Сергей Павлов - Лунная радуга (сборник)
Стены ущелья раздвинулись и утонули во мраке. Всплыв над провалом, мы взяли курс прямо на станцию, на главный ультразвуковой маяк. Вернее, не мы, а Манты, потому что только они умели правильно ориентироваться в этом огромном и темном пространстве, пронизанном неслышными для нас сигналами маяков.
Мы плыли высоко над массивом. Панорама подводных гор скрыта от наших глаз величественным занавесом тьмы. Лишь изредка лучи проскальзывали по макушкам скалистых утесов, и на мгновения в безднах мрака возникали странные миражи. Будто бы мимо плыли не громоздкие глыбы, отделенные лучами от своих невидимых фундаментов, а совершенно невесомые архитектурные детали каких-то сказочных воздушных замков… Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь привыкнуть к постоянному ощущению неправдоподобности этого мира. Наверное, нет. Это как сон, в котором ты – участник удивительных, порою драматических событий. Рыбий сон. А рыбы спят с открытыми глазами. И нужно быть действительно хотя бы наполовину рыбой, чтобы уметь отчетливо распознавать в прозрачных водах полусна хищный плавник всегда готовой скверно подшутить реальности. Парящие в пространстве скалы – мираж, сновидение. А Манта, которая несет в последний раз тело погибшего хозяина, – это реальность. И в эту реальность не хочется верить. Но разве я не представлял себе такой финал, когда получил задание от Дуговского? Конечно нет. Вопреки здравому смыслу, я надеялся увидеть Пашича живым… Наверное, я рыба меньше, чем наполовину. Мне явно не хватает хладнокровия.
Я даже не представляю, как он выглядел в жизни. Не знаю ни его лица, ни голоса, ни жестов, ни манер. Зато я знаю: он был умным человеком, смелым, опытным глубоководником. Держал в руках разгадку тайны мыслящего кракена. И вот несчастье… Маленький просчет, ошибка – и уже ничем нельзя ему помочь. Ему не повезло – его напарник оказался предателем, трусом. Мне вот повезло: рядом плечо надежного товарища. Не выдаст.
Вилем, ты был один. Один в воде – все равно что нуль. Это неписаный закон бездны, Вилем. И океан подвел под этим законом черту… Я тоже был один. И едва не погиб. Спасибо кракену – выручил. Тебя почему-то не выручил. Должно быть, не знал, не заметил беды… И вообще, в воде человек ничего не может один. Даже если он наполовину рыба… Теперь мы с Боллом вдвоем. А двое на такой глубине – это целый отряд. Вдвоем мы все можем. Не можем только вернуть тебе жизнь. Плывем следом и смотрим: встречный поток колышет твой безжизненный плавник. Ты мертв, как бывает мертва насмерть загарпуненная большая рыба. Нам очень больно, Вилем, – твоим товарищам. Нам так хотелось увидеть тебя живым!.. И еще больнее будет твоим родным и друзьям, когда узнают. Когда узнает Ружена.
Скутер с телом Пашича влетел в оскаленную пасть четвертого бункера. Болл сунул мне квантабер и тоже надолго пропал в ангаре. Я вынул из кабины сумку с трофейными ампулами, отпустил Манту. Где-то сзади полыхнула ядовито-малиновая зарница. Обернувшись, я чуть не выронил сумку из рук. Прямо передо мной, освещенная прожекторами, неподвижно висела в воде красная туша кальмара. Это было неожиданно, потому что спрут исчез, как только мы приблизились к станции.
Сначала мне показалось, что ловкие щупальца кракена держат большой ватербол – водный мяч, какие часто можно видеть на курортных пляжах. Потом на фоне ярко-желтых полос я разглядел черные цифры, лопасти двух моторных винтов. В глаза опять ударила малиновая вспышка неимоверной яркости. Этим и знамениты автономные радиобуи типа «Коралл». Всплыв на поверхность и выполнив программу двусторонней радиосвязи, «Коралл» опять уходит в глубину, ложится на дно где-нибудь недалеко от маяка, посылая в темноту мощные световые сигналы. Встречайте, дескать, почтальона – вам письмо. Любопытно, что ответил Дуговский…
Я воткнул квантабер в ил, а на его приклад повесил сумку. Из бункера выплыл Болл. В руках у него пояс Пашича и ласты. Увидев кракена, он уложил всю эту амуницию на камень и, прикрывая глаза от пронзительных вспышек, направился к радиобую. На квантабер он даже не взглянул. Люди быстро осваиваются в самых необычных ситуациях. И быстро смелеют. Я прямо-таки замер, когда он с непринужденностью хозяина отстранил мешающее ему щупальце. Гигантский спрут малым ходом послушно отработал в сторону, а Болл величественным взмахом руки призвал меня к себе.
Мы отбуксировали радиобуй на вершину третьего бункера. Бережно опустили в люк.
Крик в бездну
– Тебе не кажется, Грэг, что кракен специально привел нас к обломкам эйратера?
– Нет, – сказал я, – не кажется. Это совершенно очевидно.
На столе перед нами длинный водолазный нож и черные ласты. Ласты мокрые – не успели обсохнуть. Кончик ножевого лезвия притуплен. «Вот и все, – подумал я. – Нашли… „Прощай, Ружена!“»
Мы с Боллом долго и нехотя глотали осточертевший бульон, избегая смотреть друг другу в глаза. Как будто мы в чем-то виноваты перед бывшим владельцем этих ласт… Я чувствовал неимоверную усталость.
Болл наконец поднялся, тяжело, но уверенно. Взяв ласты и нож, хмуро оглядел салон и направился к шкафу, в котором хранилась одежда. Я понял, что он собирается делать, и тоже поднялся. Он приложил оба ласта к пластмассовой стенке и, взмахнув ножом, одним ударом пригвоздил их к матово-белой поверхности. Отступил назад. Салютуя, поднял над головой кулаки. Я тоже поднял. Традиция… Глубоководники с почтением относятся к своим традициям. Ласты, пронзенные ножом, будут висеть до тех пор, пока мы не отправим тело погибшего товарища на поверхность. Я сочувственно посмотрел Боллу в затылок. Для него это не просто традиция. Ведь он знал Пашича раньше.
Болл долго стоял неподвижно, ссутулившись. Думал о чем-то своем. Я тронул его за плечо.
– Ты очень устал, старина?
Болл взглянул на меня отсутствующими глазами.
– Грэг… – сказал он хрипло. – Грэг! Дюмон – обыкновенный трус. Он не выходил на поиски Вилема.
– Знаю, Свен…
– Раньше я сомневался, но теперь для меня все ясно как день!.. Мне стыдно, Грэг, я тоже чуть тебя не проспал.
– Но ты все-таки вышел… Хотя понимал, что шансов вернуться из воды у тебя было немного. Но довольно об этом. Послушаем лучше Дуговского.
– А, да, «Коралл». Ты отправлял Дуговскому рапорт?
– Запрос. У нас с тобой осталась неразгаданной еще одна загадка. – Я кивнул в сторону акварина. – Кракен…
Болл открыл было рот. Ничего не сказал, только провел ладонью по лицу.
– Да, Свен. Это – не дрессированный кракен.
В глазах у Болла появилось выражение настороженности.
– Постой-ка, Грэг!.. Хочешь сказать, что Пашич дал спруту радиоактивную защиту всего за пять дней до нашего прихода?
– Вот именно. Хотел бы я взглянуть на дрессировщика, который смог бы за пять дней… Ну, в общем, это не кальмар. Вернее, кальмар, но… Я не знаю, что это такое.
Болл опустился в кресло. Неуверенно спросил:
– Биомашина?
Я не ответил. Он видел кракена, и такие вопросы вроде бы ни к чему.
– М-да… – пробормотал Болл, покусывая ноготь. – Конечно нет… – Рывком поднялся, пересел в кресло за пультом. – Но почему же эта тварь не выручила Вилема? Чем Вилем хуже нас с тобой?
– А ты заметил, с каким беспокойством кальмар кружил над нами, когда мы выволокли Вилема из-под крыла?
– Припоминаю… Значит, он привел нас к эйратеру не потому, что Вилем… Послушай-ка, Грэг, ты знал об этом давно?
Растопыренные пальцы Болла задержались над клавишами.
– Нет, Свен, ничего я не знал. Просто у меня зародилась смутная догадка, как только ты сказал, что эта пластмасса… – я вынул из кармана оплавленный комок и положил на пульт, – эта очень твердая пластмасса идет на изготовление блистеров и окон для эйратеров. Но, посылая Дуговскому запрос, я уже был уверен, что мы имеем дело не с обычным кальмаром. Кстати, ты не смог бы мне объяснить значение слова «сенсолинг»?
Болл нажал подряд четыре клавиши и, откинувшись в кресле, вперил глаза в потолок.
– Сенсолинг… сенсолинг… – повторял он, наморщив лоб. – Понимаешь, где-то что-то читал… Не могу припомнить. А в чем, собственно, дело?
Я подошел к сумке, которая стояла в лужице натекшей из нее морской воды, выбрал ампулу с наиболее ясным отпечатком, показал Боллу. Он долго и глубокомысленно разглядывал штамп. Зачем-то посмотрел ампулу на свет, потряс ее, пожал плечами и вернул мне со словами:
– Занятная вещица. – Заметив мое удивление, добавил: – Ты думал, что это обыкновенная кассета для регистраторов магнитозаписи? Посмотри-ка на свет.
Я посмотрел. Сквозь толщу синеватого стекла я не увидел привычных глазу завитков изящной клазотроновой спиральки. Ампула наполнена какой-то мутноватой жидкостью. Если встряхнуть, можно заметить мелкие белесые хлопья. У торцов стеклянного баллона поблескивали металлические волоски.
Вывалив ампулы из сумки прямо на пол, я торопливо проверил на свет их все до единой. Та же картина…
