Дэвид Вебер - Война и честь (Война Хонор)
— Это произошло потому, что они хевы, — сказала Елизавета.
Хонор почувствовала укол тревоги, ощутив холодную, бездонную ненависть, которая исходила от королевы при этих ледяных словах.
— Елизавета, — начала Хонор, — я понимаю, что вы чувствуете. Но...
— Не надо, Хонор! — резко сказала Елизавета. Она хотела добавить что-то ещё, быстро и гневно, но заставила себя остановиться. Сделала глубокий вздох. Когда она заговорила вновь, не требовалось эмпатических способностей, чтобы понять, каких усилий стоило королеве погасить в голосе все интонации, кроме спокойных и рассудительных.
— Я знаю, Хонор, что вы восхищаетесь Томасом Тейсманом, — сказала Елизавета. — Умом я даже могу это понять. И я полностью отдаю себе отчет в том, что вы обладаете... некоторыми преимуществами при оценке чьих-либо мотивов и искренности. Но в данном случае вы ошибаетесь.
Она хладнокровно встретилась с Хонор взглядом, и глаза её были как кремень. В этот момент Хонор поняла, насколько точно имя, данное ей древесными котами: в душе королевы Мантикоры жила несгибаемая сталь.
— Я готова даже признать, что как человек Тейсман, возможно, честен и прям. Я, разумеется, признаю его личную смелость и преданность своей звездной нации. Но факт остается фактом: так называемая “Республика Хевен” хладнокровно и систематично лгала с такими цинизмом и дерзостью, с которыми не сравниться даже Оскару Сен-Жюсту. Начиная от Причарт и Джанколы, все сверху донизу — включая вашего друга Тейсмана, — всё их правительство, без единого протестующего голоса, явило всей Галактике одно и то же уродливое, лживое лицо. Они лгали, Хонор. Лгали собственному народу, нашему народу, Солнечной Лиге. Бог свидетель, я сочувствую любому, кого так методично водили бы за нос, как водили хевов Высокий Хребет и Декруа! Я не обвиняю их за гнев и желание взять реванш. Но эта “дипломатическая корреспонденция”, которую они опубликовали...
Елизавета заставила себя остановиться и сделать еще один глубокий вдох.
— У нас в архивах есть оригиналы их корреспонденции, Хонор. Я могу показать вам, где именно они убрали какие-то слова или внесли изменения — не только в своих собственных нотах, но и в наших. Все настолько последовательно, настолько тщательно, что может быть только следствием преднамеренного замысла. Они потратили не один месяц, готовя оправдание атаке на нас. Они рассказывают всей Галактике, что мы вынудили их осуществить нападение. Что они не имели намерения использовать свой новый флот в акциях военного возмездия и пустили его в ход только тогда, когда мы не оставили им другого выбора. Но даже барон Высокого Хребта не делал того, что они ему приписали. Они создали кризис на ровном месте. И я могу сказать только одно: хевы... остаются хевами.
Она стиснула зубы и яростно замотала головой, как раненый зверь.
— Они убили моего отца, — бесцветным голосом произнесла она. — Их агенты в Звездном Королевстве пытались убить Джастина. Они убили моего дядю, моего двоюродного брата, моего премьер-министра и канцлера Грейсона. Они пытались убить меня, мою тетушку и Бенджамина Мэйхью. Одному Богу ведомо, сколько мужчин и женщин моего Флота они уже перебили в этой новой войне, не говоря о том, столько они убили в последней. Похоже, не имеет значения, насколько благороден, честен или добронамерен тот, кто приходит к власти в этой помойной яме. Как только они приходят, нечто в самом механизме власти на Хевене превращает их точь-в-точь в таких же, что правили до них. Хевы. Пусть называют себя как угодно, Хонор, но они все равно хевы. И окончательно установить мир между ними и Звездным Королевством можно лишь одним способом. Другого нет.
* * *
Вечером того же дня Хонор второй раз в жизни очутилась в семейной резиденции графа и графини Белой Гавани. Пожалуй, этот визит был для неё ещё более трудным, чем первый.
Сейчас уже не надо было притворяться, и она была благодарна по крайней мере за это. Болезненная правда уже высказана. Больше не надо масок, самообмана или отказа принять реальность как она есть. Ушёл и гнев, ибо гневу их чувства были уже неподвластны. Но острые края остались. Хонор ещё только предстояло исследовать новую связь, новое ощущение ею Хэмиша — и опять она не могла обсудить это с ним. Но как ни великолепно было это ощущение, уже ясно, что оно было способно сделать боль бесконечно сильнее. Хонор знала себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что она не сможет жить с этим чувством и ничего не делать. Долго не сможет. И, обретя эту новую уверенность и способность намного глубже и отчетливее проникать в душу Хэмиша Александера, она узнала, что и он тоже не сможет.
Будь у неё хоть какая-то возможность отказаться от приглашения на сегодняшний ужин, не задев этим Эмили, Хонор непременно бы отказалась. Она не могла здесь находиться. Она не знала, где сможет находиться, но определенно не здесь. Тем не менее у неё не было выбора. Она пришла, и они с Хэмишем изо всех сил старались вести себя так, будто ничего не произошло.
Она считала, что у неё ничего не получилось, поскольку в первый раз за многие годы её эмпатия изменила ей, несмотря на все старания. Ей не удавалось прочитать эмоции Эмили Александер по той простой причине, что она не могла отделить себя от чувств мужа Эмили. Пока не могла. На это потребуется время, она знала, — много времени и не меньше усилий, — чтобы научиться приглушать и контролировать это новое интуитивное ощущение. Она способна это сделать. Если у неё будет достаточно времени и умиротворения, чтобы поработать с этим ощущением, она научится управлять его “объемом”, так же, как в конце концов научилась управлять интенсивностью прежнего эмпатического восприятия. А пока ослепляющая яркость возникшего контакта с Хэмишем продолжала расти, набирать силу, и, пока Хонор не научилась её контролировать, вибрации этого чувства топили в себе мыслесвет любого присутствующего рядом человека. Она ещё не научилась. Не могла отделить себя от фонового сияния Хэмиша и от того, что будучи не в состоянии “дотянуться” до Эмили, чувствовала себя в каком-то смысле ослепленной, чуть ли не ущербной.
— ... да, Хонор, — говорила Эмили в ответ на последнюю попытку леди Харрингтон поддерживать нормальную беседу за столом, — боюсь, Елизавета настроена более чем серьезно. И, честно говоря, мне трудно её за это винить.
— Вилли уж точно не винит, — вставил Хэмиш, подав Саманте веточку сельдерея.
Кошка приняла её с изяществом и утонченной грацией. Даже и без установившегося — и опьяняющего — контакта с Хэмишем Хонор разглядела бы непринужденность и близость, связывающие теперь кошку с её человеком.
— Пожалуй, это я могу понять, — тревожно нахмурившись, согласилась Хонор. — Но она всех стрижет под одну гребенку. Сваливает в одну кучу Сидни Гарриса, Роба Пьера, Оскара Сен-Жюста и Томаса Тейсмана, а я уверена, что Тейсман никоим образом не может находиться в категории с остальными.
— А как насчет Причарт? — предложил тему для дискуссии Хэмиш. — С ней вы никогда не встречались, а она — их президент. Не говоря уже о том, что до переворота Пьера она была, по сути, террористкой. Что, если рулит она, а Тейсман просто существует рядом? Судя по всему тому, что вы говорили мне о нем, похоже, он человек, который будет выполнять свой долг и подчиняться законной власти вне зависимости от личного отношения.
— Хэмиш, — сказала Хонор, — этот человек свергнул Госбезопасность, не исключено, что лично застрелил Сен-Жюста, в одиночку убедил Флот Метрополии встать на его сторону, созвал Конституционную Ассамблею, передал власть первому законно избранному президенту звездной нации, Конституцию которой он собственноручно вытащил из мусорной корзины, а затем почти четыре стандартных года вел гражданскую войну на шести или семи фронтах одновременно, чтобы эту Конституцию защитить. — Она покачала головой. — Не похоже на слабого человека. Тот, кто способен сделать это во имя веры в принципы, воплощенные в старой Конституции Республики Хевен, не станет стоять и смотреть на чьи-то злоупотребления властью.
— Если так, Хэмиш, — медленно произнесла Эмили, — Хонор, несомненно, права.
— Ну разумеется права, — с ноткой язвительности ответил граф Белой Гавани. — Насколько я знаю, она единственный человек из “ближнего круга” Елизаветы, кто встречался с ним лично. Не говоря уж о её... особой способности видеть людей насквозь. Я не пытаюсь оспорить то, что она сказала. Но самый главный и неприятный факт остается фактом. Чем бы он ни руководствовался, он публично поддержал выдвинутую Причарт версию хода переговорного процесса. — Граф пожал плечами. — Хонор, он не сказал, что просто “выполняет приказы” потому, что Причарт — его президент, или даже потому, что верит в то, что она ему сказала. Он официально заявил, что видел дипломатическую переписку в том виде, которого, как мы знаем в точности, на самом деле не существовало.
