Майкл Фридман - Зов тьмы
– Я верю тебе, Тирдайния. Но почему я должен верить ему?
Мужчина, вступившийся за Даннора, оглядел остальных.
– Потому что он – тоже Тирдайния. Он – мой сын.
Заговорщики переглянулись не только с удивлением, но и с подозрением.
Только один из мужчин облегченно вздохнул:
– Ну, вот, – сказал он, – видите? Нам не нужно его убивать.
– Занкков прав. Убери нож, Ма'алор. Тот, кого назвали Ма'алором, не спускал глаз с отца Даннора.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Тирдайния. Но если ты не прав, то дорого за это заплатишь!
– Уверен, браток. Дай ему встать.
Даннора отпустили. Груз тел, навалившихся на него, исчез. Он поднялся, вытирая кровь с разбитых губ, и заметил, что они снова выстраиваются вокруг кольцом Неужели передумали? Впрочем, Ма'алору и передумывать не нужно... По лицу ясно, да и нож из рук не выпускает.
Но прежде чем споры возобновились, отец Даннора подошел и обнял сына.
Затем, не снимая рук с его плеч, провел между Ма'алором и другим мужчиной.
Провел из кольца смерти на свободу...
Никто не последовал за ними.
Когда старый Тирдайния открыл дверь, то произнес:
– Иди, мы обо всем поговорим позже.
– Даннору не нужно говорить об этом еще раз он устремился на улицу, пряча страх и благодаря Бога за неожиданное спасение.
* * *– Это нужно видеть, – произнес Маркрофт, выдавливая на тарелку пасту.
– Он стоял там почти час и держал на вытянутых руках такой груз!
Представляешь? Я и с пустыми руками столько не выдержу.
Вандервентер хмыкнул. У него появилась потребность встать, пробежаться, израсходовать хотя бы часть накопившейся энергии. Но ведь глупо просто так, ни с того, ни с сего, срываться и бежать неизвестно куда и зачем. Его подмывало это желание еще с самого окончания смены. Пища, которую он только что проглотил, – огромное количество даже для его немалого роста – должна хоть как-то снять и утихомирить порыв голландца...
Но, увы! Не получилось... Скорее, наоборот. Может быть, пищевой процессор позволил некоторые вольности с рецептом приготовления пекинской утки? Ведь он запрограммировал производить замены в случае нехватки необходимых ингредиентов, а о том, как такие замещения могут повлиять на человека, можно и не говорить.
– Черт возьми, Ганс, ты меня не слушаешь.
Маркрофт наклонил голову, стараясь поймать взгляд Вандервертера.
– Или слушаешь?
– Что я могу сказать? – ответил высокий голландец, поймав, наконец, нить разговора. – Просто ты – не клингон.
– Ага, – вставил собеседник, – понятно. Спасибо за ценное сообщение... Теперь я понимаю, почему равнодушен к сырому мясу. Но, черт возьми, мне не нужны твои объяснения! Я просто выразил свое восхищение.
Вандервентер снова хмыкнул. Он никак не мог успокоить свое тело.
Казалось, будто каждый из атомов его организма вибрировал и рвался на свободу.
– Извини, – сказал Ганс. – Все из-за того, что я такой взвинченный...
Наверное, из-за утки...
Маркрофт наклонился и внимательно посмотрел на друга.
– Если хорошенько разобраться, то сегодня в тебе, действительно, жизнь бьет ключом. Он осторожно улыбнулся.
– Ты случайно не добавлял в рецепт маратекканского бренди?
Вандервентер нахмурился.
– Конечно, нет! Я...
Внезапно его взволнованность исчезла. Ушла, не оставив и следа в душе. И сразу же ощутилась ленивая тяжесть после хорошего обеда.
– Что "я"?
– Ничего, – отозвался голландец с удивлением. – Мне как-то сразу полегчало. Только разрывался подобно гранате, а сейчас уже все нормально.
Заботливые нотки в голосе Маркрофта, однако, не пропали:
– Ты уверен? И выглядишь как-то немного смешно... Смешнее, чем всегда, хотел я сказать.
Вандервентер поразмыслил над услышанным, пожал плечами.
– Я отлично чувствую себя. Да-а, это было самое дикое ощу...
Вилка выпала из его рук и звякнула о тарелку.
– Только не надо из-за этого бить посуду, – усмехнулся Маркрофт.
Голландец попытался поднять вилку и положить ее на поднос, но не смог: пальцы казались толстыми и непослушными, будто забывшими, что нужно делать. Он поглядел на собеседника, стараясь взять себя в руки. Этот ужас еще не кончился, а просто изменил форму.
– Со мной что-то не то, Мик... Что-то серьезное...
Маркрофт посмотрел, как Вандервентер сгибает пальцы сначала на правой, а затем – на левой руке.
– А сейчас?
– Пальцы... – произнес голландец с усилием. – Они онемели... Я не могу заставить их двигаться.
– Эй! Может, они просто устали: ты ведь сегодня накручивал столько спагетти.
– Нет, – возразил голландец, – это серьезно. Дружище, мне необходимо в лазарет.
– В лазарет? – переспросил Маркрофт. – Неужели все настолько серьезно?
Еще не дослушав вопрос, Вандервентер уже знал ответ.
Мышцы спины расслабились, словно губка; стало трудно сидеть... Все симптомы болезни Фреди. Он пережил то же самое, прежде чем его обнаружили чуть живого в коридоре исследовательского отсека.
Но почему сейчас это испытывает он, Вандервентер? Почему трясутся ноги, когда он пытается поудобнее сесть на стуле? Связано ли это с рецидивом болезни у Фреди?
Дышать становилось все труднее. Ганс заставлял легкие работать сильнее, но они нестерпимо болели. Он знал: так продлится недолго.
– В госпиталь, – повторил Вандервентер, – немедленно!
И чтобы подчеркнуть срочность, он подскочил на стуле, желая бежать к двери Но ноги перестали поддерживать его тело, и голландец рухнул на пол.
– О, черт! – закричал Маркрафт, обегая столик, чтобы подхватить падающего друга.
– Мик...
– Все в порядке, Ганс. Я поймал тебя... Маркрафт медленно опустил друга-гиганта вниз, на пол. Зятем его взгляд зацепился за модулятор интеркома, и Мик потребовал связать их с лазаретом.
Вандервентер решил расслабиться, не замечая, что мышцы окончательно предали его. Но когда голландец перестал вдыхать воздух, все стало серым и неясным, поэтому он заставил себя надуваться, как кузнечный мех, с силой проталкивая каждый глоток кислорода в грудь.
– Они уже идут... Потерпи, дружище!
Вандервентер смог только кивнуть в ответ.
Глава 11
Некто высокий и стройный пробрался на медицинскую стоянку, а она и не заметила, поскольку все внимание сосредоточила на одном из пациентов Токту, большому по всем понятиям и слишком мрачному от переутомления и недостатка сна.
Затем пришедший принялся раздавать приказы, и Пуляски обернулась на звук его голоса. Что-то в его тоне не понравилось доктору, хотя она еще и не поняла, кто это. В голосе незнакомца звучало презрение, властность, как будто говоривший привык к беспрекословному подчинению; слышалась и склонность к насилию. Звуки речи падали на землю с бряцанием и грохотом, как удары смертоносного оружия.
Все подозрения Кэтрин подтвердились при виде пришедшего, одетого в форму такую же напыщенную, как и сам владелец ее, всю обшитую военными нашивками. Незнакомец указывал пальцем на одного из ее подопечных.
Существо, чья поврежденная рука только начала заживать, встало с кровати и вытянулось по стойке "смирно".
– Подождите минутку, – сказала Пуляски, шагнув к военному. – Что здесь происходит?
Горделивый служака небрежно удостоил ее взглядом.
– Госпожа, не надо! – закричал Токту. Но она не обратила внимания на его предупреждение, потому что военный продолжал указывать пальцем, и поднимались новые пациенты, вытягиваясь перед ним.
Ловко обогнув операционный стол, Пуляски встала на пути пришедшего.
Он окинул ее своим пронзительным взглядом и остановился на месте.
Наверное, его заинтересовало такое поведение, либо он просто удивился.
– Я задала вопрос, – сказала доктор, не обращая внимания на наглость незнакомца. – Что вы делаете с моими пациентами?
– Возвращаю их на поле боя, – надменно ответил мужчина. – Какое тебе дело?
– Они – мои пациенты, – возразила Кэтрин, – и поэтому это мое дело. А поскольку они не совсем оправились от ран, вы не можете отправлять их воевать... Даже если у вас есть на это полное право.
Губы военного растянулись в презрительной ухмылке. Он обвел взглядом остальных медиков.
– Она что, безумная? – надменно спросил он. Никто не ответил. Никто не посмел посмотреть ему в глаза.
Военный снова повернулся к Пуляски.
– Я предлагаю тебе уйти с моего пути и не мешать мне работать.
Улыбка, с которой он произносил эти слова, вдруг исчезла.
Но Кэтрин не пошевелилась.
– У меня тоже есть работа: я лечу этих людей. Если моя деятельность вовсе не важна, то какой смысл приводить их сюда вообще?
Глаза военного подернулись дымкой.
– То, что ты делаешь, очень важно. Но не тебе решать, когда воин здоров...
