Джек Вэнс - Лампа Ночи
— Теперь это будет мне сниться как кошмар, — прошептал жене Хайлир.
— Потерпи… ради науки, — улыбаясь, ответила она. Танцорки то расширяли, то сужали круг, выкидывая вперед согнутую в колене правую ногу и покачивая массивными ягодицами; правое плечо уходило вперед, ловило ритм и затем все повторялось, но уже с левой ноги.
Скоро женский танец закончился, и танцующие отошли выпить пива. Музыка стала громче и патетичней; в круг по одному выходили мужчины. Они сначала выбрасывали ноги вперед, потом назад, выделывали сложные движения бедрами, руками и плечами, подогревая себя резкими хлопками в ладони. Но и они вскоре ушли пить пиво. А музыка все не прекращалась, и мужчины Вонго начали новый танец, требовавший много места. Танец этот состоял из прыжков, ударов ногами и неких сложных акробатических движений, подкрепляемых криками триумфа по окончании каждого особенно трудного. Скоро все устали и снова отошли к пивным бочкам. Однако это был еще далеко не конец веселья. Через несколько мгновений мужчины возвратились к самой кромке костра и приступили к любопытной практике лоутеринга. [5] Поначалу мужчины встали, пьяно расслабившись и глядя куда-то в небо, словно указывая на то созвездие, которое собирались оскорбить. Затем один за другим высоко подняли сжатые кулаки и принялись выкрикивать проклятия и вызовы своим далеким оппонентам:
— Эй вы, умытые крысы, идите сюда! Вы, выскочки и поедатели мыла! Вот мы стоим и жаждем вас! Мы готовы, мы сожрем ваши желудки! Приходите же, приводите своих жирнощеких воинов, мы превратим их в дерьмо! Мы искупаем их в воде! Мы не боимся вас! Не боимся! Мы победим!
И почти как по заказу на небе вспыхнул сноп света, и по земле застучали редкие капли дождя. Чертыхаясь и вопя проклятия, цыгане племени Вонго бросились под защиту повозок. Площадка мгновенно опустела, если не считать Фэйтов, которые, однако, тоже поспешили, хотя и не столь ретиво, к своему флиттеру. В Шронк они вернулись к утру, весьма довольные собой и ночной работой.
Утром супруги отправились на местный базар, где Алтея купила пару необычных канделябров, чтобы пополнить свою коллекцию. Музыкальных инструментов, представлявших интерес, они здесь не нашли, но узнали, что на рынке деревеньки Латуц, в сотне миль к югу, есть цыганские инструменты всех сортов, включая и современные, и такие древние, которые можно найти только на чердаках старых домов. В деревушку эту обычно никто не ездил. Вообще цены здесь были низкие, но, видя в Фэйтах людей из другого мира, им заломили плату выше всякого разумного предела.
И все же на следующее утро Фэйты полетели на юг, барражируя совсем низко над дорогой, идущей вдоль пустынных Вайчинг-Хиллз прямо на восток степи.
В тридцати милях от Шронка они наткнулись на неожиданную сцену. Внизу на дороге четверо крестьянских парней, вооруженных дубинками, тщательно забивали до смерти визжащее существо, лежавшее в пыли у них под ногами. Несмотря на хлещущую кровь и переломанные кости, существо пыталось защищаться и дралось за свою жизнь с отчаянным мужеством, что показалось Фэйтам признаком сильного и благородного духа.
Они посадили флиттер прямо на дорогу и заставили парней отступиться от своей поверженной жертвы, которая при ближайшем рассмотрении оказалась темноволосым мальчишкой пяти или шести лет от роду, изможденным от голода и одетым буквально в лохмотья.
Крестьянские парни не ушли, а продолжали стоять поодаль. Самый старший из них поспешил объяснить, что существо это совершенно дикое, настоящий зверек, который, дай ему волю, вырастет в настоящего разбойника. Поэтому самое разумное — уничтожить такого молодца, пока есть такая возможность. Словом, если путешественники будут столь добры, что отойдут, парни быстренько закончат свою работу, и всем будет хорошо.
Фэйты презрительно промолчали в ответ на предложение крестьянского парня с мощными челюстями. С крайней осторожностью супруги подняли искалеченное дитя на свой флиттер, на что истязатели смотрели с нескрываемым разочарованием. Потом они долго рассказывали в поселке о том, как странная пара в диких одеждах, по всей вероятности, пришельцев из других миров, не позволила им привести в исполнение справедливый приговор.
Фэйты поместили полуживого мальчика в клинику Шронка, где Соулек и Фексель, местные военные врачи, долго выхаживали едва теплившуюся жизнь маленького существа. Наконец состояние больного стабилизировалось, и мальчик оказался вне опасности.
Соулек и Фексель, ссутулившись от усталости и с потемневшими от напряжения лицами, отошли от больного. В глазах их светилось удовлетворение.
— Вот работенка, — вздохнул Соулек. — Я уж думал, мы его потеряем.
— Ничего, стоило вытянуть наш единственный шанс, — подхватил Фексель. — Мальчишка уж очень не хотел умирать.
— Прекрасный парнишка, даже в этих шрамах и повязках, — продолжил Соулек. — Как можно было бросить такого красавчика!?
Фексель еще раз тщательно осмотрел руки, горло и зубы малыша.
— Лет шесть, не больше. Он вполне может сойти за человека из других миров, причем — высшего класса.
Мальчик спал, и врачи позволили себе пойти отдохнуть, оставив дежурную сиделку.
А мальчик продолжал спать, медленно наливаясь во сне новой жизненной силой. Фрагменты памяти в его сознании, понемногу соединяясь, начали восстанавливаться. Ребенок беспокойно завертелся, и сиделка, заглянув ему в лицо, поразилась увиденному и тут же вызвала Соулека и Фекселя. Врачи прибыли в тот момент, когда больной вовсю боролся с повязками, связывавшими его движения. Глаза его были закрыты, но он шипел и пыхтел по мере того, как все активнее начинало работать его сознание. Обрывки памяти, сплавляясь воедино, превращались в цельные блоки, порождавшие фейерверки образов, слишком страшных для маленького ребенка. У мальчика началась истерика, заставившая биться в конвульсиях его переломанное тело. Какое-то время врачи стояли в полном недоумении, но, поборов шок, ввели седативные средства.
Почти сразу же малыш расслабился и затих. Глаза его оставались закрытыми, но ни один из врачей не мог поручиться, что он спит.
Прошло шесть часов, во время которых Соулек и Фексель успели отдохнуть. Вернувшись в клинику, они рискнули отменить седативные лекарства. Первые несколько мгновений все казалось нормальным, но вскоре мальчик опять впал в буйство. Жилы на его шейке напряглись, глаза готовы были выскочить из орбит. Однако напряжение постепенно ослабло, и с губ малыша сорвался такой скорбный стон, что оба врача испугались и снова ввели лекарство, чтобы предупредить худшее.
На этот раз рядом с ними присутствовал и еще один врач, коллега из центрального медицинского отдела Танцига, проводивший в Шронке спецсеминары. Его звали Мюрил Уониш, он специализировался на церебральных нарушениях и на гипертрофических патологиях мозга в целом. Обрадовавшись такой возможности, Соулек и Фексель препоручили изувеченного ребенка специалисту.
Доктор Уониш просмотрел список переломов, трещин, смещений, повреждений и контузий, имевшихся у мальчика, и покачал головой.
— Почему он не умер?
— Мы уже задавали себе этот вопрос не единожды, — ответил Соулек.
— До сих пор он просто отказывался умирать — вот и все, — пояснил Фексель. — Но долго он так не выдержит.
— У него в памяти какой-то ужаснейший жизненный опыт, — добавил Соулек. — Во всяком случае, мне так кажется.
— Избиение?
— Возможно, но моя интуиция говорит другое. Когда он вспоминает нечто, воспоминание становится для него непереносимым. Или это мы сделали что-то неправильно?
— Все правильно, — отрезал Уониш. — Я подозреваю, что события его жизни сомкнулись в некую петлю с искаженной обратной связью. И теперь вместо улучшения наступает ухудшение.
— И неужели… никакого лечения?
— Что вы! Петля обязательно должна быть разорвана. Это единственный выход, — Уониш еще раз обследовал мальчика. — О его прошлом, конечно, ничего неизвестно?
— Ничего.
— Давайте-ка, попробуем сами заглянуть ему в голову. Введите еще успокаивающего, пока я готовлю инструменты.
Уониш провозился час, присоединяя к мальчику свою аппаратуру. Наконец две металлических полусферы охватили детскую голову, оставив свободными только тонкий носик, рот и подбородок. Металлические рукава охватили запястья и лодыжки, металлические ленты намертво держали грудь и бедра.
— Начинаем, — объявил Уониш и нажал кнопку. Экран пришел в движение, на нем явственно изобразились ярко-желтые линии паутины, которую Уониш определил как схематический план сознания мальчика. — Здесь явно имеются топологические нарушения, и все же… — его голос дрогнул, и доктор невольно склонился ближе к экрану. Несколько минут он прилежно изучал дрожащую паутину и фосфоресцирующие клубки, издавая при этом то короткие восклицания, то пронзительное шипение, подобное свисту изумления. Наконец Уониш обернулся к Соулеку и Фекселю, — Видите эти желтые линии? — Он ткнул в экран карандашом. — Они представляют собой сверхактивные связи. Когда эти линии спутываются в клубки, это причиняет беспокойство, что мы с вами и наблюдаем. Надеюсь, излишне говорить, что я, конечно же, все чрезмерно упрощаю.
