Сергей Волков - Марсельеза
Мой приятель, хороший парень Колька Шаповалов, считал, что голос «Наташи» – это глас Вселенского разума. Колька разбился во время испытательного полета на стратоплане под реестровым номером 777. Колька верил в удачу…
А Сохатый верил в себя и еще во что-то, чему нет названия. Возможно, в молодости он верил и в науку, но когда тебе девяносто шесть, наука становится всего лишь инструментом, штангенциркулем для измерения неизмеримого.
Я же… Я, наверное, не верю вообще ни во что. Поэтому вопрос про Бога, заданный Сохатым тогда, на кухне, показался мне простым и даже бессмысленным.
– Ну и дурак! – усмехнулся Сохатый, выслушав мое: «Нет, не верю». – Космо-онавт обязан верить в Бо-ога. Иначе он его не узнает, ко-огда встретит…
Виток шестой
Мы и вправду просидели всю ночь, до рассвета. Сохатый раскладывал на столешнице пожелтевшие листки из своей древней папки, и по-стариковски щурясь, зачитывал наиболее интересные, по его мнению, места. Временами мне казалось, что я уснул и вижу сон. Назвать выкладки седого академика бредом мне мешала вежливость. Но назвать их как-то иначе не давал здравый смысл.
Неожиданно Сохатый прервался и уставился на меня своими небесными глазами, точно хотел разглядеть что-то очень маленькое и незаметное.
– Ты во-от думаешь – выжил дед из ума, да? – прохрипел он и коротко кхехекнул. – Нет, Са-аша, тут то-оньше. Но в одном ты прав: годы – мо-оя беда. Ты мне нужен. Не обижайся, но кро-оме тебя, никто не согласится. Ты лучший из средних…
Потом, впоследствии, он часто повторял это: «Не обижайся». Наверное, в душе ему было неловко. Наверное, он переживал. Но надо отдать должное его характеру – со мной Сохатый был честен и откровенен. Он мог использовать меня в темную, мог! Но с самого начала, с той самой кухонно-коньячной ночи, я был посвящен во все его планы.
Обижался ли я? Да. Обижался, и сильно. Черт возьми, когда тебе прямо говорят, что ты идеальная подопытная мартышка для проверки бредовой теории, построенной на сплошной мистике и эмпирике, трудно не обидеться. Но я загонял свою обиду вглубь, в самые недра, в бездны, в пропасти, в ад, в ледяное озеро Коцит, потому что всякий раз говорил себе: «Это твой волшебный, последний и единственный шанс, Санек. Другого уже не будет».
Знаю – Сохатый это понимал, мало того, я для него тоже был последним и единственным шансом.
Он нашел меня на «развалах» отдела кадров, нашел, точно следуя своей теории. Занятно. У него было три десятка параметров, по которым он подыскивал «идеального» пилота, который НЕ МОГ НЕ ВЕРНУТЬСЯ.
И я подошёл по каждому из них.
Ближайшая ко мне кандидатура отставала от меня на восемь позиций. По числу витков, которые мне следовало намотать вокруг Марса.
Потом, когда проект, что называется «пошел», я много думал о превратностях судьбы. Однажды даже спросил Сохатого:
– Виктор Николаевич, а если бы меня не существовало? Или если бы в картотеке вам не попалось мое дело?
– Тогда я бы еще покоптил с го-одок – и на Ваганьково, – спокойно прохрипел он в ответ и снова вытаращился в монитор, по неистребимой привычке напевая себе под нос по-французски:
Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!
Виток седьмой
Несколько раз вечерами Сохатый вызывал меня в конференц-зал. Наверное, хотел внушить мне уверенность, «дать установку», поддержать психологически.
Я сидел в полумраке за овальным столом, а он расхаживал своей шаркающей походкой у огромного дисплея, «крутил кино» и хрипел пояснения.
С экрана на меня глядели люди, запечатлённые в мраморе и бронзе, изображённые на гравюрах, рисунках, фотографиях. Про некоторых я знал, о большинстве слышал впервые.
Все они, по точному выражению Сохатого, были обреченными победителями, победителями-самоубийцами. Герои, первопроходцы, рыцари без страха и упрека, ведомые вперед жаждой славы и непомерным честолюбием. Молодые и сильные, опытные и мудрые, они мечтали оставить след на земле и в истории. И всех их, от Ермака, Василия и Татьяны Прончищевых, Фернана Магеллана, Генри Гудзона, Роберта Кука, Витуса Беринга, Георгия Седова – и до Роберта Скотта, Рауля Амундсена, Валерия Чкалова, Сигизмунда Леваневского, того же Владимира Комарова, объединяло одно – они погибли. Погибли, потому что шли на неизвестность с открытым забралом, штурмовали бастионы своей мечты по всем правилам. Они очень хотели победить, но «хотеть» вовсе не всегда значит «мочь». Им нужна была победа ради самой победы. А с точки зрения Лосева должно быть иначе.
– Ты знаешь, Са-аша, почему в наших сказках Иванушка-дурачо-ок всегда получает Василису Прекрасную и по-олцарства? – хрипел Сохатый. – Почему Змея Го-орыныча рубил на куски он, а не всякие богатыри и рыцари? Потому что Иванушка – неучтённый фа-актор. Система «герой-антигерой» отражает противостояние чёрного и белого. В природе такое напряжение обычно приво-одит к аннигиляции. К тотальному уничтожению причины возмущений. Приро-ода не любит революций. Ей только эволюцию подавай. А Иванушка – он весь в крапинку. И именно по-оэтому система даёт сбой. Ко-онечно, и ему приходилось не сла-адко. И до «живо-ой воды» порой доходило. Но это тоже обязательный фа-актор. Неудачи, которые можно прео-одолеть – чтобы не случилось неудачи крупной, фата-альной…
Я кивал – и ничему не верил. Хотя, Иванушка-дурачок – это все же лучше, чем просто дурачок, доверившийся бронтозавру домобильной эпохи…
Однажды метельным февральским вечером Сохатый не стал включать дисплей. Он сел напротив, как когда-то мы сидели на моей кухне, и сказал:
– Сергей Па-алыч ведь не зря Юрку отправил. Там такие фигуры были… Ну, ты зна-аешь, слыхал – Титов, Береговой, Попович, Николаев, Быковский, Волынов… Орлы! А по-олетел этот паренёк из-под Гжатска. Потому что – система! Палыч её проинтуичил. Сердцем про-ощупал, а может, печёнкой. У меня такой интуиции нет. Но я пятнадцать лет со-обирал материал… Материализм идёт к чо-ортовой бабушке! И поэтому ты полетишь и вернёшься, по-онял?
– А как же американцы, китайцы, европейцы? Они, выходит, с открытым забралом? – спросил я тогда.
Вместо ответа Сохатый достал из своей папки несколько измятых листов в прозрачном файле, сунул мне и молча вышел.
…Я помню их имена и биографии наизусть. Я не учило это специально. Я не обладаю феноменальной памятью. Просто есть вещи, которые человек запоминает даже помимо собственной воли.
«Орион-7» с тремя астронавтами на борту, 2019 год. Американцы очень торопились первыми достичь Марса. В спину им дышал Старый свет, где в конструкторских бюро Европейского космического агентства уже проектировались первые «дыроколы», которые позволяли «оказаться» около любого объекта Солнечной Системы за считанные недели. Следовало лишь отойти подальше от Земли, «прыгнуть» в заданную точку пространства, накопить энергию и вернуться…
«Орион-7» промахнулся. Как, каким образом – это осталось загадкой, но последнее сообщение от командира первой марсианской экспедиции Говарда Стоккера в НАСА получили, когда «Орион-7» удалился от Марса на два с лишним миллиона километров. Сообщение было очень коротким: «Храни нас Господь».
Спустя четыре года стартовала ЕКАвская «Аврора», первый в истории космонавтики корабль, оснащенный генератором абсолютного поля, в просторечии «дыроколом». «Аврора» – белоснежные цилиндры, шары и синее кольцо генератора вокруг – оставила яркую вспышку и ушла в неизвестность. Вместе с ней исчезли и пять членов экипажа.
Китайцы подошли к полету на Марс весьма основательно. Их «Шугуан-15» с семью тайконавтами на борту должен был не только достичь Марса, но и сесть на его поверхность. Поначалу все шло гладко, и ведущие космические державы уже начали завистливо скрежетать зубами, но «Шугуан-15», успешно выйдя на орбиту, по неизвестным причинам сгорел в обманчиво неплотной атмосфере Марса. Ярко-оранжевую полосу, оставленную погибшим кораблем на марсианском диске, говорят, было видно в телескопы.
Наш Росавиакосмос все это время катал на орбиту туристов, сажал на поверхность Луны автоматические станции, успешно развивая проект «Гелий-3», и слал телеграммы соболезнований. А потом к Курганову пришел Сохатый со своей сказочной «теорией негероя»…
Я и в самом деле помню их биографии. Там сплошные Гарварды, Стэнфорды и Оксфорды, курсы и стажировки. Там совершенно здоровые футы и дюймы, учёные степени и улыбчивые жёны с детьми. Там воинские звания и государственные награды. Там прекрасные морально-деловые, там высокая стрессоустойчивость и лестные отзывы товарищей. Там героизм, настоящий героизм сынов и дочерей нашей Олд-мамми.
Теперь у всего этого нет даже могилы…
И уж, конечно, весьма блёкло на их фоне выглядит моя скромная персона. В лётное училище я поступил лишь со второй попытки. Летал – так себе, нормативы сдавал на твёрдые четвёрки, но никогда не блистал. В 2018-ом, во время аварийной посадки, сломал ногу. В космонавты пошёл за компанию с Колькой Шаповаловым, да ещё в надежде на приличный заработок.
