Айзек Азимов - Лакки Старр и океаны Венеры (пер. А.Левкин)
Ответа не было.
Он вдруг громко, непроизвольно, зевнул, проваливаясь в беспробудный сон. Казалось, его мозг вынужден теперь изо всех сил бороться с действием целой пригоршни успокоительных таблеток. «Не спи, не спи, – подумал он. – Встань и ходи, не давай мышцам застыть».
Да, но сейчас важнее было не дать застыть мозгу. Надо заставить бодрствовать ум. «Делай что-нибудь, делай, – отчаянно подбадривал он сам себя. – Только остановишься – и тебе конец».
Он все еще безостановочно зевал, но сквозь зевки стали пробиваться слова:
– Я это сделаю, сделаю…
Сделаю что? Смысл вновь стал ускользать от него.
Он вновь отчаянно повторил себе: «Рация, станция, передать сообщение», – но звуки этих слов казались совершенно бессмысленными.
Он встал и начал двигаться. Тело повиновалось нехотя, суставы одеревенели и заполнились клеем. Все же ему удалось повернуться. Радио. Он ясно видел его лишь мгновение, затем изображение заколебалось и исчезло в мареве. Лакки напряг мозг изо всех сил, заставил себя думать о радио, и сознание вернулось к нему. Он видел передатчик, кнопку переключения диапазонов и ручку настройки. И он вспомнил, как работает аппарат.
Сделал неверный шаг вперед и охнул, ощутив, как в его мозг впились сотни раскаленных гвоздей.
Он задрожал и рухнул на колени, затем, словно в агонии, снова встал на ноги.
Сквозь боль, застилавшую глаза, он еще видел это чертово радио, видел. Сделал шаг, и еще один.
Радио, казалось, находилось от него в сотне ярдов, нечеткое, словно в тумане. Тяжесть ударов в мозгу Лакки нарастала с каждым шагом.
Он попытался не обращать внимания на боль и помнить только о радио. Попытался заставить себя двигаться наперекор этому почти резиновому противодействию, которое оттаскивало его назад и валило на пол.
И вот, наконец, он протягивает руку, и его пальцы всего лишь на расстоянии пяти дюймов от рации сопротивлению пришел конец. Как Лакки ни старался, он не мог приблизить их еще. Нет, не мог. Он не мог уже ничего.
«Хильда» являла собой сцену полного паралича. Эванс без сознания валялся на кровати, Бигмен скорчился на полу, Лакки, хотя и оставался на ногах, оцепенел, дрожали лишь кончики протянутых к радио пальцев.
– Ты бессилен, хотя и не потерял сознания, как твои коллеги, – вновь зазвучал в его ушах монотонный голос. – Ты вынужден терпеть эту боль, пока не согласишься рассказать нам все, что знаешь. Тогда ты погрузишь свой корабль и легко уйдешь из жизни. Мы подождем, мы терпеливые. Сопротивляться ты нам не можешь. Не можешь ты нас ни задобрить, ни подкупить.
Сквозь свои невыразимые муки, Лакки вдруг ощутил, что его мозг способен на новое усилие. Задобрить? Подкупить? Задобрить?
Сквозь пелену тупого оцепенения словно мелькнула искорка.
Он отвернулся от передатчика, заставил себя не думать о нем, и боль тут же уменьшилась. Лакки сделал шаг назад – боль снова стала меньше. Отошел в другой угол.
Лакки старался теперь не думать вовсе и действовать чисто бессознательно, без малейшего плана. Они стараются не пустить его к передатчику. Отлично! Они не поняли другой, грозящей им опасности! Ничего, ничего… главное, чтобы они не смогли прочесть в его уме то, что он собирается сделать… Все надо делать быстро. Они не должны успеть его остановить!
Не должны!
Он добрался до аптечки и распахнул дверцу. Света было маловато, и ему пришлось вглядеться в содержимое шкафчика.
– Ну, что ты решил? – снова прозвучал голос, и огненные пальцы боли снова полезли в мозг Советника, Лакки взял это в свои руки – невзрачную баночку из голубоватого пластика. Нащупал металлический бугорок – генератор слабенького поля, которое удерживало крышку банки, сковырнул его ногтем. Уже словно в тумане, он понял, что крышка отошла и, кажется, падает на пол. Словно сквозь туман услышал звук ее падения. Теперь, хотя и с трудом, он понимал, что банка открыта, и, борясь с мучительным сопротивлением, стал двигать руку в сторону мусоропровода. Боль возобновилась.
Левая рука нажала на ручку, пасть мусоропровода открылась. Правая рука принялась подносить банку к шестидюймовому отверстию.
Рука двигалась, кажется, целую вечность. Глаза уже отказывались видеть что-либо, их застилал красный туман.
Лакки почувствовал, что банка наткнулась на стену.
Теперь ее надо было поднять выше, но рука не повиновалась. Пальцы левой руки отпустили крышку мусорника и тоже обхватили банку.
Банку выпускать нельзя. Если выпустит, то уже никогда в жизни не поднимет вновь!
Он держал ее в обеих руках и неимоверными усилиями толкал вверх. Банка медленно поддавалась, но Лакки чувствовал, что все сильнее и сильнее проваливается в трясину полной бессознательности.
И банка, наконец, оказалась там!
Где-то, словно бы в миллионе миль отсюда, раздался хлопок сжатого воздуха, и Лакки понял – банка в теплых водах венерианского океана.
Какие-то мгновения боль все еще не оставляла его, но вдруг, одним скачком, исчезла напрочь.
Он осторожно выпрямился и отошел от стены. Лицо и все тело дрожали от перенапряжения, но мозг был свободен.
Лакки ринулся к передатчику, и никто уже не останавливал его…
Эванс сидел на стуле, упрятав лицо в ладони.
– Ничего не помню, – бормотал он одно и то же. – Ничего.
Бигмен, раздетый до пояса, обтирался мокрым полотенцем.
– А я помню, – заявил он с нетвердой улыбкой. – Все помню. Сначала я стоял и слушал, как ты, Лакки, болтаешь с голосом, а потом вдруг оказался на полу. Ничегошеньки не чувствовал, головы повернуть не мог, но слышал, что происходит. Слышал, что болтает голос и что ты ему отвечаешь. Я видел, что ты включил передатчик…
Он перевел дыхание и потряс головой.
– Но мне это удалось не с первой попытки, – возразил Лакки.
– Не знаю. Ты исчез из моего поля видимости, и все, что я мог дальше, это валяться как чурбан и ждать дальнейших событий. Но не происходило ничего, так что я уже решил, что они одолели и тебя. Я уже себе представил, как мы тут валяемся живыми трупами. И пальцем пошевелить не мог, А потом ты опять показался перед моими глазами, я хотел орать и смеяться от радости, но по-прежнему мог только лежать как труп. Ты что-то делал возле стены. Не могу сказать что, но через несколько минут все прошло.
– И что, мы действительно возвращаемся в Афродиту? – утомленно спросил Эванс. – Я не ошибаюсь, Лакки?
– Да, мы идем обратно, – кивнул тот. – По крайней мере, если верить приборам, а они вроде в порядке. Но когда мы вернемся и выдастся свободная минута, придется пройти медицинский осмотр.
– Спать, – возразил Бигмен. – Никаких осмотров, сразу спать. Хочу проспать два дня без перерыва.
– И это тоже, – кивнул Лакки.
Но Эванс был напуган своим опытом куда больше, чем остальные. Он сутуло съежился в кресле и вцепился в подлокотники.
– А что, они больше не связываются с нами? – спросил он с легким ударением на слове «они».
– Не могу гарантировать, – ответил Лакки. – Но похоже, худшее уже позади. Я связался со станцией.
– Точно?
– Ну да. Они даже соединили меня с Землей, и я переговорил с Конвеем. Эта часть дела позади.
– Тогда все в порядке! – радостно воскликнул Бигмен. – Земля предупреждена о В-лягушках!
Лакки улыбнулся, но комментировать слова Бигмена не стал.
– Но ты расскажи, наконец, – почесал в затылке Бигмен, – что произошло? Как тебе удалось их победить?
– Очень просто, – поморщился Лакки. – Все это можно было сообразить раньше и избавиться от ненужных переживаний. Голос сказал, что все, что им нужно от жизни, – это жить спокойно и думать. Помнишь, Бигмен? А потом добавил, что задобрить их нельзя. И только тогда я вспомнил одну простую вещь, которую мы с тобой прекрасно знали.
– Мы знали? – потерянно переспросил Бигмен.
– Конечно. Ты уже через две минуты после первой встречи с В-лягушкой понял, что жизнь и мысли – вовсе не все, что им требуется, далеко не все. Помнишь, когда мы всплывали, я сказал тебе, что венерианские растения накапливают кислород в своих тканях, так что животным на Венере нет нужды им дышать? И еще я сказал, что они, верно, получают его слишком много, и поэтому им так по душе вещества с большим содержанием углеводорода? Как тавот. Помнишь?
– Ну, – глаза Бигмена расширились.
– То есть он для них, что сласти для детей.
– Ну, – еще раз кивнул Бигмен.
– Теперь дальше. В-лягушки держат нас под контролем, но для этого им надо сконцентрироваться. То есть необходимо отвлечь их внимание, не так ли? По крайней мере тех, кто ближе к кораблю, их воздействие на нас сильнее. Поэтому я сделал одну простую вещь.
– Какую? Да не темни же ты, наконец!
– Я выкинул наружу открытую банку с вазелином. В аптечке нашел. Это чистый углеводород, там его куда больше, чем в тавоте. Против такого они устоять не могли, все ринулись к банке. А те, что дальше, которые находились с ними в телепатическом контакте, – стали думать об углеводороде. Они выпустили нас из-под контроля, и я смог связаться с Землей. Вот и все.
