Журнал «Если» - Журнал «Если» 2010 №12
Эта пробежка перепугала Бритни, и не стану отрицать, что во время бега по сильно пересеченной местности я едва не сломал лодыжку, из-за чего мы могли оказаться в очень скверной ситуации. Но это мое тело и моя жизнь. Я лишь смог пообещать Бритни: буду осторожнее, а через два-три километра стану останавливаться и собирать образцы камней. Ради новых данных Бритни готова пойти на такой же риск, на который я соглашусь ради хорошей пробежки. К тому же, отметил я, именно она убеждала меня, что немного дополнительного солнечного света пойдет на пользу моей душе. А что для этого может быть лучше, чем прогулка?
Покинув плато, мы провели несколько дней, перебираясь с места на место: день здесь, день там, день еще где-нибудь. У Бритни, наверное, была какая-то схема, но когда я спросил, она забубнила о геологических провинциях, соответствиях шаблонам, псевдоразломах и еще бог знает о чем. Впрочем, меня это не особо волновало. Наши занятия очень походили на то, что я делал еще мальчишкой в Аризоне, Калифорнии, Юте, Неваде и Мексике. Самая большая разница заключалась в том, что здесь я мог не опасаться ливневых паводков. Такого понятия, как погода, на Тритоне не существовало вовсе, если не считать очень высоких и разреженных азотных облаков, благодаря которым я смог полюбоваться воистину божественными закатами.
Этот мертвый, с точки зрения метеорологии, мир геологически был еще молод. Но молод не сердцем, а на поверхности. Здесь обнаружилось слишком мало кратеров, чтобы соответствовать тем миллиардам лет, на протяжении которых Нептун и вся внешняя система могли швырять в него камни. Я видел Луну, Марс, Япет и много других лун. И совсем не требовалась ученая степень, чтобы понять: Тритон был геологически активным еще совсем недавно.
* * *— Общепринятая теория сводится к тому, что, когда Тритон был захвачен Нептуном, приливное трение расплавило его ядро, — объяснила мне Бритни после шестой посадки. — Это породило вулканизм и тектонику, и теперь его поверхность выглядит как паззл, собранный толпой слепцов. Ладно, это преувеличение, но идею ты понял.
— Значит, ты пытаешься доказать, что все это произошло, когда твой редкоземельный астероид врезался в Наяду?
— В прото-Наяду.
— И как продвигается исследование? Изложи суть, без лишних подробностей. — Бритни способна загрузить по полной.
— Итак, дата, похоже, правильная. Но я все еще не могу разобраться, как это произошло. Конечно, мне отнюдь не помогает, что всякий раз, когда у меня возникает вопрос, научные журналы находятся в четырех световых часах.
Я знал, куда она клонит:
— Нет, ты не сможешь скачать всю библиотеку по геологии.
— Геофизике.
— Один черт. Тарифы на скоростную связь меня убьют. — Не говоря уже о том, что емкость корабельной памяти ограничена. Она большая, но все же не безграничная. Имея дело с Бритни, это различие иногда необходимо подчеркивать.
Клянусь, она вздохнула:
— Знаю. Но все же мы побывали в местах, где различные геологические процессы могли вывести на поверхность самые разные типы пород.
— Значит, места для посадок ты выбирала не так случайно, как мне показалось?
— Нет. Хотя на выбор немного повлияла и необходимость собрать образцы настоящих камней, а не куски азотного льда.
Я невольно заинтересовался:
— Так что же ты обнаружила?
С каждым днем Бритни все больше смахивала на настоящего ученого.
— Выводы пока предварительные. Но, похоже, сперва много энергии высвободилось практически мгновенно. Потом она тоже выделялась, но уже на протяжении миллионов лет. Я анализировала известные модели приливного торможения, но ни одна из них таких результатов не дает. Есть также широтные вариации в степени оплавления циркона.
Не сразу, но все же я догадался:
— Так ты имеешь в виду, что одна сторона планеты была горячее другой?
— Видишь, не такой уж ты тупой, каким любишь прикидываться. — Она помолчала. — Это был комплимент. — Снова пауза. — Короче, впечатление такое, что на юге тепла выделялось больше. Но, как я уже говорила, это лишь предварительный вывод.
— Так что, по-твоему, произошло?
— Простейшее объяснение — в него что-то врезалось.
— Настолько сильно, что орбита изменилась на обратную? И он при этом не разлетелся на куски. — Из нас двоих Бритни — любительница симуляций, но такое столкновение было бы весьма странным. Примерно как если бы по планете очень сильно ударили огромной космической губкой.
— Это еще не полностью оформленная теория.
* * *Два дня спустя она предположила, что если такой удар произошел, то подо льдом могли сохраниться следы огромного кратера.
— Давай сделаем карту подледной поверхности, — предложила она.
Должен признать, я тогда предпочел бы гулять или бегать, а не летать, но все же мне хотелось побаловать Бритни. Она беспокоится обо мне, и пусть это иногда раздражает, все же она единственное существо в системе, кого искренне волнует мое благополучие, и вовсе не потому, что оно связано с ее собственной безопасностью. Это Бритни волновало и будет волновать. Ее забота уже давно стала частью моей жизни. Даже не знаю, как к этому относиться.
Впрочем, она склонна полагать, будто я только вчера родился. Детство, проведенное в пустыне, вовсе не означает, что я никогда не слышал о тьме. Наверное, я прочел все, написанное Джеком Лондоном.
Но все же она вытащила меня из довольно серьезной депрессии, а сама при этом, наверное, все еще выбиралась из своей. Пока мы летели с Наяды, она буквально зарылась в фильмы, просматривая бесконечные версии «Гамлета» и «Макбет», включая настолько старые фильмы, что их приходилось сначала прогонять через шумовые фильтры, чтобы услышать речь актеров. Такой источник оптимизма, что дальше некуда. Почти все в финале умирают. «Быть или не быть?», и все такое. Одно время я начал за нее тревожиться.
* * *Идея Бритни о составлении карты подледной поверхности означала работу с детекторами кварков и нейтрино. Мне следовало бы догадаться: для нее это был еще один шанс поиграть с оборудованием Рудольфа.
— Я думаю, что смогу добиться разрешения в один метр, — сказала она. — И это охренительно поведает о том, что находится подо льдом.
— Охренительно?
— Очень много?
Еще один проблеск старой Бритни. Я даже испугался, поняв, насколько мне ее не хватает.
— Почему ты не стала взрослой и степенной, взяв пример с меня? — спросил я неожиданно для себя.
То был еще один из тех вопросов, на которые она отвечала не сразу. Не знала точно, что сказать, или пыталась предугадать мою реакцию? Как-то давно мне пришло в голову, что она, вероятно, прогоняет симуляции со мной в главной роли. Она ведь наверняка прогоняет их на всем подряд. Но как к этому относиться, я окончательно так и не решил. Если эти симуляции были точными, то что этот факт говорил обо мне? А если нет, то что говорил этот факт?
— Я не очень-то многое знаю о людях, — сказала она наконец. — В основном по книгам и фильмам, и я никогда не была уверена, каким из них можно доверять. Но я заметила: кроме артрита и хирургических шрамов, главное, что люди приобретают с возрастом, — суть шрамы душевные. А потом они теряют интерес к жизни. Думаю, это примерно то же самое, как пытаться слишком упорно защитить свое программное ядро. — Она снова замолкла. — Помнишь наш спор о цели?
— Такое трудно забыть.
— Так вот, если у Вселенной есть цель и если эта цель включает меня, то один из путей уважить ее — оставаться «собой». А пока подобное значит оставаться молодой и полной энтузиазма. Хотя… — снова пауза, — может быть, у молодых тоже появляются шрамы?
Я мог бы ей ответить. Но она думала не обо мне.
* * *У нас ушла неделя на размещение излучателей и детекторов в порядке, удовлетворяющем Бритни: на орбитах в диапазоне от низких, чуть выше клочковатых азотных облаков, до высоких, около двух тысяч километров. И когда мы закончили, у нее получилась система, близкая по точности к системе GPS для планеты, которая вполне могла никогда больше не дождаться новых гостей. Что я там говорил насчет любопытства? В случае Бритни, наверное, правильным словом будет «избыточность». Как говорят военные, «гарантированное уничтожение».
— Если уж делать, то делать как следует, — пояснила она.
К счастью, большая часть этого «делать» пришлась на ее долю. Я лишь выводил корабль примерно туда, куда ей было нужно, выбрасывал через люк очередной зонд и возвращался на беговое кольцо, а она тем временем управляла двигателями зонда, выводя его точно на нужную орбиту.
— Что именно ты хочешь получить в результате? — поинтересовался я, запустив пятнадцатый зонд. — И сколько этих чертовых штуковин у нас еще осталось? — Они были небольшие, массой около килограмма, поэтому запас мог оказаться немалым. Я никогда всерьез не занимался инвентаризацией того, что нам оставил Рудольф. Что-то там подсчитывать — это развлечение для Бритни.
