Айзек Азимов - Звезды как пыль
Медленно, на цыпочках, Байрон двинулся назад. С расстояния шести футов он увидел белый луч, пробивающийся сквозь тьму. Там, в дальнем углу, находился счетчик, но его внешний вид ничего не говорил Байрону.
Счетчик находился здесь с самого начала. Большинство студентов, прибывших на Землю из Внешних Миров, в первую же неделю приобретали подобный счетчик. Все они знали о необходимости предохранения от царившей на Земле радиации. Правда, вскоре они благополучно забывали о приборе, но Байрон оказался не столь беспечен, за что и благодарил сейчас небо.
Он пошарил рукой по столу, ища оставленные там с вечера наручные часы. Те оказались на месте. Когда он осветил циферблат лучом фонарика, рука его слегка задрожала. Стекло часов – даже не стекло, а пластик, очень твердый и обычно прозрачный, как слеза, – оказался белым. Он отвел руку с часами и взглянул на циферблат под другим углом.
Тот остался белым.
Байрон вспомнил инструкцию. Индикатором сильного радиационного заражения был голубой цвет, и именно он ассоциировался на Земле со смертью. Как только индикатор загорался голубым светом, владелец счетчика, по земным законам, должен был немедленно отправиться в больницу для прохождения лечения. Это правило никогда не нарушалось. Врачи с помощью фотоэлектрических приборов изучали интенсивность свечения и определяли степень заражения.
Ярко-голубой цвет нес в себе смерть. Он был необратим, как и происшедшие в человеке изменения; он не оставлял надежды. Человеку оставалось только ждать несколько дней или несколько недель. Единственное, чем теперь могли ему помочь в больнице – тщательно подготовиться к кремации.
Но сейчас свет был белым, и у Байрона отлегло от сердца.
Уровень радиоактивности не слишком велик. Что это – обратная сторона шутки? Поразмыслив, Байрон засомневался. Никто не стал бы шутить таким образом. Особенно на Земле, где за незаконное хранение радиоактивных материалов заключали в тюрьму. Здесь, на Земле, весьма серьезно относятся к радиации. Для этого имеются достаточно весомые основания.
Ему пришла в голову мысль о преднамеренном убийстве. Но почему? Для этого не было никаких причин. Прожив на свете двадцать три года, он не нажил ни одного серьезного врага, который мог бы желать его смерти.
Байрон пригладил взъерошенные волосы. Мысль о врагах раздражала его, да и повода думать так не было. Он вновь вернулся к шкафу. Там должно было находиться то, что излучало радиоактивные частицы; что-то такое, чего еще четыре часа назад там не было.
Нужный предмет сразу же бросился ему в глаза. Маленькая коробочка, ни одна из граней которой не превышала шести дюймов. Байрон узнал ее, и губы его задрожали. Он слышал о подобных вещах, хотя видеть ему такие штуки до сих пор не приходилось. Он направил счетчик на дверь спальни. Шелест слегка утих, потом и вовсе прекратился. Но как только Байрон поднес часы к коробочке, счетчик заработал вновь. Сомнений не оставалось.
В шкафу пряталась радиационная бомба.
Уровень радиации пока не являлся смертельным; это был только детонатор. Где-нибудь снаружи коробочки находилась и сама атомная бомба. Пока что содержащиеся в ней изотопы находятся в состоянии покоя, но при определенных условиях может произойти взрыв, и тогда смертоносный поток радиоактивного излучения убьет все живое в радиусе шести миль от эпицентра взрыва.
Как определить время взрыва?! Это может случиться через несколько часов или в следующую секунду. Руки Байрона беспомощно повисли вдоль туловища, фонарик упал на пол. Ужасная истина оглушила его.
Он должен был умереть.
Умирать Байрону не хотелось, но он не мог найти выход из создавшейся ситуации.
Он припомнил расположение комнаты. Она находилась в конце коридора. Напротив нее, а также сверху и снизу были другие комнаты. Комната сверху ничем не могла оказаться ему полезной. Соседняя комната на этом же этаже граничила своей ванной с его ванной, что тоже не могло помочь.
Оставалась комната снизу.
В помещении было несколько складных стульев. Байрон взял один из них. Размахнувшись, он ударил им об пол. Стул глухо стукнул. Байрон методично стал наносить удары, с каждым разом все сильнее и сильнее. Ему было необходимо разбудить спящего соседа. Не прерывая своих усилий, Байрон обдумывал, в каких выражениях извинится перед соседом за причиненное беспокойство.
Внезапно до него донесся слабый шум, и он замер, занеся стул над головой. Шум повторился. Он исходил от входной двери.
Байрон опустил стул и вслушался в темноту, ожидая услышать шум открывающейся двери.
Кто-то из-за двери окликнул его по имени.
– Фаррилл! Фаррилл! – и потом: – Ты здесь? С тобой все в порядке?
– Не входите! – крикнул он. До его сознания вдруг дошло, что при открывании двери бомба может взорваться.
Видимо, его услышали, и тяжелые шаги зазвучали, удаляясь вглубь коридора.
Раздался громкий щелчок, и воздух в комнате сотрясла вибрация. За ней последовал взрыв, сорвавший дверь с петель. Вспышка яркого света осветила коридор.
Лежащий на полу Байрон раскинул руки в стороны и закричал:
– Не входите! Во имя всего святого, не входите! Это бомба!
Перед ним возникли силуэты двух мужчин. Одним из них был Джоунти. Другим – Эсбек, комендант здания, полуголый и злой.
– Бомба? – недоверчиво переспросил он.
Но Джоунти перебил его:
– Какого типа?
В руке его был бластер. Байрон ощутил нелепость ситуации.
Байрон сумел лишь пожать плечами.
– Ладно, – пробормотал Джоунти с рассеянным видом и обратился к коменданту:
– Будет лучше, если вы немедленно эвакуируете всех живущих в этом крыле общежития и перекроете коридоры. Я бы не советовал вам дожидаться наступления утра.
Потом Джоунти повернулся к Байрону:
– Радиус ее действия составляет не менее двухсот футов. Как она сюда попала?
– Не знаю, – ответил Байрон, вытирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот. – Если ты не возражаешь, я бы с удовольствием присел.
Он заметил, что его часы остались на столе, и ощутил дикое желание вернуться за ними.
В коридоре сновали разбуженные студенты. Они покидали свои комнаты.
– Идем со мной, – приказал Джоунти. – Будет лучше, если мы поскорее уберемся отсюда.
– Как ты оказался здесь? – спросил Байрон. – Только не сочти мое любопытство проявлением неблагодарности, ладно?
– Я звонил тебе. Никто не ответил, и я решил, что должен проведать тебя.
– Проведать меня? – Байрон попытался скрыть охватившую его тревогу. – Зачем?
– Чтобы предупредить о том, что твоя жизнь в опасности.
Байрон нервно засмеялся:
– Это я уже ощутил.
– Это была лишь первая попытка. Они предпримут и другую.
– Кто «они»?
– Не здесь Фаррилл, – возразил Джоунти. – Для этого мы должны уйти отсюда. Я хочу быть уверенным, что нас никто не слышит. Ты теперь под колпаком, и я должен заботиться о собственной безопасности.
2. Нить в пространстве
Комната отдыха была пуста; в ней царила темнота. Вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову заглянуть сюда в половине пятого утра. Но Джоунти выжидал, прислушиваясь к отдаленному шуму.
– Нет, – наконец решился он. – Мы не будем включать свет. Для того, что я хочу сказать тебе, он не нужен.
– За сегодняшнюю ночь я по горло сыт темнотой, – проворчал Байрон.
– Мы не будем закрывать дверь.
Спорить Байрону не хотелось. Он плюхнулся в ближайшее кресло, оказавшись лицом к тускло освещенному дверному проему. Теперь, когда все кончилось, на него навалилась смертельная усталость.
Джоунти тем временем занимался странным на первый взгляд делом: он подпер дверь своей модной тростью таким образом, что ее набалдашник освещался проникающим светом.
– Не спускай с нее глаз, – велел он. – Она даст нам понять, когда посторонний человек приблизится к двери.
Байрон вяло заметил:
– Мне совершенно не хочется играть в конспираторов. Если ты намерен что-нибудь сказать мне – говори. Я знаю, что ты спас мне жизнь, и завтра буду в состоянии высказать тебе мою благодарность. Но сейчас все, что мне нужно, – это немного выпивки и много отдыха.
– Я вполне понимаю твое состояние, – сочувственно произнес Джоунти, – но если я позволю тебе сейчас терять время на отдых, то последствия этого легкомыслия трудно себе представить. Мне хотелось бы объяснить тебе, что именно я имею в виду. Тебе известно, что я знаком с твоим отцом?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Байрон чуть было не подскочил в кресле. После паузы он сказал:
– Отец никогда не рассказывал об этом.
– Я был бы удивлен, если бы он стал рассказывать. Я был известен ему под другим именем. Кстати, ты что-нибудь знаешь о своем отце?
