К. Терина - Ыттыгыргын
В путь!
В разрушенной ходовой рубке сам собой проворачивается вентиль продувки. Открываются заслонки на цистернах балласта, выпуская ненужный теперь флогистон.
Айзек недоумённо оглядывается на происходящее. Тряска. Лёгкость в груди. Эйфория. Айзек закрывает глаза, и его личная реальность продолжает движение по собственной траектории. Доктору Айзеку Айзеку – как и всякому человеку на пароходе – осталось только одно мгновение. Но в это мгновение он проживёт целую жизнь – человеком, который выполнил своё предназначение. Таково милосердие Кэле.
«Бриарей» поднимается в эфир.
Едва пароход покидает изнанку, чёрный лёд принимается пожирать всё на своём пути. Жадно оплетает тела доктора Айзека Аязека, капитана Удо Макинтоша, мёртвой Аяваки, пассажиров, Мозеса, умкэнэ…
Огромная чёрная тень каракатицы отрывается от «Бриарея», растёт, закрывая собой звёзды. Замирает как будто в раздумьях, оглядывается на агонирующий пароход. Оставить его медленно умирать под гнётом безумия чёрного льда или…
Сегодня на обед у Кэле весь Млечный Путь. А «Бриарей» будет маленьким аперитивом.
Кэле возвращается.
27. Капитан Удо Макинтош разрушает воскыран
Макинтош открывает глаза. Он снова лежит на снегу. Рядом нетерпеливо расхаживает медведь. Смотрит на Макинтоша хмуро и, судя по всему, едва сдерживается, чтобы не проучить капитана как следует.
Увидав, что Макинтош проснулся, медведь уносится прочь. Останавливается в сотне ярдов и тотчас бежит обратно, набирая скорость. На последнем участке – ярдов за десять до стены – медведь ловко разворачивается – и боком врезался в стену, поднимая облако пыли.
Медведь смотрит на Макинтоша так, что иного толкования нет: твоя очередь, капитан.
Макинтош обходит часовню по кругу. Уродливая, построенная наспех, но крепкая – её и тремя такими медведями не прошибёшь, не то что одним капитаном.
Макинтош хватается руками за плющ. Тянет его, рвёт, отбрасывает. Пробует расшатать освобождённый камень. Снова рвёт плющ, снова пробует. Ладони кровоточат, но Макинтош не останавливается. Медведь – сообразительный! – рвёт плющ зубами.
Внутри яростно бьётся о стену птенец. Волнуется. Помогает.
Проходит целая вечность – и вот один из камней под давлением рук Макинтоша подаётся, немного сдвигается внутрь. В этот самый момент наступают сумерки.
Макинтош оборачивается. Горизонт затянут чёрным. Чёрные щупальца ползут к ним – по небу, по земле, по воздуху.
Из-под ног Макинтоша начинает расти и сковывать стену новый плющ – на этот раз чёрный. Ледяной.
Ну уж нет.
Макинтош топчет его, рвёт, убивает. Макинтош кричит и рычит – не хуже медведя. Стучит кулаками по камням – не чувствуя боли. Бьёт в стену плечом. Ногами. Медведь вновь начинает врезаться в часовню с разбега. С каждым разом бежит он всё медленнее.
Напрасно. Часовня стоит, и всё плотнее обступает её чёрный плющ. И небо, и земля вокруг – сплошной чёрный лёд.
Макинтош готов уже отчаяться, опустить руки, лечь и ждать – смерти своей или мира, – когда замечает Цезаря. Пёс просто появляется рядом, будто всегда был здесь. Подставляет огромную лобастую голову под капитанову руку. Бьёт мощной механической лапой по подножию часовни. И от этого удара раскалывается камень, и трещина – всё шире и шире – ползёт, ветвится, змеится. Летят куски камня, тает ледяной плющ.
28. Капитан Удо Макинтош покидает своё тело
За мгновение до смерти всего «Бриарея» Макинтош проснулся от ледяного сна. Он чувствовал как лёд пробирается в его тело, студит, сковывает кровь, рвёт на части душу.
Птенец лихорадки сделался хозяином в его теле. Безжалостно царапал когтями, выбираясь из тесного плена. Тянул Макинтоша за собой, направлял его взгляд, принуждая смотреть, как изнанка вселенной, самая глубокая, самая чёрная, выбирается в эфир, разливается по нему чернильным пятном.
В огромном обзорном иллюминаторе видно было, как одна за другой гаснут звёзды. Макинтош посмотрел в противоположном направлении, затем вверх – и увидел ту же картину: чудовищная тень укутывала «Бриарей» со всех сторон.
Людей не стало. Их место заняли мёртвые статуи, обречённые целую вечность изображать одну и ту же эмоцию.
Подчиняясь неожиданному импульсу, Макинтош рванулся вперёд и обнаружил в себе невиданную лёгкость. Движения его сделались порывистыми, словно был он ветром. Странная, неуместная эйфория наполнила его и требовала немедленных решительных действий: взлететь, взорваться, радоваться, кружить.
Макинтош обернулся.
На него смотрело усталое, равнодушное лицо. Его собственное. Так же, как и все был он скован льдом.
Неожиданно Макинтош расхохотался. Он не был больше мрачным капитаном, самым чёрствым из британцев. Он не был больше птенцом, запертым в клетке. Его не держали больше крепкие замёрзшие стены души сына Ийирганга.
Он стал Кутхом.
Луораветланская космогония Млечного Пути
Старики рассказывают:
Кутх создавал звёзды, Кэле пожирал их, и не было конца-краю этому круговороту. Устал Кутх. Великая битва началась между ним и Кэле. Никак не мог один победить другого.
Тогда Кутх – ловкач и обманщик – сделался энэр21, маленькой звёздочкой, и Кэле проглотил его.
Спрятался Кутх внутри Кэле, впитал всю его силу и плотность, отчего вырос неимоверно. Кэле же стал маленьким и жалким, обернулся пустотой, бездной.
Что делать с Кэле?
Кутх так придумал: отделил изнанку от Млечного Пути, скомкал её, измял и выбросил. Там, на изнанке, Кэле остался, мёртвый, пустой.
И Кутху несладко пришлось. Понял Кутх, что истратил своё время до капли, стал смертным.
Кутх мудр.
Закурил трубку, вдыхая звёзды, а выдыхая туманности. Прозрел Кутх: нужна душа человеческая – увирит…
Позвал Кутх сыновей – Ийирганга и Савиргонга, стал выбирать.
У Ийирганга душа яркая, беспокойная, полна своими заботами, не вмещается туда Кутх. Да и крепка больно, если уж застрянет там, будет беда.
Зато у Савиргонга душа мягкая, просторная, а внутри – тишина и безмятежность. Хорошо там, уютно.
Так и живёт с тех пор, Кутх, в детях Савиргонга. Умирает и рождается снова.
Следит, чтобы Кэле с изнанки не выбрался.
Ставит ловушки.
Охотится.
29. Кутх улыбается
Мир сдвинулся с мёртвой точки. Со скрежетом, нехотя, разгоняется его турбина, всё быстрее крутятся шестерёнки, гремят поршни, хрипит пар в раскалённых трубах.
«Бриарей» мал, меньше даже, чем мёртвая душа капитана Удо Макинтоша. Но Кутх не спешит его покидать. Выжидает.
Гаснут одна за другой звёзды, скрытые тенью. Медленно приближается чёрная дыра – Кэле. Тянет в себя, хочет проглотить маленький пароход.
Не зная, что вместе с ним проглотит и Кутха.
Глупый жадный Кэле.
Каждый раз попадает в ту самую ловушку.
Кутх улыбается.
Скрипят колёса вселенной.
Время идёт по кругу.
30. Удо Макинтош просыпается
Удо Макинтош открыл глаза и обнаружил себя в привычном, до последнего штриха знакомом сне.
Это была тёмная прохладная комната, огромная, неуместная в тесной каюте маленького парохода.
Рядом, закинув на Макинтоша ногу, спала юная жена – Марта. Дыхание её было чуть сиплым и Макинтош забеспокоился, не простыла ли девочка в этой безумной гонке по Млечному Пути. В комнате пахло лавандой – с вечера Марта жгла ароматическую палочку.
Пароход «Клио» дрейфовал в эфире. По лёгкой вибрации понятно было, что котлы разогреваются, готовые нагнетать флогистон в цистерны. Должно быть, кочегары уже забрасывали уголь в топку. У Дьюринга не было ни единого томми на борту, во всех работах заняты были исключительно люди. Прошелестели шаги за дверью – ночная вахта сменялась дневной.
Макинтош вдохнул воздух и почувствовал его вкус. Сладкий, живой. Такого не бывало с ним наяву двенадцать лет и ни разу не случалось во сне.
Неужели?
Он попробовал приподняться и замер, не веря. Получилось.
Ни разу, сколько видел он этот кошмар, не удавалось ему даже пальцем шевельнуть. Но сейчас всё было иначе. Макинтош ощутил невероятную свободу и лёгкость. Непредрешённость.
Высвободившись из объятий Марты, он первым делом зажёг лампу. Взял часы с прикроватной тумбочки: до погружения «Клио» полчаса. Он успеет.
Нежно поцеловал Марту в плечо, стал одеваться.
Жена зашевелилась, проснулась, сонным голосом спросила:
– Что-то случилось?
Макинтош почувствовал тёплое покалывание в груди. Впервые за многие годы сердце его было по-настоящему живо.
– Ничего. Просто приснился дурной сон. Ты спи, я скоро вернусь.