Сергей Павлов - По черному следу
Беседа приняла доверительный оттенок, и Бак поведал мне подробности своих ночных похождений.
— Пошел это я перед сном на вечерний обход. Жилой сектор проверил — порядок. Побродил в секторе отдыха, никого не встретил. Даже в просмотровом зале фильмохранилища было пусто. Рейд серьезный, людям как-то не до веселья…
«Он прав, — подумал я. — Нельзя ожидать хорошего настроения от людей, которым предстоит работать на Обероне…»
— Ну так вот, — продолжал он, — вышел я к трамплину шахты пониженной гравитации и не знаю, спускаться туда или нет. Было поздно — около полуночи, и, откровенно говоря, обходить бытовые отсеки мне очень уж не хотелось. Да и не любитель я прыгать на эти гравитационные «подушки» — прямо цирк, честное слово. Или возраст уже не тот?.. Привык, знаете ли, к нормальным эскалаторам на прежних кораблях… Но правило у меня такое с детства: если очень не хочется делать чего-то, надо взять себя в руки и сделать. А детство мое прошло на нижнем Дунае…
Он задумался и долго молчал. Может быть, вспоминал свое нижнедунайское детство.
— На чем я остановился?
— Вы спрыгнули в шахту. Видимо, на мостик бытового яруса?
— Да, сдуло меня с «подушки» на мостик третьего яруса; и пошел я осматривать бытовые отсеки. Тоже безлюдно… Правда, в бане обнаружил трех парней, сменившихся с вечерней вахты. Сидят, голубчики, в чем мать родила и вдумчиво так играют за одной доской в трехсторонние шахматы. Позиция у них сложилось интересная, я постоял немного, понаблюдал. Потом побрел себе дальше вдоль коридора. Тихо везде, порядок. Иду и кляну свой беспокойный характер: нормальные люди спят давно, а я вот шастаю по кораблю как полуночное привидение… Только миновал кухонный отсек, вдруг отчетливо слышу: лопнуло что-то с хрустом, посыпалось!.. У меня сердце так и упало. Одиннадцатый, думаю, не иначе!.. Вижу: дверь отсека потихоньку съехала в сторону и тут же задвинулась — стало быть, заметил меня, стервец! Ах, думаю, чтоб тебе пусто было!.. Кровь мне э голову ударила, вскипел я и опрометью к двери. Боялся: уйдет через люк в холодильный отсек, а оттуда на склады, и поминай как звали… Только он, должно быть, не знал дороги на склад и просто стоял рядом с дверью, прижавшись к стене. Бросился я в темноту, а он мне ногу подставил и дверь задвинуть успел. Это чтоб, значит, не выдать себя силуэтом. Рухнул я на пол, вскочил и, пока он раздумывал, что предпринять, попытался нашарить панель освещения. И что бы вы думали? Сцапал он меня сзади за воротник, да так ловко, будто видел! А темнотища — глаз выколи!.. Ну, схватились мы в обнимку. Я по-медвежьи было насел на него. Попался, думаю, голубчик!.. Так он дьявол, сильный и гибкий, как леопард, сбросил меня и снова за воротник — толкает зачем-то к двери. Я даже опешил — за что боролись? Мне ведь только того и надо: вытащить его на свет в коридор! Хитрость этого молодца я потом раскусил, да поздно. Он правильно все рассчитал: видел по часам над дверью, что это полночь, ноль-ноль, и сейчас по всему кораблю, кроме жилого яруса и коридорных дорожек, вырубят поле искусственного тяготения. Короче говоря, да этом он меня и подловил: отсчитал, стервец, три первых сигнала, а на последний, четвертый, ка-ах саданет мне в челюсть!.. Спасибо, ровно в ноль-ноль тяготение сняли, иначе я бы затылком треснулся. И пока я медленно переворачивался в воздухе, он спокойно дверь приоткрыл и был таков. Я даже его силуэта не видел. А если бы и увидел, то вряд ли узнал: в коридорах среднего яруса после полуночи освещение тоже ведь вырубают, и только дорожки светятся синим… Ну пришел я в себя, побарахтался в невесомости, кое-как выбрался в коридор на дорожку. На ноги вскочил, а куда бежать за ним, представления не имею… — Бак тяжело вздохнул, насупился, почесал левую бровь.
— Бровь не трогать! — предупредил я поспешно. — Терпите! К вечеру заживет. Ловко он вам глаз подбил.
— Нет, фонарь мне уж потом подвесили… Я туда-сюда по коридору пометался и вспомнил про трем парней. Ну, которые в бане. Думал, может, они заметили кого. Кинулся туда, да второпях из виду упустил, что ведь я в бане теперь невесомость! А они все так же сидят, вернее, висят голышом у доски под потолочным светильником, сосредоточенно мыслят. Махровые простыни плавают в воздухе, словно ковры-самолеты, и шар горячей воды качается у потолка, паром исходит… Вот и вышло, что, как соскочил я с дорожки предбанника в невесомость, так по инерции со всего маху в голую компанию и влетел на манер пушечного ядра. Да еще по пути головой в простыню попал, запутался. Компания, конечно, вверх тормашками — крики, ругань, переполох! Вдобавок мы всей кучей на шар проклятый наткнулись, нас немного ошпарило, и в суматохе мне в глаз кто-то пяткой так звезданул, что у меня дыхание перехватило… Барахтаюсь под мокрой простыней, вода в рот лезет — захлебнуться недолго, кричу-булькаю: «Помогите!..» Парни меня распутывают, смеются: получили, дескать, срочную бандероль без обратного адреса, любопытно, что тут внутри. Меня увидели, ахнули: «Братцы, да это же Бак! Откуда ты к нам, орел, залетел?!» — «Цыц, — говорю, — черти! Я к вам по делу…» — «Видим; — говорят, — что по делу, да боимся гадать по какому!» И пошло у них веселье — едва от смеха не лопаются. Спрашиваю: «Кроме вас, был здесь кто-нибудь или нет?» — «Ну был, — отвечают. — Незадолго до невесомости. Постоял, посмотрел, ушел. Кто был, мы и внимания не обратили. А чтоб..» — «Да так, — говорю, — ничего. Никого другого, значит, не видели?..» Пожали они голыми плечами. На том и расстались…
Бак поднял было руку бровь почесать, но вспомнил мой запрет и почесал за ухом.
— Занятная история, — сказал я. — А вы уверены, что все одиннадцать экранов на совести этого… гм… стервеца?
— Десять, — сказал Бак. — Один экран ходовой рубки на совести первого пилота шефа Аганна, о чем есть запись в вахтенном журнале. Но это, конечно, не в счет.
— А вы проверили…
— Да, — понял Бак с полуслова. — Вчера Аганн заступил на вахту с двадцати трех ноль-ноль. Вдобавок он ниже ростом, чем тот… И на вид не так силен.
— Послушайте, Феликс (настоящее имя механика), вы давно летаете дальними рейсами?
— Девятнадцать лет. На Уран, правда, иду впервые. Чаще всего ходил на Юпитер.
— Солидный опыт! И сколько экранов обычно…
— По-разному бывает, — снова опередил меня Бак. — Смотря какой рейд. Бывает — много, бывает — мало. Но ведь дело не в этом. Ведь портят экраны без умысла — мало ли что может случиться, никто ничего не скрывает. Аганн, к примеру, не скрыл. А этот злодей… Ненормальный он, что ли?
— Нет, Феликс, это исключено.
— Значит, с умыслом? Гангстер, значит? Бандит?
— Н-да, загадочно… Вы докладывали об этом капитану или начальнику рейда?
— После восьмого экрана не выдержал и пошел. Кэп меня принял за утренним чаем. Я ему про экраны, а он мне про шестой трюм. «Почему, — говорит, — вакуум-гифы плохо действуют? Откуда на пандусе лед? Зачем там кабель не убран?» В общем, поговорили…
— Ясно. А к начальнику рейда?
— Он мне не начальник.
— Понятно. Ну что ж, Феликс, если вы не ошибаетесь и у нас на корабле действительно завелся… ты… «экранный диверсант», то мало надежды, что на этом он остановится. Давайте понаблюдаем вместе и попытаемся разобраться, что к чему. Я, со своей стороны, обещаю вам всяческое содействие. В случае новых эксцессов, переговоры с начальником рейда беру на себя.
— Годится, — одобрил Бак, и мы скрепили свой договор солидарным рукопожатием.
Я не знал, что с этого момента обрекаю себя на затяжную болезнь, известную под названием «детективная лихорадка». Моя жизнь превратилась в кошмар, а мой кабинет — в конспиративную квартиру. Я начисто утратил интерес к тому, о чем повествовалось в древних манускриптах, но с огромным пристрастием вникал в мелочи быта современного рейдера. Загадка «экранных диверсий» не давала мне покоя ни ночью, ни днем. Я освоил игру в трехсторонние шахматы и массу спортивных снарядов для тренировки десантников, чем заслужил у последних прочную благосклонность и веское прозвище Молоток. Я научился забивать «козла», обороняться без оружия, держать пари и… многому другому, о чем раньше имел слабое представление, но без чего стать «своим парнем» практически невозможно. Это была хорошая школа, но этого мне показалось мало. Я не жалел труда, чтобы повысить уровень моих технических познаний: изучал принцип работы экранных устройств, штудировал схемы их расположения в помещениях корабля, детально знакомился с планировкой ярусов и отсеков. Мы с Баком старались держать под контролем наибольшее количество участков, потенциально «удобных», по нашему мнению, для «диверсанта». Бывало, поздними вечерами я по собственной инициативе нес «патрульную службу» — бродил, как лунатик, по коридорам, проверяя отсеки, заговаривал с любым прохожим, пытаясь на основе чистой психологии проникнуть в «истинную» суть его намерений. К счастью, поздних прохожих было очень немного, и чаще всего я видел второго лунатика-детектива. Из конспиративных соображений мы спешили молча разойтись, не позволяя себе ни единого лишнего жеста…
