Дэн Абнетт - Попутчик
— На данный момент самая горячая, — ответил Гек. — Без обмана. Приказ сверху — драться беспощадно. Мы собираемся выжить, и я ожидаю от вас, ублюдков, что вы не заставите меня выглядеть полным идиотом. Несколько месяцев вы каждый день долдонили мне, что хотите участвовать в реальном бою. Ну так давайте промычите опять, или я вобью в ваши задницы по заряженному ПАП-Двадцать. Итак, кто вы?
— Команда «Кило».
Гек приложил руку к уху: похоже, их ответ совсем не произвел на него впечатления.
— Кто?
— Команда «Кило»!
— Уже лучше. Так что, ловим удачу за хвост?
Они все склонили головы. Кто прижимал руку к сердцу, кто стискивал номерной знак. Послышалось жужжание нескольких сервомеханизмов.
— Бог моей личной веры, — произнес Гек. Остальные повторяли за ним. — Сохрани меня этим утром и во время всей операции, и сохрани моих товарищей из этого подразделения, даже если они, сукины дети, верят в другого бога. Помоги мне сохранить честь и мужество для защиты Администрации Поселения и Конституции Объединенного Общества. Аминь.
Аминь. И головы поднялись.
— Отправляемся! — скомандовал Гек, хлопнув в ладоши.
Он поднялся на ноги. У соседнего вертолета он заметил Ренна Лукаса, специалиста по операциям с полезной нагрузкой. Лукас разговаривал с бортинженером.
Вот оно. Он почувствовал, как забилось сердце. Лукас узнает его. И все кончено!
Лукас посмотрел в его сторону.
— Нестор! — окликнул он, сияя улыбкой и держа два пальца у брови в качестве приветствия. Затем он вернулся к своему разговору.
— Нужна помощь, Блум? — спросила Стаблер. Она уже стояла рядом с ним.
— Что?
— Твое лицо, — проговорила она.
Карин Стаблер. И он понял, что знает, как выглядит ее тело обнаженным.
— Со мной полный порядок, — ответил он.
— Ёлы, я надеюсь. Нес, растянул что-то?
— В смысле?
— Когда ты шел сюда, как-то странно немного припадал на левую ногу. Словно тебе трудно на нее ступать.
— Да нет, просто шнурки слишком сильно затянул.
— Но если у тебя что-то не так, ты же расскажешь мне? Я имею в виду, не так насчет меня.
— Обязательно!
Они легонько стукнулись кулаками. Затем она ущипнула его за правую ягодицу и ушла.
У каждого вертолета было собственное имя. Наземная команда техников наносила эти имена на нос машины при помощи небольшого трафарета. Во время обычных операций это было строго запрещено, потому что АП не хотела, чтобы в прессу просочились все эти сентиментальные глупости. Вертолет справа от них назывался «Куча дерьма», слева — «Иди на хрен» да еще и с картинкой кокетливой смазливой девчонки в чем мать родила. Вертолет команды «Кило» назывался «Пикадон». Под именем каллиграфическим почерком был выведен девиз: «Не спрашивай, сколько дерьма может дать тебе твоя страна, спроси, сколько ты можешь дать дерьма твоей стране».
Шум заполнил ангар, и все обернулись посмотреть. В бледно-голубом рассветном небе, которое виднелось в огромных, настежь распахнутых воротах ангара, внезапно появилась группа вертолетов: они набирали высоту и с шумом уносились прочь. Авиационное подразделение из соседнего ангара номер два. Солдаты и техники улюлюкали, хлопали в ладоши и свистели, когда видели эту стаю, удаляющуюся в сторону пыльно-голубого горизонта.
Вертолеты напомнили ему рой потревоженных жуков, с жужжанием взмывающих вверх с длинных травинок. Но они улетали не как безобидные мотыльки.
Но как сердитые, злобные черные хищники.
Способные ужалить.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сержант Цицеро рассказывал им сенсационные новости. Бойцы пробивались вперед сквозь гряды утренних дождевых туч, широких и плоских, и по корпусу вертолета проходила дрожь. Его сервосистема тут же замкнула замок, как только он просунул левую руку в ременную петлю на стене. Он не слышал тихого жужжания сервомеханизмов из-за шума моторов, а также и потому, что весь превратился в слух, внимая речи сержанта. Они только что провели проверку связи по военному безопасному каналу. В салоне не было центрального дисплея для инструктажа. И Цицеро перенаправлял визуальные материалы на их антиблики, выделяя нужное через свой сэлф при помощи стилуса.
Все эти действия он сопровождал ненужной болтовней об «угрозе со стороны военизированных отрядов». Его рассуждения, слишком пространные, чтобы быть полезными, однако, недвусмысленно обрисовали оппозицию. Пару раз он употребил слово «террорист», то самое, которого так упорно избегала АП в своих выступлениях и интервью СМИ. И дело даже не в дипломатичности, — это слово обостряло ситуацию. Дополнительный катализатор. Если бы удалось сделать так, чтобы его не употребляли, это вооружило бы их ораторским искусством массового уничтожения, к которому можно было бы прибегнуть впоследствии.
Сейчас же это было всего лишь рабочее выражение для поднятия воинского духа. АП дала согласие, чтобы это слово использовалось при проведении инструктажа. Слишком насыщенное для прессы, оно отлично подпитывало боевой дух солдат.
— Шоссе Ганбелт, — произнес Цицеро, отослав на их антиблики очередное изображение.
Съемки рельефа с орбиты в реальном времени и реальном цвете. Континентальная прибрежная дорога. Извиваясь вдоль континентального шельфа на протяжении двух тысяч миль, повторяя конфигурацию мысов и узких морских заливов, шоссе соединяло с помощью полудюжины перемычек Шейвертон с Антримом. Долгий и непростой маршрут, даже если передвигаться на роудлайнере, в кабине с кондиционером. Петляющая линия шоссе пересекалась тысячами высохших ручейков и радиально расходящихся трещин, спускавшихся от края кальдеры — углубления в жерле уже давно потухшего вулкана. С воздуха, с орбитальных станций шоссе напоминало пулеметную ленту.
— На перевале Айбёрн находятся, — говорил Цицеро, загружая следующую картинку, — метеорологическая станция, топливная база, океаническая обсерватория и садоводство. Выберите функцию «просмотр в нескольких проекциях» и побродите по окрестностям. Выполняйте. Это относится и к вам, Вальдес.
Вальдес тихонько фыркнул.
— Вальдес, как вы собираетесь показать им свою знаменитую первоклассную игру, если вы так невнимательны? — спросил Цицеро.
Раздался смех.
— Две ночи назад станция Айбёрн замолчала, хотя, возможно, это ничего и не значит, — продолжил Цицеро. — За последний месяц у нескольких прибрежных городов возникали проблемы со связью.
— Причина? — поинтересовался Кодел.
— Сезонное явление. Вспышки на солнце. Так нам говорят.
— Только нам? — спросил Джей.
— Трем командам. Нам, «Джульетте» и «Отелю».
Три машины в северной части вертолетного отряда откололись от основных сил минут за пять до того. В просветах между облаками за кормой по левому борту он мог видеть только «Джульетту» и «Отель».
Сидеть согнувшись было неудобно, двутавровая балка обшивки проходила как раз за спиной. От тряски все вибрировало, и от этой мелкой дрожи кожу покалывало. Внутри его все хлюпало каждый раз, когда геликоптер попадал в воздушную яму.
В салоне стояла странная тишина. Напряженная, словно там что-то растянули до последнего предела. Он чувствовал того, другого его, так же напряженного, словно это был анти-он, точно такой и все же противоположный, блокирующий каждый его порыв, каждое его желание, сводящий на нет каждое его движение. Говорить он не мог, и все же, когда ему удавалось заговорить, возникало ощущение, что это не его голос. И появлялось беспокойство, словно после эпилептического припадка. И еще — будто на нем одежда не по размеру. И еще — будто случился внезапный приступ, при котором нарушалось ощущение пропорций собственного тела.
При помощи сэлфа он набирал короткие тексты, которые передавались на внутреннюю сторону его антибликов — один знак зараз.
Дружище, надо, чтобы ты успокоился. Ты вызываешь у меня приступы тошноты.
Он подождал, затем стер сообщение.
Если причина в тебе, сделай что-нибудь. Прекрати. Расслабься или что-то другое. Если это независимый процесс, тогда нам придется отключиться, потому что мне не справиться с этим ощущением.
Опять стер. Затем услышал:
— Блум?
— Что?
Он посмотрел в ту сторону, откуда прозвучал вопрос.
— Нестор, сержант обращается персонально к тебе, — раздался в его наушниках резкий голос Гека. — Проснись, чтоб тебя!
— Извините.
Цицеро пристально смотрел прямо на него поверх оправы своих антибликов:
— Я хочу, чтобы подразделение «Кило-Один» охраняло метеостанцию. Вы справитесь с этим или вы слишком заняты разглядыванием видов за этим чертовым окном?
Цицеро не был закодирован, потому что он не ругался. «Чертово» — не крепкое словцо, и он употребил его только для того, чтобы придать вес сказанному.
