Карен Тревис - За чертой
— Так значит, ты не бессмертный, — заметила Линдсей. На лице Беннетта ничего не отразилось. Она попыталась еще раз.
— Ты не заражен биотехнологией Франкленд.
— Никто из нас не заражен.
— Они ищут любые лазейки.
— Я так и думал.
Внезапно с его лица спала маска «я-простой-солдат», которую он обычно носил. Он наморщил нос.
— И поэтому, мэм, вы летите на Безер'едж с нами. — Что?
— У меня не было приказа не говорить вам, босс.
Шан гораздо лучше делала намеки. Но Беннетт, хоть и не изящно, свою задачу выполнил. Видно, что ему не особенно нравится скрывать от нее какие-то вещи. Линдсей не знала, чем отплатить за такую преданность.
И он не уйдет от ответа на прямой вопрос старшего по званию.
— О'кей, Эд, что это за возвращение на Безер'едж?
— Мы должны найти окольный путь, так сказать, войти туда с черного хода, если окажется, что парадная дверь заперта.
— А что именно нужно сделать?
— Взять образцы.
— Какие образцы? И если удастся приземлиться на Безер'едж, не будучи истертыми в порошок, то как вернуться сюда?
— В эти подробности нас еще не посвящали. Кроме того, как мне кажется, нашим спасением никто особенно не озаботится.
— Давай поговорим про образцы. Что за образцы? Где их взять?
— В колонии.
— Господи, Эд, не дури. Вы не сможете просто войти в Константин и попросить парочку образцов. Вес'хар слетятся к вам, как мухи. Колонистам мы там тоже не нужны, если ты помнишь.
Беннетт ничего не ответил. Он казался смущенным и внимательно изучал пиво в своем стакане. Может, у него и нет университетского образования, но он не дурак, отнюдь не дурак.
Боже, ведь он пытается что-то сказать мне. Линдсей ждала, что он поднимет глаза и откроется ей, но он упорно смотрел вниз.
Он сказал «в колонии», а не «у колонистов».
— Ну же, Эд.
— Будет эксгумация.
Это слово тоже не входило в его активный словарь. Возможно, он считал, что так смягчит для нее новость.
В Константине была только одна могила, колонисты предпочитали предавать своих мертвых оборачиванию в скальный бархат — медлительные, похожие на куски плюшевой ткани существа, которые питались падалью, просто переваривали их. Линдсей не хотела этой участи для своего сына. И Арас сделал для его могилки дивной красоты памятник из цветного стекла.
— Мне очень жаль, босс, — сказал Беннетт. — Но я подумал, что вам стоит знать.
Чем больше Линдсей старалась не слышать его слова, тем хуже она видела черно-желтые полосы на аварийном пожарном люке, на котором остановился ее взгляд. Она не ощущала ни живота, ни ног. Стена, которую она так тщательно возводила вокруг своего горя, рухнула в один миг, и Линдсей оказалась на краю пропасти.
— Для чего? — Она бы не поручилась, что произнесла эти слова вслух. — Для чего им выкапывать моего малыша? Да разве…
— Они просто проверяют всех и каждого, кто мог подвергнуться заражению, — мягко сказал Беннетт. — На самом деле у них нет никаких идей и ключей. Биотехнологии у суперинтенданта Франкленд и, возможно, у Араса. Но они вряд ли охотно передадут нам образцы своей крови.
Черно-желтые полосы стали четче. Линдсей все еще не сводила с них взгляда. Нужно держать себя в руках. Нельзя разорваться на части прямо сейчас, нельзя…
— Похоже, они убеждены в возможности случайного заражения. — За бесстрастными словами Линдсей пыталась скрыть невыносимую боль. — Так-так. Давай подумаем. Что мы знаем точно?
— Хагель говорит, что Шан назвала это чумой. И все, кто ее знает, отметают мысль о том, что она стала носителем этой биотехнологии за деньги.
Он оступился — назвал ее Шан. Линдсей это отметила, но никак не отреагировала. Она вновь проигрывала в памяти сцену их последней встречи с Шан. Она на нее орала, требовала ответа: почему Шан не спасла Дэвида? А Шан отвечала — в меру сдержанно, в меру отстраненно, как полицейский, сообщающий родственникам страшное известие: «Я инфицирована. Из-за этой инфекции может подняться настоящий бунт».
Может, Шан просто лгала, но Линдсей в этом сильно сомневалась. Если все это было подготовлено, то Шан наверняка позаботилась бы о том, как передать биотехнологию своим хозяевам. Она не из тех, кто надеется на авось. Но она изолирована от всех, стала изгоем, скрывается у инопланетян… Нет, она этого не планировала.
Линдсей отогнала от себя подобные мысли. Выдавила улыбочку. Ей казалось, что Беннетт слышит, как рвется на куски ее сердце.
— Давай еще по стаканчику, а, Эд?
— Мне жаль, босс. На самом деле жаль. Это отвратительно. Мы можем отказаться. Правда.
— Нет, мы это сделаем. И сделаем даже больше. — Боль отпустила. Дрожащий комок льда в ее животе теперь превратился, скорее, в кусок бекона. — Мы найдем эту хрень, чем бы она ни была, но не отдадим в руки корпораций. Это не лекарство, Эд. Это мощнейшее оружие.
Беннетт не допил пиво. Оно ему нравилось, Линдсей знала наверняка. Но ему не нравилось говорить ей такие страшные вещи.
— Командор Окурт меня в пыль сотрет за то, что я вам рассказал.
— Предоставь это мне. — Линдсей сжала его руку — еще один фамильярный жест, недопустимый между старшим и младшим по званию. Он посмотрел на ее руку так, будто она его обожгла.
Линдсей удалось сохранять свою обычную маску до того момента, когда она переступила порог каюты, которую делила с инженером, курирующим строительство временных жилищ в Джедено. Натали Чо в каюте не было. Линдсей рухнула на койку, рывком опустила звуконепроницаемую ширму и дала волю рыданиям, которые душили ее уже полчаса.
Увы, другого уголка для командора Невилл на корабле не нашлось. Натали Чо тоже не особенно радовала необходимость делить каюту с кем-то еще, и обе женщины искали уединения на своих закрытых койках, если случалось так, что их свободные часы совпадали.
Опуская ширму, Линдсей чувствовала себя так, будто запечатывала свинцом собственный гроб. Она уперлась руками в потолок ниши, чтобы убедиться, что он не опускается, угрожая раздавить ее. Потрясение от слов Адриана Беннетта нахлынуло с новой силой. Им так сдалась эта гребаная биотехнология, что они готовы выкопать из земли тело ее сына — так, на всякий случай… И они собирались сделать это, не сказав ей ни слова! Ее малыша…
Линдсей старалась заглушить рыдания, хотя все равно никто не услышал бы ее за занавеской. Неужели Шан тоже плакала, оставаясь одна? Или полицейская служба убила все человеческие чувства и у нее ни для кого не осталось слез, даже за закрытыми дверьми? Линдсей могла представить Шан в любой ситуации, но только не раздавленную горем, парализованную страхом или потерявшую голову от любви.
И в этом Линдсей придется стать на нее похожей. Нужно стать Шан, забыть обо всех человеческих чувствах и просто делать свою работу.
Где-то внутри словно щелкнул переключатель. Сначала биотехнология казалась ей чудесным лекарством, панацеей от всего. Потом превратилась в ценный товар, который необходимо добыть. Теперь же она видела в ней чудовищную угрозу, которая заставляла мужчин и женщин — нормальных мужчин и женщин — начисто забывать о человечности.
Похоже, вес'хар удалось разработать невероятную технологию и при этом не вытряхнуть из ящика Пандоры все бедствия, всех демонов до одного. Хотелось бы верить, что и человечество до такого дорастет, но как-то не верилось.
Биотехнология — оружие, привилегия, которая дорогого стоит, зерно общественного хаоса. Шан говорила чистую правду. И Линдсей поняла, почему Шан не допустила ее распространения даже для спасения детской жизни. Боль не ослабла от этого ни на миг, но Линдсей в конце концов поняла, что у Шан не было другого выбора.
Дался ли ей этот шаг мучительно? Или же она сделала единственно возможный выбор без тени сомнения? Не важно. Линдсей почти ей сочувствовала.
Но и это не важно тоже. Просто стало ясно — яснее, чем когда-либо, — что она должна убить Шан Франкленд.
Строительство биосфер в Джедено дало Эдди передышку от бесконечной съемки бесконечных домов исенджи. Отдел новостей на ура принимал кадры урбанистической дистопии, потому что ее создали инопланетяне — тема инопланетян сейчас, вне всякого сомнения, на пике популярности. Рейтинги зашкаливали, и никто не задавался вопросом «почему», пока дела шли хорошо.
Эдди отпустил камеру-пчелу «погулять» по строительной площадке. Она снимала идиллические картинки: исенджи и люди в робах вместе закладывают фундамент. Эдди поинтересовался, скольким исенджи пришлось переехать, чтобы освободить такое пространство в городе, где пространство — самый дефицитный ресурс.
— Нескольким тысячам. — Серримиссани перевела бульканье и щелканье одного из рабочих исенджи. — И все мигрировали с удовольствием, потому что люди — ценные друзья.
