Адмирал Империи 16 (СИ) - Коровников Дмитрий
— Так, ну что, вы закончили, пани? — Вишневский строго посмотрел на Алексу, все еще копошащуюся и что-то заполняющую у себя в планшете.
Та перевела на меня заговорщический взгляд:
— Еще несколько минут, — ответила она. — Заканчиваю настройку…
Таким образом, доводя до исступления поляков, моя помощница продолжала выигрывать для нас драгоценные минуты. Собравшаяся в аудиенц-зале толпа начала скучать, нам в спину полетели усмешки и свист.
— Васильков, если ты это задумал для того, чтобы просто оттянуть неизбежное, — усмехнулся Мариуш, слыша реакцию своих «моряков», — то, ничего, кроме жалости к тебе после этого я уже не испытываю…
— Очень легкомысленно с ваше стороны, пан-адмирал, — я неожиданно перестал улыбаться, как делал все время до этого.
Вишневский тоже посерьезнел, видя мою реакцию.
— Как желаешь умереть, быстро и безболезненно или медленно и в мучениях? — спросил он, снова выходя вперед и активируя свою саблю.
— Если можно, то хотелось бы помучаться, — честно признался я.
Мариуш злорадно улыбнулся и кивнул в ответ. Толпа в сотни две глоток, видя, что происходит, взревела от предвкушения схватки.
Наконец, настало время начать поединок, оттягивать дальше было бессмысленно, поляки, могли психануть и просто перебить меня с Алексой и Кузьмой Кузьмичом, как котят. Поэтому я следом за Вишневским занял позицию посередине арены и также активировал свою саблю. Клинки осветили пространство холодным ультрамариновым светом, тихо шипя напряжением во внезапно опустившейся на отсек тишине.
— Ну что, Васильков, вот и пришла пора тебе узнать цену польскому клинку! — пафосно выкрикнул Мариуш и резко первым атаковал, пытаясь нанести мне рубящий удар в голову.
Я каким-то чудом успел увернуться от этого резкого удара. Сабля Мариуша рассекла воздух совсем рядом с моей шеей.
Собравшиеся на просмотр телешоу восторженно ахнули, в толпе послышались аплодисменты и возгласы одобрения, похоже, не моей быстрой реакции, а скорости, с которой действовал польский командующий. Этой самой скорости удивился и я сам, когда вслед за первым ударом от Вишневского последовала в мою сторону целая серия агрессивных выпадов — в бедро, плечо, бок. Мариуш явно хотел показать себя перед своими подчиненными и поэтому, не давая мне опомниться, атаковал и атаковал.
Я же лихорадочно отступал, уворачиваясь и блокируя его выпады. Иногда пытался перейти в контратаку, но Мариуш тут же гасил ее, вновь заставляя меня отступать и закрываться в глухой обороне. Клинки наших сабель мелькали ярко-синими вспышками, создавая видимость настоящего файер-шоу, глухой звук стали смешался с шипением плазмы, дыхание поединщиков с криками ярости и азарта окружавшей помост толпы…
Схватка продолжалась уже двадцать пять минут, я знал точное время потому, как постоянно смотрел на таймер. Как правило, поединки такой интенсивности и ярости заканчивались минут за пять, редко за десять. Сейчас же мы дрались почти полчаса, и никто из наблюдавших за нами не мог с уверенностью сказать, чьей победой закончится эта сумасшедшая схватка.
Поначалу, когда адмирал Вишневский кидался на меня с яростными кавалерийскими наскоками, вроде как было понятно, кто из нас искуснее владеет холодным оружием. Все это время я вынужденно отступал, прекрасно читая наперед все действия соперника и копя силы для контратаки. Я уклонялся и блокировал каждый удар, выискивая уязвимое место в защите поляка, более того, находя эти самые бреши, но не используя момента, а снова отходя назад и закрываясь в обороне…
Напоминаю, мне нужны были эти минуты, которые постепенно превратились с учетом нашего прибытия на авианосец, дотошной проверки Алексы всех систем и нашего с Вишневским бесконечного поединка, в целый лишний час, час который мог спасти мои корабли и моих космоморяков…
Я снова проигнорировал удобный момент для контрвыпада и отступил на несколько шагов, уклоняясь от очередной атаки противника. Шла тридцать восьмая минута поединка, все бы ничего, но внезапно на меня будто атмосферным столбом начала наваливаться дикая усталость, я вдруг почувствовал острую боль в руках и ноге, тут же проверяя, не пропустил ли ударов от моего соперника.
Но, нет, Вишневский, хоть и сильно для этого старался, был тут не причем. Я понял, что действие стимуляторов, которыми меня напичкал перед полетом на авианосец наш начмед, просто начало заканчиваться, отсюда эта дикая слабость и боль. Плюс дыхание начало сильно сбиваться, а в ушах начали звенеть колокола. Надо заканчивать с этим ряженым павлином, пока в крови еще остались стимуляторы, — подумал я и ринулся на своего противника, собирая в кулак последние силы и рассчитывая довольно-таки легко пробить защиту поляка.
Я пошел вперед и провел целую комбинацию ударов, настолько молниеносных, что я сам еле успевал за ними следить, благо отклик пневмоприводов моего скафандра был моментальным. Однако, к своему изумлению, ни один из моих ударов не достиг цели, Мариуш показал себя в обороне настоящим профессионалом, применив против моей атаки так называемую зеркальную защиту — абсолютно симметричные ответы на удары, полностью повторяющие мои действия.
Сразу после этого Вишневский контратаковал и резким ударом сверху снова попытался раскроить мне голову. Я парировал его саблю, остановив светящийся плазменный клинок поляка в сантиметре от своего лица. Между тем я все сильней чувствовал слабость. Рана на ноге отзывалась острой болью и начала сковывать мои движения.
Не давая противнику отдышаться, я снова перешел в наступление, понимая, что сил у меня осталось всего лишь на одну атаку. Поэтому я наседал и наседал на Мариуша, нанося один удар за другим. Тот едва успевал парировать мои выпады, снова применив тот же прием зеркальной защиты, и в этом он допустил ошибку. Спровоцировав Вишневского ложным замахом справа, и дождавшись соприкосновения наших клинков, я тут же вложил всю силу руки и пневмопоршней запястья в удар сверху — вниз, выбив оружие из его руки.
В следующее мгновенье моя сабля уже разрезала пластины доспеха моего соперника, чертя разорванную «линию» вдоль всего скафандра Мариуша. Вишневский каким-то чудом сумел отскочить назад мне буквально секунды не хватило, чтобы располовинить польского адмирала на две части, слишком массивными оказались нагрудные пластины его лат. Но, ничего, оружия у него все равно нет, так что…
Тут я снова вспомнил, что пока рано убивать Мариуша, и пока я медлил с решением, что же делать, поляк не растерялся и крикнул одному из своих секундантов, чтобы тот бросил ему свою саблю, так как оружие самого Вишневского лежало у моих ног и он не мог до него дотянуться. Офицер из команды «Короля Владислава» оказался начеку и тут же передал саблю своему командующему.
По залу прошел шепот явного недовольства увиденным, поляки хоть и ненавидели нас и меня в частности до глубины души, но явно были недовольны нарушением правил поединка. Однако открыто выступить против своего адмирала никто из присутствующих не осмелился, поэтому поединок продолжился…
Краем глаза я увидел движения Кузьмы Кузьмича и Алексы, еле сдерживающихся, если можно применить такое выражение в сторону робота и полуробота, которые после действий секунданта Вишневского, подошли к двум его помощникам и встали с ними рядом, чтобы впредь предупредить подобные финты с их стороны…
— Неплохой ход, только не очень честный! — выдавил из себя я, стараясь перевести дыхание.
— Зато, эффективный, — огрызнулся Мариуш, становясь с защитную позицию.
Я обрушил на Вишневского град колющих ударов в высоких линиях, заставив его отступить к краю арены. Казалось, еще чуть-чуть и я зажму этого выскочку в угол. Однако пан-адмирал в очередной раз выкрутился — ловко ушел от моей атаки нырком вперед, и сделал он это несмотря на то, что его скафандр, а именно приводы остова его лат были мною перед этим перерезаны и уже не действовали.
Я не понял, как он это сделал. Только если… Я более внимательно присмотрелся к его расширенным зрачкам, и тут меня осенило, что не только я один хитрозадый, вколовший в себя перед боем лошадиную дозу допинга, но и мой оппонент не отстает и также употребил некие препараты, иначе с чего бы такая нечеловеческая выносливость?
