом и свободой рождения, не защищен законами справедливого Джаспера?
— Погоди, Сэнни, все не так просто…
— Еще бы! Что может быть проще убийства? Защита — она много сложнее!
— Постой, девочка, тут надо подумать. Тебе сюда нельзя… Ты пойми меня правильно, но ведь законы — это единственное, на чем мы еще держимся. Тебе, значит, сюда нельзя. Но мы сделаем вот что: я приду сам. Ты где?
— В лоджии.
Ее голос не успел отзвучать, как на фоне каких‑то геральдических зверей, поблекших от времени, возникла невысокая человеческая фигура, тоже вся какая‑то блеклая. Длинные волосы, брови, усы, борода и бакенбарды свисали единой, весьма прореженной системой. За всей этой растительностью совершенно скрывалось лицо, и судить о возрасте пришельца было невозможно. Бронзовый крэг — редкоперый, с воспаленными глазами, похоже, был подкрашен, и неумело — в основании перьев проглядывала прозелень. В отличие от джасперян, щеголявших изысканными камзолами, вновь прибывший был одет в какой‑то потертый лапсердак из кожи, отдаленно напоминающей лошадиную.
Со всем этим катастрофически контрастировали глаза — умные и беспокойные глаза до смерти замороченного на работе человека. К тому же они уставились на принцессу и никак не хотели от нее отрываться. “Старый ловелас, только его нам и не хватало в качестве пожарника”, — со злостью подумал Юрг.
— А ты похудела… — с неподдельной нежностью проговорил тот. — Тебе чего‑нибудь не хватает? Я велю доставить. Мы сейчас оформим это так…
— Не будь жалким, — жестко отрезала мона Сэниа. — Я спросила…
Что‑то тяжелое с лязгом впилось в окопный переплет, но стекла выдержали.
— Поднять на башне мое знамя, — как‑то мимоходом распорядился неизвестный, делая небрежный жест в сторону сервов.
Скорость, с какой они бросились выполнять его приказание, весьма незначительно отличалась от звуковой. Где‑то очень высоко — должно быть, на башне — взревела хриплая труба; человек в лошадиной коже подошел боком к окну, все так же не отрывая взгляда от моны Сэниа, распахнул ставни. В лоджию ворвался влажный осенний воздух, и только сейчас стало ясно, как тяжело было до сих пор дышать в смрадной атмосфере не до конца притушенного пожара. Юрг с опаской оглядел небо, но экстремистов на крылатых конях как ветром сдуло.
— Правосудие и справедливость на той стороне, — проговорил гость, печально покачивая кудлатой головой. — Ты ведь знаешь, как высоко ценится каждая жизнь, а мы потеряли уже троих…
— Но мой муж и его брат — тоже люди!
— Они — существа без крэгов. На других планетах мы обходим таких стороной, не нанося вреда, но на собственной земле мы вынуждены от них защищаться. К тому же никто еще не преступил грани закона — здесь не прогремел еще ни единый выстрел. А шпаги там, дротики, бердыши и прочая ерунда… Ты же знаешь, Сэнни, что наша молодежь владеет всем этим в таком совершенстве, что они сумеют промахнуться. И промахиваются.
— Значит, это — спектакль? — взъярилась мона Сэниа. — Не по твоему ли приказу?
— И да, и нет. Но продолжать это опасно. Поэтому мы сделаем так: твой муж и его брат должны получить права истинных джасперяи. Для этого им надо просить крэгов о Милости Пестрого Птенца. Что будет потом — это уже детали, пусть сначала получат себе поводырей. Но юридически они будут защищены всеми древними законами только тогда, когда на их плечах появятся крэги — хотя бы пестрые…
— Ну об этом вы и не мечтайте! — решительно заявил Юрг.
Гость впервые поднял на него глаза. Странно, очень странно глядели джасперяне: внимательно и все‑таки немножечко в сторону. Но если их взгляд направлялся на голос — тут уж никак нельзя было заподозрить их в слепоте. И тем не менее это было так.
Юрг с твердостью выдержал взгляд пришельца, готовясь отмести любые предложения. Но вместо этого услышал:
— Это — твой супруг? Совсем еще мальчик…
Ну, вот это уже было просто из рук вон! Юрий Брагин слышал про себя все что угодно — но такое…
От растерянности он пропустил возможность ответить на реплику.
— Грустно, очень грустно, — продолжал гость. — Тогда у меня единственная просьба: улетайте скорее. Сколько у меня там малых кораблей наготове? А, восемь. Для надежности нужно еще два… — Он сцепил руки и покрутил большими пальцами. — Тогда мы сделаем так: в замке Хурмов… да и в семействе Ютов есть безнадежные старики. Они практически уже отключились, не видят и не слышат. Их крэгов можно будет уже отправлять.
— Да вы что? — впервые вмешался Юхан. — От живых людей?
От возмущения он даже стал слегка заикаться.
— Заставить их умирать в темноте? — тоже взорвался Юрг. — У нас это называется подлостью!
