Дэвид Вебер - Война и честь (Война Хонор)
— Интересно, сэр, как дела у адмирала Киркегарда в Маастрихте, — пробормотал коммандер Тиболт, стоя рядом с адмиралом Чоном на флагманском мостике корабля Флота Республики “Новая Республика” и наблюдая за тем, как Одиннадцатое оперативное соединение размещается на орбите вокруг единственной обитаемой планеты Тетис.
— Чего не знаю, того не знаю, — отозвался Чон и, полюбовавшись несколько мгновений сине-белой планетой на обзорном дисплее, расправил плечи и отвернулся.
Его внимание привлек другой дисплей. Тот, на который были выведены данные о потерях соединения.
Кроваво-красным цветом, что означало полное уничтожение, светилось название лишь одного корабля, и губы флаг-офицера изогнулись в мрачном удовлетворении. Терять корабль никому не хочется, равно как и людей, которые им управляют. Но после жестоких ударов, которые раз за разом наносили манти старому Народному Флоту, один тяжелый крейсер и семьдесят уничтоженных ЛАКов можно было считать ничтожной ценой за целую звездную систему. Не говоря уже о том, что манти лишились больше двух сотен своих ЛАКов, четырех тяжелых крейсеров и пары супердредноутов.
— Вообще-то, — сказал адмирал Тиболту, помолчав, — меня больше интересует, что происходит у Грендельсбейна и Звезды Тревора.
Глава 57
— Милорд, позвольте спросить, что вы думаете о послании премьер-министра Высокого Хребта? — вежливо осведомился Ниал МакДоннелл.
— Думаю, от необходимости держаться в рамках приличия давление у него подскочило настолько, что ожидаемая продолжительность его жизни сократилась лет на двадцать-тридцать, — весело ответил Хэмиш Александер. — Во всяком случае, очень хочется на это надеяться.
МакДоннелл улыбнулся. Сам он был родом с Грейсона, и служившие на Грейсонском флоте мантикорские офицеры порой приводили его в замешательство. Правда, графа Белой Гавани он мантикорцем уже почти и не считал, ведь Александер столько сражений провел бок о бок с грейсонцами, что стал для них своим — по крайней мере его приняли как своего. Больше всего МакДоннелла смущало то, что мантикорцы с ошеломляющей прямотой критиковали правительство Высокого Хребта. Разумеется, они говорили о премьер-министре, а не о своем монархе, но МакДоннеллу трудно было представить грейсонского офицера, который высказывался бы столь откровенно — и столь презрительно — о канцлере Протектора.
Не то чтобы кто-то из соотечественников МакДоннелла не соглашался с этой оценкой Высокого Хребта. Просто грейсонцы в массе своей были более... почтительны, чем большинство мантикорцев. У МакДоннелла это вызывало недоумение. В основе двойственности нынешней политической ситуации в Звездном Королевстве лежал контроль аристократии над теми, кто составлял исполнительную ветвь власти. От такой же политической системы, причем в более жесткой форме, страдал и Грейсон — до того, как “Реставрация Мэйхью” вернула монарху власть, прежде неуклонно слабевшую на протяжении нескольких поколений Протекторов. Но то глубокое почтение, с которым жители Грейсона всегда относились к своим землевладельцам, странным образом отсутствовало в менталитете мантикорцев.
Правда, граф Белой Гавани принадлежал к этой самой аристократии, что, возможно, и объясняло отсутствие у него врожденного уважения к ней.
— Не стану притворяться, что не разделяю ваших надежд, милорд, — сказал, помолчав, адмирал. — Но похоже, он решил представить ситуацию в наиболее выгодном свете.
— Вариантов у него не так много, — отметил Белая Гавань. — По правде сказать, я уверен, что это входило в расчеты Протектора Бенджамина. И хотя негоже обвинять Протектора во вмешательстве во внутриполитические дела союзника, думаю, он поставил Высокого Хребта в неловкое положение с заранее продуманным умыслом.
МакДоннелл взглянул на него вопросительно, и граф пожал плечами.
— Высокому Хребту остается лишь делать вид, что он одобряет действия Бенджамина. В любом другом случае он будет выглядеть как минимум беспомощным. Самое худшее случится, если относительно намерений хевов мы окажемся правы, а он — нет. Тогда он вообще предстанет полным и окончательным идиотом, если посмеет отрицать тот факт, что мы спасали его от его собственной глупости. Правда, — прибавил Белая Гавань с особенно нехорошей улыбкой, — если все-таки рванет, мы в любом случае выставим его идиотом.
МакДоннелл склонил голову. Граф говорил так, словно надеялся на атаку хевов, поскольку она нанесет удар по правительству Высокого Хребта. Но грейсонец понимал, что несправедлив. Граф, несомненно, не желал, чтобы республика Хевен возобновляла войну со Звездным Королевством. Но для графа война уже стала неизбежным фактом. В отличие от МакДоннелла, который всё ещё лелеял сомнения — несмотря на то, что предупреждение пришло от леди Харрингтон, — граф свыкся с идеей, что нападение хевенитов в любом случае произойдет. А поскольку он сделал всё от него зависящее, чтобы подготовиться к грозящей катастрофе, он готов был выискивать в ситуации любые светлые стороны.
А всё, что сулило сместить барона Высокого Хребта с его поста, следовало считать “светлой стороной”, признался себе МакДоннелл.
Грейсонец вновь обратился к флагманской голосфере “Бенджамина Великого”. Очень правильно, что сейчас именно он и Белая Гавань стоят на флагманской палубе этого корабля, подумал он. “Бенджи”, как любовно называли на флоте “Бенджамина Великого”, был флагманским кораблем Белой Гавани с того дня, как вступил в строй, и вплоть до завершения операции “Лютик”. “Бенджи” не было и восьми стандартных лет, но в его класс входило всего три корабля. Появление СД(п) класса “Харрингтон” сделало эту модель устаревшей, и МакДоннелл знал, что в Управлении Кораблестроения поговаривают об отправке его флагмана в утиль. Кошмарная идея... хотя, если подумать, определенная хладнокровная логика в ней имелась. Грейсон выбивался из сил, строя и поддерживая свой флот. Он не мог себе позволить сохранять корабли, пусть новые, пусть горячо любимые, но устаревшие.
Сам МакДоннелл надеялся, что Управление Кораблестроения все-таки выберет другой вариант и переоборудует бортовые пусковые установки “Бенджи”, приспособив их для многодвигательных ракет последнего поколения. Но принимать решение по этому вопросу предстояло не ему. А сейчас “Бенджамин Великий” находился там, где и следовало. От носа до кормы он был предназначен для выполнения функций командного корабля и располагал, пожалуй, лучшими в мире информационным центром и флагманским мостиком.
— Что бы ни думал на этот счет Высокий Хребет, — сказал Белая Гавань, подойдя ближе к МакДоннеллу и тоже устремив взгляд на голосферу, — у адмирала Кьюзак, кажется, нет никаких возражений, так ведь?
— Именно так, — согласился МакДоннелл, переводя взгляд с командного на вспомогательный дисплей, работавший в астрографическом режиме.
Терминал Звезды Тревора Мантикорской туннельной Сети находился ближе к планете, чем центральный терминал Сети к Мантикоре-А, но все же отстоял от нее почти на три световых часа. Даже при наличии мощных орбитальных фортов, сооруженных для защиты терминала само расстояние между единственной обитаемой планетой системы и терминалом представляло для адмирала Феодосии Кьюзак почти непреодолимую трудность.
Её Третий флот в одно и то же время мог находиться лишь в одном месте, в противном случае приходилось идти на крайне опасное рассредоточение сил. Теоретически форты могли отразить любое нападение на сам терминал. По большому счету называть их фортами было неправильно. Большинство людей при слове “форт” представляют неподвижное фортификационное сооружение, нечто громоздкое и привязанное к месту. Форты терминалов, конечно, были громоздкими, но не неподвижными — не совсем неподвижными. Их скорее можно было считать грандиозными досветовыми супердредноутами. Столь огромными, что низкое ускорение делало их абсолютно непригодными для маневренных операций, зато они были способны выполнять минимальные боевые маневры... и поднимать импеллерные клинья, представлявшие собой первую линию обороны любого военного корабля.
Но при всех своих колоссальных размерах, толстой броне и могучем вооружении они — как и “Бенджамин Великий” — конструктивно устарели. Их скорострельность в ракетном бою была ничтожна по сравнению со скорострельностью кораблей класса “Харрингтон”. Разумеется, если они успевали сбросить перед боем подвески, то могли выдавать колоссальные залпы — пока не заканчивались эти самые подвески. Или, другими словами, они могли стрелять до тех пор, пока никто не мог добить ракетами до подвесок, уязвимых для близких разрывов.
Когда СД(п) состояли на вооружении лишь у Мантикорского Альянса, об уязвимости подвесок никто не волновался. Во-первых, потому что ни один флот в космосе не обладал такой огневой мощью, как СД(п), и, во-вторых, потому что ни один флот в космосе не мог сравниться с дальнобойностью многодвигательных ракет Альянса. А стало быть, платформы фортов должны были разнести боевое построение любого противника задолго до того, как он подойдет достаточно близко, чтобы поразить оставшиеся платформы. Но флот, построенный Томасом Тейсманом, располагал СД(п). И эти супердредноуты, вполне возможно, сами располагали многодвигательными ракетами.
