Венедикт Ли - Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2)
Привратницы в общественных туалетах не видят лиц входящих. Лишь руки, протягивающие деньги… Руки в перчатках? Да. Фасон? Смотрите внимательно… Тот же самый или очень похожий.
Так проявился маршрут. Киоск на углу Адмиралтейской и Северного ветра. Дальше – туалет. Запереться в кабинке, и не спеша подготовить письмо. Там же выбросить карандаш и трафаретку. Три квартала до почты и паранойя успокоена – при законопослушной гражданке Острова больше нет улик страшного преступления.
Все окрестные магазины женской одежды. Покупки в период с 12.01.1357/00:00 по 13.01.1357/13:59. «Ну, это я занудствую. Как бы резва она ни была, а сварганить это черное дело за минуту… Ха!» О том, что так можно найти только покупателя, расплатившегося чеком, Иомен своим агентам не сказал. Чтобы не расхолаживать.
Упорство иногда вознаграждаются удачей. Чек номер такой-то, эмитирован Банком Магистрата, заполнен почерком аккуратным и ровным. Сумма… перчаточки, короче. Фасонистые. Время на кассовой ленте: 13 часов 27 минут 13 января. Полчаса таинственной особе хватило на все. Самый значительный банк Мира не выдает сведений о владельцах счетов, но… разборчивая подпись на чеке избавила Иомена от дальнейших хлопот. «Что в имени тебе моем?» Да все, кроме подробной биографии. Ее, захотим – расскажете сами. Седа Лин, шестнадцати лет.
Иомен чувствовал себя очень усталым. Возможно, оттого ему пришла в голову мысль, что он был бы гораздо счастливее, выбравши себе в жизни другую профессию.
Все время, пока ее везли ко Двору Хозяйки, Седа уверяла себя, что это ерунда. Вроде глупого сна. И боль в скованных за спиной руках ей только чудится. Не могла она в реальности так быстро провалиться. После того, как все продумала и так осторожно сделала. Только вспоминая, какое у мамы стало под конец разговора с офицером Безопасности лицо, понимала, что все наяву. Но ощущение кошмара не проходило.
Ее ввели в длинный, покрытый красным ковром холл, освободили руки. «Цвет крови».
Иомен прошептал:
– Будьте вежливы. Прошу вас.
В дальней стене скользнула в сторону дверь, и Седа увидала стоявшую в проеме кареглазую, темноволосую женщину в лимонно-желтом кимоно. «Кто она?»
– Иди сюда, школьница, – голос показался Седе смутно знакомым. «Откуда ее знаю?»
Женщина, видя замешательство Седы, поманила ее.
– Ближе-ближе. Не укушу. И перестань играть с косичками.
Села обнаружила, что по детской еще привычке держит в руке хвост левой косы.
– Это – не косички… – легкий, как будто звенящий выговор Седы, странно контрастировал с сильным голосом женщины.
– А что же?
– Косы.
– Хорошо. Еще меня поправишь?
– Я – не школьница. Лицеистка.
Женщина смерила Седу взглядом.
– Ах да. Второй лицей. Дурацкие коричневые платья с идиотскими воротничками. Входи… лицеистка.
Иомен сунулся, было, следом.
– Ваше вы…
– Брысь!
Дверь закрылась, оставив Седу и женщину вдвоем. Новая комната была меньше, уютнее, с разбросанными по полу пуфиками.
– Присаживайся, лицеистка. Туфли скидывай, здесь тепло. Я – босиком, видишь? Чаю хочешь?
Седа медлила. Чайник и чашки – прямо на полу. Чаевничать придется тоже сидя на полу в позе вольной, которую узкое платье Седы не допускало.
– Зря, – сказала женщина. – В сухомятку твое произведение плохо глотается.
Она протянула Седе злополучную открытку.
– И не стой, садись. Жуй старательно. А я посмотрю, какая у тебя будет физиономия. У меня была такая же, когда я это читала. А когда представила, что это увидят… считай, в каждом доме!! Станут показывать друзьям… знакомым… Ты – первая, кто сделал со мной такое!!
Знакомый с детства, глубокий, с легкой хрипотцой на низких тонах, хорошо модулированный голос. Голос, могущий от вкрадчивого шепота срываться почти на крик, и вновь опускаться до тихих, интимных интонаций. Многие годы каждый месяц Хозяйка обращается по радио к подданным, донося до них свою силу и волю. Но редко кому удается увидеть «ее высочество» воочию. Седа представляла ее совсем не такой. И далеко не каждому встреча с Хозяйкой приносит удачу.
Они обе так и остались стоять и Седа обратила внимание, что на каблуках она выше Хозяйки, значит та комплекцией своей, почти не отличается от нее – школьницы выпускного класса.
– Это ничего, – сказала Хозяйка. – Я могу укоротить тебя на целую голову. Жуешь? Молодец.
Быстро прикрылась рукавом, потому что в этот момент Седа выплюнула горьковатую бумажную кашицу ей в лицо.
– Правда, молодец, – похвалила Хозяйка. – Не пресмыкаешься. Получай награду. Литературная премия от Хозяйки Острова – казнь на площади Искупления. Сама знаешь: в Вагноке – это главная площадь. Цени. По радио и видео уже объявили. Выходи, не то опоздаешь.
Дверь отворилась, за нею стоял майор Иомен.
– Берите ее, – сказала Хозяйка, и Седе вновь показалось, что видит сон.
Сделала шаг, другой. Идти почему-то было трудно. Обернулась к Хозяйке.
– Вы злитесь на зеркало.
Очень было странно идти по улице с майором Иоменом. Седа подумала, что отсутствие охраны – лишь видимость. Попробовать убежать? Куда же? Она не станет позориться.
– На чем я провалилась? – спросила Седа.
– На дилетантстве, – хмуро ответил Иомен. – Вы мстили за кого или у вас принципы образовались?
– Кто-то должен…
– Что?
– Ничего. Вы делаете, что считаете правильным. И я сделала.
– Я делаю то, что считаю неправильным, – сказал Иомен.
Они вышли на выгороженную металлическими стойками часть площади, с деревянным столбом посередине, по периметру стояла охрана. Народу было мало, настроение у всех какое-то оглушенное. «Чувствую себя идиоткой. Скажи мне кто, что это будет так, не поверила бы».
– Это похоже на фарс. Вы не согласны?
– Это и есть фарс, – сказал Иомен. – Вы бы помолчали. Вам умирать, а вы языком мелете.
«Если замолчу, то заплАчу…»
Захотелось обругать Иомена, но его уже не было рядом, только две мускулистые тетки, которые грубо схватили ее и потащили к столбу. Седу привязали, заведя руки назад, она пару раз брыкнулась, после чего ноги ей, подогнув, тоже крепко притянули к опоре. Во время борьбы платье Седы лопнуло по швам в нескольких местах, и одна из экзекуторш стала срывать его с тела девушки, подрезая острым стилетом. Когда блестящее лезвие мелькнуло у ее глаз, Седа постаралась не моргнуть. Палачка хмыкнула и занялась бельем Седы.
В преддверии тайны, что скоро открою
Я вижу дома и мосты над рекою,
Как вечер неспешно заходит в аллею,
В далеком окне солнца блик пламенеет,
Я вижу, я слышу,… я знаю, что будет,
Когда я уйду. Не исполнятся люди
Печали. Не будет ни вздохов, ни горьких рыданий –
Чего, в самом деле, мы все не видали?
Что капля для моря? Песчинка в пустыне?
Снежинка в сугробе, невидима стынет?
Потерян один в череде поколений,
Секунды не станет в потоке мгновений –
Никто не заметит. Не вздрогнет пугливо.
В распадке не смолкнет ручей говорливый.
Продолжится шествие ночи и дня,
Когда в этом мире не станет меня.
Исчезнет лишь малость. Луч света в окне
Погаснет, растаяв в таинственной мгле.
И говор случайный на улицах поздних,
На лозах висящие пыльные гроздья,
Вина терпкий вкус и дразнящие ласки,
Сцена, оркестр, театральные маски…
Актеры и зрители – всех вас не будет,
Исчезнет весь мир: страны, горы и люди.
Секрет этот вечный отдам не тая:
Исчезнете все вы, останусь лишь я.
– Ваше высочество…
– Выйдите вон.
Иомен вернулся в приемную. Двое сегодняшних дежурных – парень и девушка – курсанты- эльберовцы, воззрились на него. Иомен ответил на невысказанный вопрос:
– Занята. Глаз не подняла. И… что на мониторе?
На мониторе была вечерняя площадь. На широте столицы Острова темнело быстро.
– По-моему, это – дикость. Пережиток прошлого, – сказала девушка, с вызовом глядя на Иомена.
– По-моему – тоже, – согласился Иомен. – Вы пойдете, скажете ей? Тогда там вас станет двое, – он показал на монитор.
– Иомен! – прозвучал голос из динамика на столе.
– Иду, ваше высочество! – заторопился Иомен.
В кабинете Хозяйки царил полумрак, рассеиваемый настольной лампой да светом монитора, такого же, как в приемной. Хозяйка уже не расхаживала из угла в угол, а сидела за столом. Иомену сесть не предложила. Вскинула голову, лицо ее по контрасту с желтым отсветом кимоно показалось Иомену призрачно бледным.
