Тимоти Зан - Дар Юпитера
Он направился в задний угол, где уже закипали кофеварка и чайник. Бросив взгляд на инженеров и убедившись, что все заняты своим делом, Фарадей подошел к нему.
Гессе заговорил первым.
— Прошу прощения, — сказал он, потягивая кофе. — Мне не следовало разговаривать с ними в столь резком тоне.
— Не стоит извиняться, — ответил Фарадей. — По крайней мере передо мной. Похоже, дела на Земле идут не слишком гладко?
Лицо Гессе заметно напряглось.
— Это еще мягко сказано. Совет Пятисот начинает проявлять нетерпение относительно «Подкидыша», полковник. В особенности та группировка, которая поначалу и проталкивала проект. И у меня создалось впечатление, что это нетерпение распространяется на нас с вами лично.
— Еще и двух лет не прошло, — заметил Фарадей, не в силах сдержать раздражение. По его наблюдениям, Совет Пятисот начал проявлять замаскированное нетерпение чуть ли не на второй день существования проекта. Эти политические игры уже надоели ему до чертиков. — Боже мой, ведь Рейми еще Подросток! Если они не в состоянии понять, что это долгосрочный проект, им нельзя позволять даже улицу переходить самостоятельно.
Гессе вздохнул.
— Думаю, это больше проблема политического давления со всех сторон. За последние несколько месяцев было множество вроде бы незначительных кризисов доверия, и у меня сложилось впечатление, что Совет Пятисот теряет поддержку. И не только на Марсе и Луне.
— Конечно, «Подкидыш» уже давным-давно утратил свою новизну в глазах общественного мнения, — заметил Фарадей.
— Как это обычно бывает с сенсациями подобного рода, — мрачно согласился Гессе. — В особенности если происходит что-то столь волнующее, как марсианские бунты.
Фарадей состроил гримасу.
— Типично для общественного мнения. Множество аргументов за и против. Я так понимаю, вы там были?
Гессе пожал плечами.
— Я проделал часть пути обратно вместе с советником Якамурой и присутствовал на паре заседаний его конфликтной комиссии. Никаких разговоров мы не вели, конечно.
— Я был удивлен, что Якамура не сделал в процессе своих разбирательств никаких заявлений относительно истинных целей «Подкидыша», — сказал Фарадей. — Или сделал, но они просто убрали это из новостей?
— Нет, он не сказал ни слова, — ответил Гессе. — В этом нет смысла на самом деле.
— Нет смысла? — с хмурым видом повторил Фарадей.
— «Подкидыш» — рискованное предприятие, имеющее не так уж много шансов на успех, — мрачно сказал Гессе. — Такие вещи вряд ли имеет смысл использовать как аргумент в деловых переговорах.
— И все равно, это могло бы разрядить ситуацию, — настаивал Фарадей. — Я имею в виду всю проблему перенаселенности в целом. В конце концов, наше решение этой проблемы гораздо дешевле, чем освоение Титана и Януса.
Гессе покачал головой.
— Вы рассуждаете с точки зрения отдаленной перспективы, а марсиане — нет. С их точки зрения, Совет готов выложить бешеные деньги на то, чтобы с превеликим трудом закрепиться на лунах Сатурна, вместо того чтобы помочь колониям, которые уже существуют.
— Не могу сказать, что я полностью не согласен с ними, — сказал Фарадей. — Сатурн — долгая история.
— Как и Юпитер лет тридцать назад, — напомнил ему Гессе. — Осмелюсь заметить, что идея создания здесь колоний и станций не пользовалась большой популярностью, когда все это начиналось.
— Не пользовалась, — вынужден был согласиться Фарадей. — Я хорошо помню, как начинали строить «Юпитер-Главный». По тому, как взвыли тогда Марс и Церера, можно было подумать, что их оставляют умирать с голоду на подножном корму. В особенности после того, как все исследования подтвердили, что никто в здравом уме не хочет жить так далеко от Земли.
— А теперь в секторе Юпитера живет почти полмиллиона человек. — Гессе криво улыбнулся. — И за то же время популяция на Марсе более чем утроилась. Что-то многовато для умирающих с голоду.
— У марсиан все еще есть веские аргументы, — сказал Фарадей. — Чем дальше мы уходим, тем дороже обходятся новые владения. Совет Пятисот, может, и в самом деле поступил бы разумнее, если бы получше обустраивал то, что мы уже имеем, а не стремился создавать все новые и новые поселения. Взять хотя бы сектор Юпитера. Сколько тут еще неосвоенного пространства?
— Все правильно, — согласился Гессе. — Но жизненное пространство — это лишь часть истории, полковник. Человечеству необходимо осваивать новые места — чтобы было куда стремиться его самой беспокойной, амбициозной части.
— И куда можно отсылать тех, кто не дает спокойно жить остальным? — многозначительно спросил Фарадей.
Даже сквозь вновь обретенный Гессе земной загар было хорошо видно, как он покраснел.
— В какой-то степени так оно и есть, — признал он. — Однако соль в том, что Солнечная система заканчивается на Плутоне и дальше нам уже ничего не светит. Если Рейми не сумеет выяснить… — Он покачал головой.
— Сумеет, — заверил его Фарадей. — Если вообще существует способ сделать это, он сделает.
— Надеюсь, вы правы.
Фарадей перевел взгляд на мерцающие мониторы. Да, мысленно произнес он. Я тоже надеюсь.
Глава 7
Рейми еще ни разу не приходилось сталкиваться с таким сильным давлением, какое ощущалось в нижней части Уровня Три. Зато здесь было заметно теплее и обнаружились новые съедобные растения.
Но лучше всего, по крайней мере в данный момент, было то, что он находился здесь один. В том смысле, в каком для него это было возможно, конечно.
— Не слишком разумно опускаться в одиночку на такую глубину. — Тигралло, естественно, никуда не делся, держась, как обычно, на таком расстоянии, что Рейми едва различал его. — И как раз сегодняшний день следовало бы провести в обществе остальных.
— Они даже не заметят моего отсутствия, — отрывисто бросил Рейми, уходя еще дальше на глубину.
Прочь от стада, от Малышей, Подростков и других Юношей.
И главное, прочь от Драсни.
— Совсем скоро они запоют Песнь Перемен, — напомнил ему Тигралло.
Как будто Рейми нуждался в напоминании.
— Я уже слышал ее. Дважды.
— Но ты никогда не слышал, как ее поют для тебя, — сказал Тигралло.
— Я все равно стану взрослым, споют они ее или нет, — ответил Рейми. — Кроме того, у меня нет матери, которая спела бы мне эту Песнь. Мне придется слушать ее от чужих.
— Вряд ли они тебе чужие, — с укором сказал Тигралло. — По крайней мере, так не должно быть.
— Да знаю я, знаю, — проворчал Рейми. Тигралло вечно одолевал его разговорами о том, что
надо больше времени проводить со стадом.
— Я просто пытаюсь убедить тебя в том, — мягко сказал Защитник, — что очень многие с радостью споют эту Песнь для тебя. Для тебя и других Юношей, у которых нет семьи.
Рейми ударил хвостом.
— По доброй воле — может быть. Но не с радостью. По крайней мере по отношению ко мне.
— Ты знаешь, что это неправда, — сурово сказал Тигралло. Ударом хвоста он заставил себя приблизиться к Рейми. — Дело не в Песне, а, Манта? Есть что-то еще.
Рейми отвернулся от него; внутри у него все рвалось от противоречивых чувств, словно целая стая пакра сражалась друг с другом за кусок падали.
— Ничего, — сказал он. — Мне просто хочется сегодня побыть одному, вот и все.
Он попытался улизнуть от Тигралло, но из этого ничего не вышло.
— Дело в Драсни? — спросил Защитник.
Драсни. Рейми яростно забил хвостом. Драсни. Милая, неуклюжая, заботливая, легкомысленная, трепещущая, безумно раздражающая, сияющая Драсни. Половину времени она сводила его с ума, а вторую половину он едва мог выдержать разлуку с ней.
И, несмотря на все свои усилия, он не мог перестать думать о ней.
— Она в порядке. — Он постарался сказать это как можно небрежнее. — Только уж очень надоедливая.
Тигралло молчал, но Рейми, повернувшись к нему спиной, ощущал движение воздуха — это Защитник бил хвостом. Рейми не осмеливался взглянуть на Тигралло и потому не мог понять, что именно выражало это движение. В теперешнем своем настроении он меньше всего хотел, чтобы его собственный личный Защитник смеялся над ним.
— Может быть, — сказал наконец Тигралло, и Рейми, несмотря на свою повышенную чувствительность, не уловил в его голосе ни усмешки, ни снисходительности. — А может, и нет.
— Хочешь сказать, что я лгу?
— Ни в коем случае, — спокойно ответил Тигралло, не принимая вызова. — Возможно, за ее поведением стоит нечто большее, чем ты думаешь. — Он снова забил хвостом. — Как тебе известно, прошло не так уж много лет с тех пор, как я сам был Производителем.
— Я не Производитель, — сказал Рейми. — Пока нет.
— Песнь Перемен — просто формальность. Физически ты, конечно, уже больше не Юноша.
