Леонид Смирнов - Офицерский мятеж
Господин Васильев-Пятый владел горнодобывающими комбинатами и сетью термоядерных станций на океанском берегу. После того, как Сухова наградили Военным крестом и он должен был получить под команду фрегат «Котлин», промышленный магнат одарил «славного моряка морского же скорлупкою». Так звучал тост Васильева-Пятого в «Славянском базаре» — лучшем русском ресторане Нового Пинанга, где был устроен грандиозный банкет в честь доблестного экипажа геройски павшего в бою корвета «Джанкой».
«Скорлупка» по имени «Мария» была шестой или седьмой по скорости среди плавсредств, летающих под флагом Малайи, и имела запас хода до границы звездной системы и обратно. Целых два года можно было проплавать на катере без дозаправки воздухом и водой, благо он был снабжен регенераторами последней модели.
Получить разрешение на полет было плевым делом — в космопорте сегодня дежурил давний знакомый Сухова, отставной военмор Джей Вонг. Этот совсем еще молодой ханец жутко обгорел при крушении эсминца «Хайнань» и был списан на берег еще пять лет назад. В диспетчеры его взяли только благодаря ходатайству Флота.
Петр вырулил катер на стартовую позицию, ближнюю к ангару. Военмор повернул ключ зажигания. Стартовые ускорители опалили керамобетон. Они без труда обеспечат «Марии» вторую космическую скорость.
На катере было смонтировано отличное антиперегрузочное кресло. Оно обнимало пилота с любовью — как Маруся Петра в те дни, когда была в хорошем расположении духа. Антигравитаторов на такие «скорлупки» не ставили — слишком дорогое удовольствие. Да и какой полет в космос без перегрузки? Баловство одно.
Если смотреть на Малайю из космоса, планета похожа на бадью с разноцветной начинкой: грязно-бордовая жидкость с оранжево-зелеными разводами. Поверху все это добро присыпано узкими полосами стирального порошка — белыми перьями облаков. Не самое аппетитное зрелище, однако бывают планеты и похуже.
Петр сделал пару оборотов вокруг Малайи и решил облететь две главные луны: Саравак и Сабах. На естественных спутниках издавна стояли зенитные батареи и приближаться к ним было запрещено. Но яхту «Мария» хорошо знали и сбивать, разумеется, не станут.
Дежурный оператор батареи на Сараваке вышел на связь, заорал чуть не на весь звездный сектор:
— Куда прешь?! Свербит? Жена, что ли, не дала?
— Грубый ты, — укоризненно ответил Сухов. — Невоспитанный… А меня уже нет.
«Мария» ускорилась и за считаные секунды ушла из запретной зоны. Серая, изрытая оспинами метеоритных кратеров луна осталась позади. А впереди был Сабах — белесо-голубой «камушек», словно выкатившийся из сказки о Снежной королеве. Эту ледяную глыбу Малайя захватила совсем недавно — по астрономическим меркам, вчера: десять тысяч лет назад. Сабах медленно испарялся в лучах солнца, но, как говорят жители Малайи: «На наш век хватит…»
Подойдя впритык к запретке, катер сделал мертвую петлю и пошел выписывать кренделя. Голубоватая луна мелькала на переднем экране — не разглядишь. «Мария» бесподобно слушалась руля. Эх, так бы с корветами да фрегатами управляться!
В эфире вдруг заголосили. В одну секунду раздались несколько встревоженных голосов, и поначалу Петр ничего не понял. Кричала какая-то женщина, заглушая мужиков-диспетчеров и дежурных офицеров.
Наконец Сухову удалось разобрать: что-то взорвалось в самом центре военного городка. Есть разрушения и жертвы. Военмор погнал домой. Еще с орбиты он позвонил Марусе. На всякий случай. С ней ведь не могло ничего случиться. Но мобильник не отвечал. «Абонент временно не доступен…» Петра окатило холодом.
Он взял себя в руки, связался с госпиталем и попросил к телефону старшую хирургическую сестру Марию Кораблеву. «Это очень важно!» — настойчиво твердил Сухов и уговорил-таки дежурную. Она ушла искать и надолго пропала. Включенный телефон позволял слышать взвинченные голоса врачей. Кто-то потребовал список раненых, ему ответили, что идут операции, и врачам не до того.
Наконец дежурная вернулась и произнесла испуганным голосом:
— Она ушла домой. — И повесила трубку.
«С ней все хорошо», — твердил Сухов, пока сажал катер.
Самонаводящаяся ракета типа «земля — земля», — уловил знакомые слова в полицейских переговорах. Бросив катер у ангара, военмор запрыгнул в глайдер и помчался в военный городок. «С ней все хорошо», — продолжал уговаривать себя, когда прорывался сквозь полицейское оцепление.
На месте своего дома Петр обнаружил воронку метров семидесяти в диаметре. Дно ее еще дымилось, и в воздухе висел кислый запах взрывчатки. Полицейские установили прожектора и все было видно как днем.
Ракета попала точно в центр дома, пробила крышу и, пройдя сквозь перекрытия как нож сквозь теплое масло, взорвалась на уровне фундамента. Попади такая в «Джанкой», от корвета и мокрого бы места не осталось.
Сердце оборвалось. Сухов опустился на тротуарный бордюр. В голове была одна мысль: «Маруся… А где Маруся?»
Соседние таунхаусы сильно пострадали: взрывной волной у них выбило окна и двери, стены тут и там были рассечены трещинами. Вокруг воронки полиция натянула полосатые бело-красные ленты. Редкая цепь полицейских должна была сдерживать зевак. Впрочем, те не пытались сунуться в воронку, нюхнуть кислятины курящегося дымка.
Наконец военмор поднялся с пластфальта и побрел прочь от того места, где совсем недавно стоял его дом. Он не думал о том, что «внутренний голос» уже не впервые спас его. Мысль сейчас была все та же и только одна: «Где Маруся?» Она вспыхивала в его воспаленном мозгу, не получая ответа, снова и снова.
Когда его за плечи ухватили сзади чьи-то крепкие руки, Петр не остановился — он упорно продолжал идти сам не зная куда.
— Я тут, милый мой. Слава богу, ты жив!
Марусины слова возвратили его в мир.
— Деточка моя!..
Сухов подхватил ее на руки и закружил на улице, распугивая зевак.
— Твоя. Только твоя, — повторяла Маруся раз за разом.
Сухова допрашивал не констебль или следователь городской полиции, а офицер флотской контрразведки. Обстрел военного городка рассматривался как диверсия, направленная против военного флота ООН.
Лейтенант Койволайнен был медлительным и до крайности скрупулезным человеком. Вдобавок он оказался голубоглазым блондином — «идеальным представителем арийской расы». И рост имел соответствующий — под два метра.
Допрашивал контрразведчик военмора в гарнизонной гостинице — в номере, который выделили Сухову, пока он не подыщет себе новое жилье. Лейтенант расположился за обеденным столом, посредине которого высилась стопка чистых тарелок и неизменный хрустальный графин. Военмор сидел на потертом диване под громоздкой имитацией лосиных рогов. Маруся вяло копошилась на кухне — ждала, пока уберется незваный гость, чтобы подать поздний ужин.
Допрос тянулся уже почти час. Петр Сухов не мог понять, чего от него добивается въедливый финн. С первой минуты было ясно, что сказать капитану третьего ранга нечего. Но признать это и уйти ни с чем лейтенант не желал.
— Вы утверждаете, что вам никто не угрожал в течение календарного года?
— Так точно, — терпеливо ответил Петр, хотя терпение его стало иссякать.
Разговор шел по третьему кругу. Очевидно, лейтенант снова и снова перепроверял ответы военмора, пытаясь поймать его на лжи.
— И вы не замечали ничего подозрительного после вашего возвращения со Старой Земли?
— Так точно.
Койволайнен почесал розовый висок. Вся его кожа была розовой, как после сауны.
— Нестыковочка получается, господин военмор. — Голос контрразведчика из сонно-равнодушного стал ласково-подозрительным. — Вы ничего не рассказываете о покушении на вашу жизнь во дворе отцовского дома в Париже. Тогда могли серьезно пострадать вы и кондуктор Спиваков.
— Во-первых, вы меня не спрашивали о Париже. Во-вторых, дурацкую выходку пьянчужки я не считаю покушением. А если бы мне на китель капнул голубь — это тоже считалось бы нападением на командный состав Флота?
Контрразведчик оценил русский юмор.
— Если голубя специально напичкали дерьмом и навели на вас по спутнику, то да.
Сухов кашлянул в кулак. Койволайнен был непробиваем.
— Желай кто-то убить меня в Париже, я бы здесь не сидел и с вами не разговаривал. Устроив позицию на крыше дома, снайпер мог бы снять меня при любом выходе в город и незаметно ушел. Вряд ли один худосочный кондуктор загородил бы меня от пули.
— Я предлагаю вам снова напрячь мозги и подумать как следует: кто точил на вас зуб, кому вы мешали. Завтра я приду снова. Надеюсь услышать что-нибудь новенькое.
Наконец контрразведчик встал со стула, надел фуражку и, едва не задев тульей притолоку, вышел в коридор.
