Л. Граф - Смертельный отсчет
– Ну зачем кому-то нужны все эти вещи? – спрашивал Павел у инженеров. Но те только пожимали плечами и не могли ничего сказать. Они принесли Чехову щитки, которые он передал в техническую службу для ремонта несколько дней назад, и ушли заниматься своей работой. Никто не желал долго обсуждать тему пропажи.
"Вот когда приходится жалеть о том, что Тейлору не дали доступа в инженерно-технические помещения", – размышлял Чехов, направляясь вдоль затемненного коридора к своему кабинету. Даже малейшего шанса заподозрить Тейлора в причастности к пропаже было бы достаточно, чтобы объявить это веским основанием для его изоляции и затем отправить на гауптвахту в компанию Келли. Правда, это, вероятно, могло бы автоматически гарантировать последующий разгром службы Чехова, и, значит, такая идея уже переставала выглядеть очень привлекательной. Чехов устало переложил щитки из одной руки в другую и продолжал размышлять над тем, мог ли Тейлор и в самом деле разглядеть какие-то структурные упущения, которые не заметили они с Кирком, или же попросту в основе всего лежало обычное неприязненное отношение и ничем не обоснованное предубеждение аудитора к нему и его службе. Чехов страстно желал, чтобы именно последнее предположение оказалось верным.
Шагая по проходу к столу дежурного, Чехов услышал обрывки какого-то разговора. Он узнал дежурных охранников по тембру голосов, по характерным изменениям интонации и длине фраз. Это были Реччи и Пак. Безмятежный характер их беседы указывал на то, что все было в порядке, и Чехов решил не беспокоить дежурных. Все равно он сейчас был не на службе, да и можно будет утром прочесть их отчеты.
Он бросил щитки на свой стол, где валялись непросмотренные ленты и непрочитанные бумаги, и понял, что устал, потому что этот беспорядок его сейчас ничуть не раздражал. Чехов уже хотел повернуться спиной к столу и открыть шкаф, расположенный сзади, но в этот момент заметил рядом с компьютером листочек, на котором его собственной рукой было написано: "Суини".
Он опустил голову и положил руку на инфракрасные щитки, собираясь убрать их. О Боже – Суини! Надо еще собрать вещи Суини в дежурном помещении и передать их в грузовой отсек для отправки на Землю. Взяв щитки со стола, Чехов повернулся к шкафу, подождал, пока пройдет процедура опознавания по сетчатке глаз, произнес привычные слова голосовой идентификации, отпер дверцы своим ключом и постарался не задвигать щитки слишком глубоко в шкаф, а сам все это время думал о том, что придется всю служебную карьеру молодого офицера уложить в несколько метровых кубических коробок, которые должны уместиться в углу маленького гражданского челнока.
Вот в такие моменты Чехов по-настоящему ненавидел свою работу.
Уже несколько часов дежурная комната была пуста. Войдя в дверь, Чехов включил освещение, и скоро темнота исчезла со столов и шкафчиков, а он стоял и вслушивался в звенящую в ушах ночную тишину, так непохожую на привычный дневной гул голосов в этой комнате. Поначалу он не заметил белую упаковочную картонку, которую еще утром сам же оставил здесь. Но потом, увидев упаковочную корзину, стоящую вместе с тремя такими же на столе, придвинутом к стене, Чехов почувствовал облегчение и легкое угрызение совести. Кто-то другой, возможно, Коффи, сосед Суини, уже уложил вещи погибшего офицера и сделал отметки для их транспортировки. "Одной заботой теперь стало меньше", – подумал Чехов и пошел между столами и стульями проверить маркировки на коробках. Это была такая работа, которую он не хотел бы поручать никому другому.
На первой коробке лежала написанная от руки записка: "Шеф, пожалуйста, отправьте и это", а под ней – несколько забытых вещиц.
Чехов стал перебирать оставленные предметы, чувствуя себя непрошеным гостем, попавшим на похороны в чужую семью. Диск, наполненный самой разной информацией – фотографиями, музыкой, текстами. Он сделал на нем пометку и отложил в сторону. Небольшая веточка с засушенными цветками, рукописные поздравления от трех разных людей, беспорядочная яркая россыпь снимков игры в хоккей на площадке, в которую охранники играли на последней стоянке. Чехов переложил фотографии в том же порядке и подсунул всю стопку под листок с запиской, стараясь не смотреть на улыбающееся лицо Суини.
– Ты включил в своей каюте тревожный сигнализатор, – раздался за спиной ворчливый голос Зулу. – Теперь он срабатывает всякий раз, когда кто-то пытается зайти в твой кабинет. Я не хочу показаться грубым и так далее, но все-таки спрошу: слово "жопа" тебе знакомо?
Чехов вздрогнул и обернулся, чувствуя, что вспышка раздражения, охватившего его в этот момент, выражает лишь малую долю досады, угнетающей его настроение. Но на что он досадует, Чехов не знал точно. Он вытер глаза тыльной стороной ладони, словно пытался что-то смахнуть с лица.
– Что ты здесь делаешь?
Зулу устало прислонился к косяку двери дежурного помещения. Его форменный китель был расстегнут и измят, одной рукой он прикрывал глаза от падавшего сверху света и, прищурившись, смотрел на своего друга.
– Нет, все-таки я тебя ненавижу. Только посмотрите на этого типа! Он и одет по всей форме, и чисто вымыт, и даже бриться ему не нужно. – Зулу наклонил голову и взглянул на часы в дежурном помещении. Затем потянулся с сонным видом и громко простонал:
– Боже мой, Павел! Да ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
Чехов бросил беглый взгляд на часы, хотя имел четкое представление о времени.
– Зулу, так что же все-таки ты здесь делаешь? Тебе же утром выходить в первую смену.
– Ни на какую работу я не пойду, пока не попаду в свою комнату, чтобы принять ванну и переодеться!
Не переставая зевать, он плюхнулся на один из стульев. "Прекрати это, – со злостью подумал Чехов. – Нет у меня сейчас времени для сна!" Однако заряд уже взорвался. Чехов почувствовал, что и сам стал зевать.
– По-моему, я засну на твоем диванчике. Где, черт побери, ты пропадал?
"Пытался спасти свой отдел", – хотел было ответить Чехов, но понял, что это было далеко от истины. Он пока еще не был убежден в существовании каких-то недостатков, если не считать аудиторов. Чехов принялся снова протирать глаза, на этот раз чтобы отогнать прочь сонливость. Затем повернулся и стал заглядывать поочередно во все коробки с вещами Суини, пока не нашел одну, где оставалось свободное место, куда можно было бы положить вещи, собранные охранниками в последний момент.
– Я просто занимался своими делами.
Зулу хмыкнул недоверчиво:
– Ты знаешь, весь смысл наличия у начальника подчиненных состоит в том, чтобы они продолжали делать его работу, даже когда он отдыхает. Или старшим офицерам повышают рейтинг эффективности в случае, если они работают до тех пор, пока не заснут?
Последние слова Чехову показались невыносимо обидными. Он с трудом подавил желание отшвырнуть коробку к стене.
– Зулу, иди к себе!
– Эй...
– Уходи отсюда!
Чехов услышал, как рулевой заерзал на стуле. Ему показалось далее, что Зулу намерен последовать его просьбе и оставить его одного. Однако вместо этого послышался звук закрывающейся двери в дежурное помещение, и Зулу спокойно, с расстановкой, произнес:
– У тебя все в порядке?
– Я уже зака...
– Смотри на меня!
Чехов замер, держа в руке цветочную веточку, не найдя в коробке места, где цветы могли бы уместиться без риска оказаться поврежденными. Наконец, положив ее на фотографии, он повернулся лицом к Зулу.
Рулевой всегда изумлял Чехова тем, с какой энергией и желанием интересовался всем на свете. В этом проявлялась присущая только ему какая-то сверхчеловеческая способность, помогавшая всего за пару недель добиться успехов в освоении нового увлечения и наделившая его талантом пилотировать звездолет лучше любого из коллег. Однако эта же способность делала Зулу совершенно невыносимым, когда дело касалось личных взаимоотношений.
– Павел, что с тобой случилось? – Чехов отвернулся в сторону, чтобы спрятаться от прямого выжидающего взгляда Зулу.
– Просто слишком много на меня обрушилось с тех пор, как произошла эта трагедия. Вот и все.
И тут он совершил ошибку, отважившись наконец взглянуть на Зулу, чтобы убедиться, что его уловка удалась. В результате вся его выдержка расползлась на клочья, словно туман под свежими порывами ветра. Черт бы побрал этого Зулу! Если бы не их давняя дружба, Чехов, наверное, возненавидел бы этого человека.
– Эх, Зулу! Знал бы ты, как я устал, – выдохнул лейтенант, опускаясь на стул рядом.
– Ну так иди и отдохни! – посоветовал Зулу, с недоумением пожимая плечами и показывая, что ему совершенно нечего добавить к этому.
Чехов наклонился вперед и опустил лицо в ладони. Неожиданно оказалось, что для него даже просто сидеть выпрямившись чересчур утомительно.