Виктор Тарнавский - Время жить. Книга вторая: Непорабощенные
Закончил. Взгляд влево, взгляд вправо, глубокий вздох. Это он с духом собирается, что ли?… Есть контакт. Что-то голос у него какой-то подрагивающий… Что же для него до такой степени важно?! Даксель снова прав: эх, знать бы, о чем он просит!…
Похоже, получилось. Снова набирает… Разговор. Интонация уверенная, тон вполне деловой. Длинные паузы… Голос дрогнул, ох, не спроста это, не спроста. Что-то для него очень важное там решается и, похоже, опять в его пользу…
Перерыв минут на пять. И еще два разговора, один за другим. Короткие, вопрос – ответ. Интонация спокойная, деловая. Явно что-то только что решилось. Вопрос: касается ли это нас? Очень может быть, но не факт, не факт…
Затем больше часа не было ничего. Они все так же сидели, подпирая стену, наблюдая за нервно расхаживающим взад и вперед пришельцем. Кто-то, впрочем, негромко беседовал с соседом, другие дремали. Неугомонный Шелни попробовал опять заикнуться о туалете, но не был понят и поддержан и утих. По истечении этого часа пришелец начал проявлять все большее возбуждение – садился, вновь вставал, ходил по помещению, сжимал и разжимал кулаки. Когда раздался длинный прерывистый писк, как оказалось, — сигнал браслета, он чуть не разорвал себе рукав мундира. После короткого разговора пришелец обрадовано махнул рукой – подымайтесь. И чуть ли не бегом повел их мимо одноэтажных зданий-коробок на посадочную площадку, кажется, ту самую, на которой они были утром.
На площадке стояли два странных на вид летательных аппарата. Остроносые каплевидные машины, стоящие не на колесах, а на коротких полозьях, с крохотными треугольными крылышками, напоминающими стабилизаторы, и неким подобием хвостового оперения на тонком конце капли. Они казались вытащенными на сушу миниатюрными подводными лодками и, по мнению Собеско, были просто не в состоянии летать.
Однако пришельцев это, похоже, не смущало. С кормы каждого из аппаратов спускался на покрытие широкий трап, и двое пилотов, одетых в серебряные комбинезоны, беседовали о чем-то возле застекленной кабины одной из машин.
Дальше дело пошло быстро. От общей группы отделили пятерых (Собеско, Даксель, Шелни, Рико и молодой невысокий молчаливый мужчина, имя которого Собеско не знал или забыл), и один из серебряных повел оставшихся десять человек к своей машине.
Уже перед самым трапом горданец-бригадир вдруг заартачился.
— Нет! Не надо! Я горданский гражданин, понимаете, гор-дан-ский! Здесь говорит кто-нибудь по-гордански?!
— Успокойтесь, прошу вас, — немедленно попытался его урезонить рассудительный бас. — У вас еще будет возможность заявить свои претензии! Не нарушайте…
— А ты заткнись! — горданец ухватил рассудительного за грудки и как следует встряхнул. — Не лезь! Господин офицер…
Развязка получилась неожиданной. У пилота в серебряном в руках появилась короткая металлическая трубка, внезапно выросшая в длину до метра с лишним. Конец этой трубки попал в плечо горданцу, раздался негромкий треск, и бригадир рухнул на землю. Рассудительный, потеряв равновесие, взмахнул руками и наткнулся ладонью прямо на кончик трубки. Снова треск, и второе тело валится на бетон.
Что было дальше, Собеско уже не видел. Второй пришелец в серебряном гостеприимным жестом показал их пятерке в сторону трапа другой машины. Ему повиновались молча и быстро.
"Ехать так ехать", — сказала птичка, когда рисса потянула ее из клетки за хвост. Кен Собеско надеялся, что их новое путешествие завершится более удачно.
Глава 45. Своя тема
Часы, деликатно звякнув, пробили половину восьмого, и Майдер Билон поднял голову, отрываясь от пишущей машинки. Ах, да, он же хотел посмотреть выпуск последних известий. Он поспешно включил телевизор и устроился напротив, на низком мягком диванчике, занимавшем немалую часть его крохотной комнатки.
Начало выпуска, как всегда, было неинтересным. Дебаты в парламенте, конфликт в руководстве партии Процветания, очередное продолжение скандала с показом на одном из телеканалов безнравственной картины "Император Гукали", бесчисленные интервью с депутатами… Билон не удивился бы, если бы ему сказали, что все эти сюжеты прямо направлены на дискредитацию в глазах населения института парламентаризма как такового – настолько все было серо, тускло, ограниченно и заполнено склоками и самой дешевой демагогией. Впрочем, будучи здравомыслящим человеком, Билон не верил в заговоры. Этот канал просто показывал народных избранников такими, какими они есть, без всяких прикрас.
Очередная тягомотина наконец сменилась на картинку студии со схематичной картой мира за спиной диктора.
— Продолжается эвакуация населения из стран Восточного континента, — сообщил диктор – Министр иностранных дел Горданы Корчер Бауль в ходе своего рабочего визита в Лиив встретился с премьер-министром Буршуном Танги. Стороны подписали коммюнике, предусматривающее повышение квоты Лиива на прием вынужденных переселенцев до пяти миллионов человек…
Досматривать сюжет, перешедший в протокольное изложение визита, Билон не стал. Можно было прождать еще десять минут и переключиться на новости по другому каналу, но от этого ничего бы не изменилось. Война на Восточном континенте, пришельцы, десятки миллионов смертей, миллионы беженцев – все это находилось под негласным, но строжайшим запретом. Когда без этого нельзя было обойтись, беженцы обтекаемо назывались вынужденными переселенцами, пришельцев с придыханием именовали Звездной Империей, а война вдруг превращалась в "установление контроля" над некой "зоной интересов".
Как профессионал, Билон понимал, что имеет дело с импровизированной, но весьма неплохо срежиссированной пропагандистской кампанией. Горданцев явно старались убедить, что а: на Восточном континенте ничего заслуживающего внимания не происходит; б: пришельцы, в принципе, славные ребята и желают Гордане только добра; в: "вынужденные переселенцы" благодаря активным и точным действиям правительства Горданы эвакуируются на Западный континент, но г: интересы простого налогоплательщика от этого никак не пострадают. Эта кампания длилась уже почти четыре недели, начавшись с самого вторжения и реализовывалась, в основном, методом дозирования информации. Ничего конкретного телезрителям не сообщалось, но их внимание ловко отвлекалось на хорошо продуманные и внешне эффектные сюжеты. Например, как вчера, когда показывали супругу президента, раздающую теплые вещи в некоем лагере для беженцев, промелькнувшем на экране в виде нескольких аккуратных рядов армейских палаток.
То же самое происходило и в прессе. Даже Билон, сам журналист одной из ведущих газет страны, почти ничего не знал о том, что происходит на Востоке. Все, что ему удавалось услышать, приходило на уровне слухов, шла ли речь о голоде в Валезе, голодных бунтах и бойнях в "безопасных коридорах", распаде государств на изолированные анклавы или о налаженной эвакуации в северные и восточные районы Чинерты либо реставрации монархии в Барганде.
Не больше он знал, впрочем, и о том, что делается у него на родине. Ходили слухи, что на островах и в отдаленных районах севера и юга страны организованы сотни лагерей для беженцев, где уже скопилось несколько десятков миллионов человек. Поговаривали о том, что их пошлют осваивать Дальний Запад или договорятся с Урумбидой – самым малонаселенным государством Западного континента. Правительство не сообщало по этому поводу ничего определенного, туманно обещая только, что будет способствовать воссоединению родственников, однако в парламенте уже четвертую неделю шли ожесточенные дебаты о финансировании обустройства переселенцев и, в частности, о введении со следующего года пятипроцентного налога с продаж.
Билон не возражал против налога. Он уже успел получить свою первую зарплату за полмесяца в новой должности и чувствовал себя восхитительно богатым человеком. В первые дни после вторжения он испытывал такое чувство, словно бы с кем-то из его близких случилась страшная и непоправимая беда, но через некоторое время боль притупилась. Сейчас, если бы не постоянные раздражающие воспоминания о пришельцах, он мог бы считать себя довольным жизнью.
Слава снова нашла Майдера Билона. Статья о СОП, к его искреннему изумлению, вызвала широкий резонанс. О СОП вдруг стали много писать и говорить по телевидению, Билон даже как-то видел Ренсера Элаво в каком-то ток-шоу. Приглашали на телевидение и самого Билона, но он отказался. Официально, поскольку журналисту, пишущему на криминальные темы (Билон уже вполне свыкся, что его будущая карьера лежит именно в этой области), не стоит излишне "светиться". В действительности же Билон чувствовал, что здесь сыграло свою роль что-то вроде профессиональной ревности. Билон был газетным журналистом, и ему претила мысль, что для завоевания известности в наши дни нужно обязательно появиться на телеэкране.
